Читать интересную книгу Русские песни и романсы - Антология

А. И. Полежаев

Песнь пленного ирокезца

Я умру! На позор палачамБеззащитное тело отдам!    Равнодушно они    Для забавы детей    Отдирать от костей    Будут жилы мои!    Обругают, убьют    И мой труп разорвут!

Но стерплю! не скажу ничего,Не наморщу чела моего!    И, как дуб вековой,    Неподвижный от стрел,    Неподвижен и смел    Встречу миг роковой    И, как воин и муж,    Перейду в страну душ.

Перед сонмом теней воспоюЯ бесстрашную гибель мою.    И рассказ мой пленит    Их внимательный слух,    И воинственный дух    Стариков оживит;    И пройдет по устам    Слава громким делам.

И рекут они в голос один:«Ты достойный прапрадедов сын!    Совокупной толпой    Мы на землю сойдём    И в родных разольем    Пыл вражды боевой;    Победим, поразим    И врагам отомстим!»

Я умру! На позор палачамБеззащитное тело отдам!    Но, как дуб вековой,    Неподвижный от стрел,    Я недвижим и смел    Встречу миг роковой!

Между 1826 и 1828

И. И. Веттер

Иртыш

Певец младой, судьбой гонимый,При бреге быстрых вод сидел,И, грустью скорбною томимый,Разлуку с родиной он пел:    «Шуми, Иртыш, струитесь, воды,    Несите грусть мою с собой,    А я, лишенный здесь свободы,    Дышу для родины драгой».

Для родины, для сердцу милой, —Я в них все счастие имел,В кругу родных, всегда любимый,Где радости одни я пел.    «Шуми, Иртыш, струитесь воды…» и т. д.

Теперь поёт одну разлукуСудьбой расторгнутых сердецИ грусть свою вверяет звукуУж не на родине певец…    «Шуми, Иртыш, струитесь, воды…» и т. д.

Умолк — и вежды окропились,Как блеклый лист живой росой,И струи вод соединились,Как с перлом, — с чистою слезой.    «Шуми, Иртыш, струитесь, воды,    Несите грусть мою с собой,    А я, лишенный здесь свободы,    Дышу для родины драгой».

(1828)

Н. М. Языков

Пловец

Нелюдимо наше море,День и ночь шумит оно;В роковом его простореМного бед погребено.

Смело, братья! Ветром полный,Парус мой направил я:Полетит на скользки волныБыстрокрылая ладья!

Облака бегут над морем,Крепче ветер, зыбь черней;Будет буря: мы поспоримИ помужествуем с ней.

Смело, братья! Туча грянет,Закипит громада вод,Выше вал сердитый встанет,Глубже бездна упадёт!

Там, за далью непогоды,Есть блаженная страна,Не темнеют неба своды,Не проходит тишина.

Но туда выносят волныТолько сильного душой!..Смело, братья! Бурей полный,Прям и крепок парус мой.

1829

М. А. Бестужев

* * *

Что не ветр шумит во сыром бору,Муравьёв идёт на кровавый пир…С ним черниговцы идут грудью стать,Сложить голову за Россию-мать.И не бурей пал долу крепкий дуб,А изменник-червь подточил его.Закатилася воля-солнышко,Смертна ночь легла в поле бранное.Как на поле том бранный конь стоит,На земле пред ним витязь млад лежит.«Конь! мой конь! скачи в святой Киев-град;Там товарищи, там мой милый брат…Отнеси ты к ним мой последний вздохИ скажи: «Цепей я нести не мог,Пережить нельзя мысли горестной,Что не мог купить кровью вольности».

Между 1829 и 1834 (?)

А. В. Тимофеев

Свадьба

Нас венчали не в церкви,Не в венцах, не с свечами;Нам не пели ни гимнов,Ни обрядов венчальных!    Венчала нас полночь    Средь мрачного бора;    Свидетелем были    Туманное небо    Да тусклые звезды;    Венчальные песни    Пропел буйный ветер    Да ворон зловещий;    На страже стояли    Утёсы да бездны,    Постель постилали    Любовь да свобода!..

Мы не звали на праздникНи друзей, ни знакомых;Посетили нас гостиПо своей доброй воле!    Всю ночь бушевали    Гроза и ненастье;    Всю ночь пировали    Земля с небесами.    Гостей угощали    Багровые тучи.    Леса и дубравы    Напились допьяна,    Столетние дубы    С похмелья свалились;    Гроза веселилась    До позднего утра.

