олигарх, и на лице у него промелькивает какое-то даже саркастическое выражение. – Вы нам вроде бы не совсем чужой…
Обритый – тот просто ухмыляется. И я понимаю, он в курсе – насчёт камеры, которая висела за картинами в нашем гнёздышке на Таганке. Возможно, он эту камеру и организовал.
Что делать? – думаю я. – Заигрываться – нельзя. Дело зашло далеко. Все игры имеют свои пределы. В сущности, они правы: на этом уровне – я слишком малая величина. Ты хотел взять всю эту шантропу за горло. Отчасти это удалось, а дальше…
– Думай, милый, думай, – кивает обритый. – Ты, конечно, парень лихой, но мы ведь не одни в этом мире. У нас есть матери, дети, любимые женщины. Так что не будь эгоистом…
– И вообще, надо сотрудничать, – говорит олигарх и опять с сожалением смотрит на журнальный столик. – Всегда найдутся сферы, где умные люди будут друг другу полезными.
– Давай, Дима, колись, – торопит обритый. – Рассказывай. Всё, как на духу…
– Ладно, – говорю я. – Дело было так…
И я начинаю озвучивать непротиворечивую версию событий, которая складывается у меня в голове прямо сейчас, что называется, с колёс.
– Так ты решил держать на крючке и своего начальника? Силён, – то ли одобряет, то ли удивляется моей беспринципности обритый.
– Вы не искренни, Дима, – говорит олигарх. Он внимателен, у него мышь не проскочит. – Люба мне всё рассказала. Вы же от неё узнали про Шарм…
Да, продолжаю я, ко мне попала информация из двух источников. И я попытался что-нибудь извлечь из этой ситуации. Но не вышло. Я не смог снять номера в отеле, который меня интересовал, а по приезду оказалось, что вблизи всё не так просто, как из Москвы. Я подозревал, что вы, Главный и олигарх, съехались не просто так, за всем этим стоит что-то очень важное, – но, увы, мне ничего не удалось разнюхать.
Мои гости переглядываются. Обритый пожимает плечами, олигарх поднимается из кресла.
– Ладно, Дима, – говорит он. – Надеюсь, у вас нет никакого камня за пазухой.
– Нет, – говорю я и даже поднимаю руки с открытыми ладонями.
Гости идут в прихожую. А бугай выходит на лестничную площадку.
– А мои бумаги? – спрашиваю я.
– Тебе их вернут, – отвечает обритый. – Чуть позже. Терпение.
Он ещё не знает, что терпение не входит в список моих добродетелей.
Я прощаюсь с гостями. Я даже протягиваю им руку – на прощанье.
Они смотрят на мою протянутую руку с удивлением. Удивляться есть чему.
Во-первых, я нарушаю всякие правила субординации, потому что первым сую свою руку старшим – и по возрасту, и по социальному статусу. Так не принято в приличном обществе. Каждый сверчок должен знать свой шесток – назубок.
Во-вторых, лезть со своей рукой в ситуации, когда твоя судьба, а то и жизнь висит на волоске, – глупо, это какой-то вызов.
– Понятно, – говорю я и опускаю руку. – Итак, распределение ролей в уставном капитале…
И я перечисляю участников закрытого акционерного общества с условным названием «Шарм-эль-шейх».
Мои гости снова переглядываются.
– Сумасшедший… – говорит олигарх. Он в растерянности.
– Точно, псих, – подтверждает обритый. – Ну и что с ним делать?
– А как ему это удалось? – спрашивает олигарх, глядя на меня.
– Понятия не имею, – отвечает обритый, тоже глядя на меня.
Ответ приходится не по вкусу олигарху. Он хмурится, сопит. А я гляжу на них обоих. Гляжу во все глаза. Это – моя минута торжества.
– Может, какая-нибудь новейшая аппаратура? – спрашивает олигарх. – Или редактор? Или эта его девка?
– Нет, – говорит обритый. – Девка не в курсе, она просто трахается за карьеру. А вот чего этот парень ищет?..
– Что ты добиваешься, Дима? – спрашивает олигарх.
– Двести пятьдесят тысяч, – объявляю я.
Эти слова соскакивают с моего языка непроизвольно. Ещё две минуты назад, когда я шёл в прихожую провожать высоких гостей, – я ничего подобного не планировал, я собирался их выпроводить, а затем всё обдумать. Ведь они правы, я отвечаю не только за себя, я отвечаю и за других.
Но эта рука… Чёрт меня дёрнул подавать им руку на прощанье! А они тоже хороши. Могли бы пожать мою честную журналистскую руку. И тогда ничего бы не случилось, и все спали бы сегодня спокойно. И я, и они.
– Двести пятьдесят? – переспрашивает олигарх.
– Неужели долларов? – добавляет обритый.
– Конечно, – говорит олигарх. – Дима по мелочам не играет.
– А ты знаешь, сколько стоит убрать человека, который путается под ногами? – обращается ко мне обритый. – Знаешь?
– Я догадываюсь, – отвечаю я. – Наверное, тысяч пятьдесят.
– Максимум, – говорит обритый. – Но это за птицу высокого полёта.
– А вы какого полёта? – спрашивает олигарх. – Орёл? Или так… воробушек. Бряк, бряк, бряк?..
Они смотрят на меня с любопытством. Теперь – отступать поздно. Слово вылетело, дело сделано. Отступать – терять лицо. А у меня кроме лица – ничего за душой. Да и душа – ох как непрочно держится в теле…
– Видите, – говорит олигарх. – Не сходится. Экономика не сходится. Какой смысл платить много… и без гарантии, что проблема не возникнет вновь.
– Ты понимаешь, воробушек? – спрашивает обритый.
– Двести пятьдесят, – говорю я. – Иначе меня не будут уважать мои собратья по шантажу.
Олигарх удручённо качает головой, а обритый изучает меня с какой-то весёлой оторопью.
– Я должен подумать, Дима, – говорит олигарх. – Давайте договоримся… Вы ничего не предпринимаете до завтрашнего вечера. То есть, до утра послезавтра. Хорошо?
Помешкав только секунду, я киваю в ответ: хорошо.
И они уходят.
А я стою и думаю: как же так получается, что задумываешь одно, а выходит совсем другое? Я ведь хотел, видит бог (или кто-то другой), – я хотел прекратить эту так далеко зашедшую игру. Хотел – а что вышло?
RAV-4. Славная смерть
Я всегда чувствую приближение хозяина. Он ещё в подъезде, а я уже готовлюсь: поигрываю подвеской, подсасываю топливо из бака, проверяю проходимость электрических линий.
Вот и сейчас я почуял его движение по лестнице и начал морально себя настраивать на работу, как вдруг во двор въезжает игривая «Маздочка» и становится неподалёку.
Я приветствую землячку, а из неё появляется очень изящная блондинка, и я сразу догадываюсь, что это тот самый ангел с карими глазами. С ней у моих ребят – хозяина и Александра с Цветного бульвара – общий роман. Общий в том смысле, что – непонятно, кто из них её любит, а кто – с нею спит. Заигрались мужики.
Но это не нашего механического ума дело.
Выходит блондиночка, оглядывается. Нервничает – это даже такому «тормозу», как я, понятно. Поддернула брючки, тряхнула головой и – к подъезду. А дверь-то распахивается, вылетает хозяин и в своём фирменном стиле, на широком шагу – ко мне.
И вот он ко мне летит, а справа – Нурали возникает со своей метлой. А слева – блондиночка. И в одну секунду они все вдруг останавливаются и вертят головами, словно пытаются понять, кто третий лишний.
– Что? – быстро спрашивает хозяин у Нурали, а лицо у него