Читать интересную книгу Опыт воображения. Разумная жизнь - Мэри Уэсли

Дверь в квартиру Феллоузов была открыта; оттуда послышался стон — кому-то стало плохо: „О Господи! О Господи!“ Джулия узнала голос Джанет. Она нажала на кнопку выключателя, но лампочки на лестнице не зажглись. Темные ступени освещались лишь слабым отблеском от полосни света, падавшей из двери Эддисонов. Джулия поднималась с большой осторожностью. Прислонившись к стене, на площадке Эддисонов сидела и пила кофе увлеченная беседой парочка. Когда Джулия перешагивала через их вытянутые ноги, они даже не подняли на нее глаза. Лампочка на площадке верхнего этажа тоже не зажигалась, так что пришлось искать ключ и отпирать дверь на ощупь. Когда она уже вставляла ключ в замок, вдруг откуда ни возьмись из темноты возник мужчина, который схватил ее и крепко прижал к себе. От него сильно пахло алкоголем и табаком.

— Попалась, Джулия Пайпер! — прохрипел он. — Долго же я тебя ждал!

— Прочь! — Она рванулась и ударила его локтем в живот.

— Постой! Постой… Ууух! Ты… Ууух! Боже! Проклятая собака! Убери ее!

Вбежав в квартиру, она с силой захлопнула за собой дверь, прислушиваясь к сбивчивым удалявшимся шагам. Веселый скулил и глухо рычал. Вдоль всей его спины, от головы до хвоста, вздыбилась шерсть.

— Я еще вернусь! — донесся снизу хриплый вопль.

Когда Джулия открывала банку собачьих консервов, у нее дрожали руки, и она порезалась об острый край. Подержав палец под струей холодной воды, она немного успокоилась.

— Любой здравомыслящий человек на моем месте обратился бы к соседям за помощью, — пробормотала она. — А я не могу.

Она смотрела, как, сердито рыча и глотая куски, ела собака. Потом села на тахту и долго сидела, глядя на дверь и вслушиваясь.

Позже она приготовила кофе, заставила себя поесть и вместе с Веселым вышла из дома. Было обеденное время. У компании появились признаки второго дыхания, и гулянка, похоже, вступала в новую фазу. Кто-то крикнул:

— А где были вы, когда убили Кеннеди?

„Входи всяк, кто мучается и обременен, и отдохнешь здесь“, — было написано черными печатными буквами на красной табличке. Она уже проходила когда-то мимо этой церкви. А может быть, то была другая церковь, но с такой же табличкой? Она не остановилась и продолжала идти быстро, чтобы не замерзнуть. Толпы людей высыпали после утренней мессы из часовни Бромптон. Люди торопливо спускались по лестнице, торопясь попасть скорее домой — на рождественский обед. На часовне не было никаких табличек и объявлений, и она поднялась по ступеням и дошла почти до дверей, но тут у нее сдали нервы, она повернулась и быстро сбежала вниз. Миновав музей Виктории и Альберта — наглухо, конечно, закрытый, — она протащилась по Экзибишен-роуд до парка, где наконец смогла посидеть и дать отдохнуть ногам. Отдых, однако, не мог продолжаться долго, поскольку на улице все холодало и надо было двигаться, чтобы не замерзнуть. Пройдя по кривой дуге мимо Альберт-холла обратно, она вдруг увидела еще одну церковь и вспомнила о той, где она сидела в теплоте свечей и где съела бутерброд, а священник не ругал ее за это. Но до нее слишком долго добираться. Может быть, ее не прогонят отсюда?

Решившись, Джулия толкнула дверь и сразу окунулась в теплоту. Она с удовольствием села на скамью, а пес устроился у ее ног.

Тут же в их сторону направился высокий церковный служитель в черном одеянии.

— Это церковь, — надменно произнес он. Слова его, казалось, лениво падали вниз, неохотно переползая через жирный двойной подбородок, над которым нависал тонкий, длинный нос. — Сюда нельзя приводить собак.

С первого же взгляда Джулия почувствовала к нему антипатию, которая только усилилась после его слов.

— Но это тихая, хорошая собака, — сказала она, — и никому не помешает.

— Однако она не поводырь, — настаивал служитель, — а исключения касаются только собак-поводырей.

— За ней нет никаких грехов. — Джулия мысленно посчитала, сколько у служителя подбородков — один, два, два с половиной.

— К тому же она еще и без поводка. Вы должны вывести ее отсюда.

— А зачем же тогда пишут „входи всяк, кто мучается и обременен, и отдохнешь здесь“? — Джулия продолжала сидеть.

— На нашей церкви вы такого рода таблички не найдете, — сказал служитель, явно оскорбившись.

— Это почему же?

— Такие таблички вешают на церквях других вероисповеданий. Так вы намерены убрать отсюда собаку или нет? — Он нетерпеливо дернулся в своей сутане, и Джулия отчетливо разглядела острые бугорки его костлявых коленок.