Разбудил нас не свекор,Не свекровь, не невестка,Не неволюшка злая;Разбудило нас утро!    Восток заалелся    Стыдливым румянцем;    Земля отдыхала    От буйного пира;    Весёлое солнце    Играло с росою;    Поля разрядились    В воскресное платье;    Леса зашумели    Заздравного речью;    Природа в восторге,    Вздохнув, улыбнулась…

21 февраля 1834

М. Ю. Лермонтов

Узник

Отворите мне темницу,Дайте мне сиянье дня,Черноглазую девицу,Черногривого коня!Я красавицу младуюПрежде сладко поцелую,На коня потом вскочу,В степь, как ветер, улечу.

Но окно тюрьмы высоко,Дверь тяжёлая с замком;Черноокая далекоВ пышном тереме своем;Добрый конь в зелёном полеБез узды, один, по волеСкачет весел и игрив,Хвост по ветру распустив…

Одинок я — нет отрады:Стены голые кругом.Тускло светит луч лампадыУмирающим огнём;Только слышно: за дверямиЗвучномерными шагамиХодит в тишине ночнойБезответный часовой.

Февраль (?) 1837

Соседка

Не дождаться мне, видно, свободы,А тюремные дни будто годы;И окно высоко над землей,И у двери стоит часовой!

Умереть бы уж мне в этой клетке,Кабы не было милой соседки!..Мы проснулись сегодня с зарей,Я кивнул ей слегка головой.

Разлучив, нас сдружила неволя,Познакомила общая доля,Породнило желанье одноДа с двойною решеткой окно;

У окна лишь поутру я сяду,Волю дам ненасытному взгляду…Вот напротив окошечко: стук!Занавеска подымется вдруг.

На меня посмотрела плутовка!Опустилась на ручку головка,А с плеча, будто сдул ветерок,Полосатый скатился платок.

Но бледна её грудь молодая,И сидит она долго вздыхая,Видно, буйную думу тая,Всё тоскует по воле, как я.

Не грусти, дорогая соседка…Захоти лишь — отворится клетка,И, как божий птички, вдвоёмМы в широкое поле порхнём.

У отца ты ключи мне украдёшь,Сторожей за пирушку усадишь,А уж с тем, что поставлен к дверям,Постараюсь я справиться сам.

Избери только ночь потемнее,Да отцу дай вина похмельнее,Да повесь, чтобы ведать я мог,На окно полосатый платок.

Март или апрель 1840

Ф. Б. Миллер

Погребение разбойника

В носилках похоронныхЛежит боец лесов,И шесть вооружённыхСуровых удальцовСреди лесов дремучихБезмолвные идутИ на руках могучихТоварища несут.

Носилки их простыеИз ружей сложены,И поперёк стальныеМечи положены.На них лежит сражённыйРазбойник молодой,Назад окровавленнойПовиснув головой.

В минуту жаркой битвыСразил его свинец —И кончил дни ловитвыБестрепетный боец!Сочится кровь из раныПо лбу и по вискамИ в них струёй багрянойБежит по волосам.

Он грозно сдвинул брови,Храня надменный вид,Но взор под слоем кровиВрагам уж не грозит.Он правою рукоюСдавил свой острый мечИ с ним, уставший с бою,В могилу хочет лечь.

Меч этот быстро, меткоУдары наносил,И сбиров он нередкоКак молния разил;Теперь, звуча, влачитсяОн вслед за мертвецом:Как слезы, кровь струитсяХолодная по нем.

И в миг борьбы жестокойСо смертью роковойОн пояс свой широкийСхватил другой рукой;Ремни его колетаРазрублены висят,Два длинных пистолетаЗа поясом блестят.

Так спит он, охладелый,Лесов угрюмый сын,В кругу ватаги смелой,Средь тёмных Апеннин!Так с ним они печальноИдут в глуши леснойДля чести погребальной.Но вот кричат им: «Стой!»

И наземь опустилиНосилки с мертвецом,И дружно приступилиРыть яму вшестером.В воинственном уборе,Как был он завсегда,Без гроба, на простореКладут его туда.

Засыпали землею…«Прости, лихой собрат!»И медленной стопоюИдут они назад.Но чу! — сторожевогоСвисток раздался вдруг…Ватага в лес — и сноваБезмолвно всё вокруг.

1846

А. Н. Плещеев