– На что же?
– Он стал играть на бирже. Когда в середине шестьдесят первого Хэмнеры обосновались в Лос-Анджелесе, они снимали крохотную квартирку за девяносто долларов в месяц, а отец семейства ездил на стареньком «шевроле» пятьдесят второго года выпуска. К концу шестьдесят второго, всего через шестнадцать месяцев, Эд-старший ушел с работы, и они приобрели собственный дом в Сан-Хосе. Мистер Хэмнер разъезжал уже на новеньком «тандерберде», а миссис Хэмнер – на «фольксвагене». Понимаешь, закон запрещает маленьким детям находиться в казино Невады, а запретить играть на бирже им никто не может.
– Ты хочешь сказать, что Эд… что он… Да ты с ума сошла, Элис!
– Я ничего не хочу сказать. Разве только что он знал, чего хотелось его отцу.
Я знаю, чего тебе хочется.
Элизабет показалось, будто Эд прошептал эти слова прямо ей в ухо, и она невольно вздрогнула.
– На протяжении следующих шести лет миссис Хэмнер не раз лечилась в психиатрических лечебницах. Судя по всему, от нервных расстройств. Однако детективу удалось разговорить одного санитара, который заявил, что она страдала психозом. Она утверждала, что ее сын – подручный дьявола. В шестьдесят четвертом году она пыталась его убить и ударила ножницами. Она… Лиз! Лиз, что с тобой?
– Шрам, – пробормотала та. – В прошлом месяце, когда открывали университетский бассейн, мы решили сходить поплавать. У него на плече большой шрам… вот здесь! – Она приложила руку чуть выше левой груди. – Он сказал… – К горлу подступил комок, и она молчала, пока приступ не прошел. – Он сказал, что упал на ограду из кольев, когда был маленьким.
– Мне продолжать?
– Продолжай. Какая теперь разница?
– В шестьдесят восьмом году его мать выписали из очень дорогой психиатрической клиники в Сан-Хоакин-Вэлли. Они втроем поехали отдохнуть и решили остановиться перекусить на площадке для пикника на высоком обрыве над морем возле сто первой автострады. Эд-младший вылез из машины и пошел собирать дрова для костра, а мать, сидевшая за рулем, помчалась прямо на сына, видимо, собираясь задавить его насмерть. Он увернулся, а машина с родителями сорвалась с крутого обрыва в море. Оба погибли. Эду-младшему тогда было почти восемнадцать, и он унаследовал миллион долларов в ценных бумагах. Через полтора года он уехал на восток, где и поступил в университет. Вот и все.
– Больше никаких семейных тайн?
– Лиз, разве этого мало?
Элизабет поднялась с кресла:
– Теперь понятно, почему он избегает разговоров о семье. А тебе-то зачем понадобилось ворошить прошлое?
– Ты слепа, – сказала Элис, глядя, как подруга надевает пальто. – Ты к нему собираешься?
– Да.
– Потому что любишь?
– Потому что люблю.
Элис подошла к ней и схватила за руку.
– Да перестань напускать на себя оскорбленный вид и подумай ! Эду Хэмнеру подвластно нечто, о чем можно только мечтать. С его помощью отец выигрывал в рулетку и разбогател на биржевых спекуляциях. Похоже, этот парень способен добиваться желаемого силой мысли. Может, он – экстрасенс и обладает даром предвидения. Я не знаю. Ведь есть же люди, наделенные таким талантом. Лиз, а тебе не приходило в голову, что он заставил тебя влюбиться?
Лиз медленно повернулась к Элис:
– В жизни не слышала ничего более абсурдного!
– Правда? Он дал тебе вопросы теста по социологии, а отцу говорил, на что ставить в рулетке. Он никогда не изучал социологию и не сдавал по ней экзаменов. Я проверяла! Он пошел на это, чтобы ты обратила на него внимание. Ни больше ни меньше!
– Замолчи! – закричала Лиз, закрывая уши.
– Он знал вопросы теста. Знал, когда погибнет Тони. Знал, что ты полетишь домой на самолете! Он даже точно знал, когда именно стоит снова появиться в твоей жизни, и дожидался октября.
Элизабет отпрянула и распахнула дверь.
– Пожалуйста, – не унималась Элис. – Прошу тебя, послушай! Я не знаю, как ему это удается. Сомневаюсь, что он сам понимает. Может, он и не хочет причинить тебе вреда, но уже делает это! Он знает все твои желания, и поэтому ты, как тебе кажется, его полюбила. Но это вовсе не любовь, Лиз, а настоящее насилие!
Элизабет хлопнула дверью и бросилась по ступенькам вниз.
Она успела на последний автобус, отправлявшийся в город. Снег усилился, и автобус, похожий на жука-инвалида, с трудом пробирался через заносы на дороге. В салоне сидело всего шесть или семь пассажиров, и Элизабет устроилась сзади, пытаясь привести мысли в порядок.
Сигареты с ментолом. Фондовая биржа. Он знал, что ее мать часто называли Диди. Маленький мальчик сидит в первом классе на задней парте и не сводит глаз с жизнерадостной девочки, – я знаю, чего тебе хочется .
Нет, нет и еще раз – нет! Я люблю его!
Разве? Или ей просто нравилось быть с человеком, который всегда заказывал нужное ей блюдо, водил в кино на интересный ей фильм и всегда хотел только того, чего хотелось ей самой? А может, он, как обычное зеркало, просто отражал ее желания и показывал то, что ей хотелось увидеть? Подарки, которые он дарил, всегда были желанными. Когда вдруг неожиданно похолодало и ей понадобился фен, кто ей подарил его? Эд Хэмнер, конечно! Сказал, что случайно увидел его на распродаже и купил. Понятно, что она обрадовалась!
Но это вовсе не любовь, а настоящее насилие!
Элизабет вышла на пересечении Мейн– и Милл-стрит, ветер тут же вцепился в лицо колючими когтями. Она невольно зажмурилась, и автобус, урча двигателем, отъехал. Через мгновение красный свет его габаритных фар скрыла снежная пелена.
Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой одинокой.
Эда не оказалось дома.
Минут пять Элизабет стучала в дверь, не зная, как поступить. Она вдруг сообразила, что понятия не имеет, как проводит время Эд и с кем он общается, когда они не вместе. Она просто никогда об этом не задумывалась.
Не исключено, что сейчас он поднимает ставки в покере, чтобы купить очередной фен.
Вспомнив, где Эд держал запасной ключ, она решилась и, привстав на цыпочки, пошарила рукой над дверью. Ключ действительно оказался там: она задела его пальцем, и он со звоном упал на пол.
Элизабет подняла его и вставила в замочную скважину.
В отсутствие Эда квартира казалась нежилой и напоминала театральные декорации. Элизабет всегда удивляло, как человек, совершенно не обращавший внимания на свой внешний вид, мог содержать свое жилье в образцовом порядке – хоть снимай на обложку журнала. Как будто Эд специально обставил квартиру не для себя, а для нее. Но это, конечно, полная глупость. Или нет?
Она вдруг почему-то вспомнила, как ей понравилось кресло, в котором она здесь смотрела телевизор или занималась. Оно было ей в самый раз – совсем как в сказке про девочку и трех медведей. Не слишком мягкое и не слишком жесткое. Такое, как нужно. Впрочем, как и все прочее, что у нее ассоциировалось с Эдом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});