— Он безгрешен, — упрямо повторила она. Изнеможение делало ее неуступчивой.

— Вы так считаете, — сказал служитель и повысил голос: — Знаем мы таких! Вон!

— Каких это „таких“?

— А таких, которые, погрязши в грехах, любят порассуждать о Боге. Вон, говорю я вам, вон!

Поднимаясь со скамьи, Джулия сказала со вздохом:

— О Боже! У меня остается только последнее средство.

— И нечего угрожать Ему! — сердито воскликнул служитель. — Вон отсюда! — Он проводил их до двери и собственноручно закрыл ее за ними.

ГЛАВА 24

Стоя в багажном отделении у карусели, Сильвестр ждал, когда на ней появятся его чемоданы. Возвращение в Лондон оказалось нелегким — без конца откладывались и отменялись рейсы. Сильвестр очень устал; тело болело от долгого сидения; он страдал от несварения желудка и отчаянно хотел спать.

— Вот вам и „счастливого Рождества“! — раздраженно воскликнул стоявший рядом пассажир, а его спутница устало сказала:

— Сегодня, мне кажется, уже День подарков, а может быть, даже и воскресенье. О! — обрадовалась она. — Вон наш чемодан. Хватай его, пока он снова не исчез! — Она быстро нагнулась, так что волосы закрыли ей щеки, и схватила чемодан. Зевавший и машинально наблюдавший за ней Сильвестр отметил, что она была натуральная блондинка, правда не такая неестественно светлая, как женщины Братта. Их высветленные почти до белизны головы напоминали коконы шелковичных червей. И что это нашло на него, что он решил приударить за Салли? Мало того, что от нее воняло, как от Цилии, у нее даже волосы были ненатуральные! Наклонившись, чтобы выхватить из карусельного потока один из своих чемоданов, он с отвращением заметил, что в спешке он неаккуратно закрыл его, и из разрыва молнии торчали трусы — такие же, какие он оставил в постели Салли.

— Бьюсь об заклад, что они не только измазаны в грязи, но и разорваны, — воскликнул он. — Покупайте в магазинах „Брукс Бразерс“!

Занятая вылавливанием чемоданов девушка — она была явно проворнее своего компаньона — с удивлением взглянула на него. А она довольно простенькая, подумалось ему, и он тут же забыл о ней, переключив все внимание на поединок с чемоданной молнией и запихивание внутрь вызывающе торчащих трусов. По ходу дела он заметил, что они, как он и предполагал, разорваны до состояния полнейшей негодности.

Толкая перед собой к выходу тележку с багажом, он решил не связываться больше с Браттом, предоставив это удовольствие Джону. Однако, подумал он, подзывая такси, он бы с удовольствием написал предисловие к его эпохальной книге.

— Что у нас сегодня — Рождество или День подарков? — спросил он водителя, усаживаясь в такси.

— Уже воскресенье. — Шофер был крупного телосложения, брюнет, но не такой, каких Братт называет „цветными“.

— Я хотел бы остановиться на минутку у магазина ковровых изделий в Чисвике, — сказал Сильвестр. Он говорил с водителем через разделявшую их стеклянную перегородку, так что приходилось почти кричать. — Это нам почти по дороге.

— Наверное, закрыто, а? — Водитель свернул на шоссе М4 и нажал на педаль акселератора.

— Владелец живет в том же доме, над магазином, так что стоит попробовать, — прокричал Сильвестр.

— Как хотите, — равнодушно ответил водитель.

Находясь все еще под впечатлением от разговоров с Браттом, Сильвестр спросил:

— Вы верите в социальную инженерию?

— А что это такое?

— Холокост индейцев.

— Ничего не знаю об этом.

— А о еврейском холокосте знаете? — не отставал Сильвестр.

— Ну, это история, не так ли? Вроде крестоносцев. Вам следует почитать Г.-Дж. Уэльса, чтобы иметь об этом правильное представление.

— Вы слушаете Алистера Кука? Он говорит, что таксисты знают буквально все.

Водитель рассмеялся:

— Не все. Где этот ваш магазин ковров?

Сильвестр объяснил.

— Он, конечно же, закрыт, — сказал водитель и включил радио, положив тем самым конец пустым разговорам.

Сильвестр опустил стекло в дверце, и в машину ворвалась струя ледяного воздуха. Она порадовала его, так же как и низкие, предвещающие дождь облака. Он радовался, что снова дома.

Такси мчалось по шоссе, которое в это время было почти пустым. Сильвестр вспоминал свои прошлые возвращения. Когда они поженились, Цилия сказала, что всегда будет его встречать, однако в первый же раз ее не оказалось в аэропорту. Он разволновался, предполагая, что она заболела или что с ней произошел несчастный случай, и бросился к телефону. Трубку подняла Цилия.