Я еще раз поблагодарил его и уверил, что все мною виденное и слышанное произвело на меня глубокое впечатление. Теперь только я могу сознательно приступить к осмотру лаборатории и начинаю понимать более ясно все, что я видел раньше здесь, в Долине Новой Жизни.
… Я не стану описывать подробно все то, что я увидел в лаборатории. Скажу только, что впечатления были крайне противоположны. С одной стороны, меня поразили вид и устройство лаборатории, все эти инструменты и аппараты, остроумие, с которым они были изготовлены, аккуратность и быстрота работы многочисленного персонала. С другой стороны, меня что-то угнетало. Я даже не могу сказать точно, что именно. По-видимому, меня давила мысль, что здесь так грубо насилуется мать-природа. Чем больше я об этом думал, тем более мне казалось, что она должна каким-то путем наказать дерзких.
Петровский предложил осмотреть так называемый animal's incubatory, где произрастают таким же образом, как и люди, различные необходимые для Долины Новой Жизни животные, но я поблагодарил его и решительно отказался.
Я вышел из этого здания с ощущением тяжести в голове, полной усталости, которая бывает всегда, когда осмотр чего-нибудь серьезного, требующего напряжения, затягивается слишком долго.
Петровский передал меня в распоряжение одного из местных жителей, номер его я не помню, а также не знаю его прозвища, — который повел меня в расположенные по соседству громадные многоэтажные дома. Здесь воспитывались полученные из инкубаториев младенцы.
Эти приюты отличались чистотой, благоустройством и всевозможными приспособлениями, имеющими такое большое распространение в этой стране.
Вскармливание младенцев производилось искусственным путем, обычными таблетками и питательными смесями.
Дети более старшего возраста воспитывались в зданиях, расположенных дальше и окруженных сплошным садом. Здесь я мог видеть юные поколения различных возрастов, оглашающие воздух громкими криками, упражняющиеся в гимнастике, в спортивных играх или просто играющие. Все они отличались завидным здоровьем, держали себя с обычной серьезностью, достоинством, мало гармонирующими с их возрастом и с их препровождением времени. Они вели себя совершенно как взрослые.
Обратный путь к станции тюба мы сделали через сад и прошли мимо высокого круглого строения, возвышающегося наподобие башни. Мой провожатый, указывая на него, сказал, что это — главная лаборатория Куинслея, где он занимается своими опытами вместе с Крэгом и многочисленными помощниками, и что доступ туда посторонним строго воспрещен.
Башня эта напоминала собой скорее тюрьму, чем лабораторию, так как все окна, находившиеся очень высоко над землей, имели толстые железные решетки, а плоская крыша была обведена каменными зубцами. Что-то мрачное и таинственное, казалось, витало над этим зданием.
Когда я поинтересовался, какие именно опыты производятся здесь, мой спутник ответил:
— Насколько я знаю, в этой лаборатории производилась вся подготовительная работа, результатом которой явились инкубатории и культура органов и тканей, а также искусственное оплодотворение и гибридизация животных, в том числе скрещивание человека и обезьяны, и, наконец, здесь были сделаны попытки воспроизвести особые человеческие индивидуумы, обладающие различными усовершенствованными органами, сообразно с тем видом работы, к которой они предназначались. Так, здесь был выработан особый тип человека с непомерно развитыми руками и ногами. Это достигалось введением в организм растущего эмбриона большого количества секрета мозгового придатка, эффект был подобен тому, что наблюдается в случаях болезни — так называемой акромегалии. Сам я никогда не был допущен в эту лабораторию и ничего не знаю о том, что производится в ней в настоящее время.
Я поспешил выйти из сада и поблагодарить моего любезного провожатого и отправился по тюбу домой, в Колонию.
Этот день навсегда остался у меня в памяти. Все виденное и слышанное давило меня какой-то тяжестью, и я чувствовал себя несчастным. Ночью мне снились кошмары; Куинслей представлялся в виде громадного паука, высасывающего кровь из тысяч детских тел, запутавшихся в нитях бесконечной паутины. Тут же видел я мадам Гаро, которая бросилась на паука и была схвачена его цепкими лапами.
Я вскрикивал, просыпался и снова впадал в забытье, чтобы увидеть опять те же кошмары.
Проснулся я с болью в голове и чувствовал себя таким разбитым, что не мог отправиться на службу.
Мой слуга вошел ко мне с пакетом в руках.
— Сэр, вы должны расписаться в получении этой бумаги.
Это было официальное уведомление, подписанное Шервудом, о признании моих заслуг на постройке Большой дороги.
Конечно, моя работа оставалась та же, я не получал никаких материальных выгод, но все же я был польщен.
За истекшее время я не мог пустить в ход всех своих изобретений, тем не менее я опроверг слова Куинслея Старшего, который сказал мне на приеме, что мои изобретения не имеют большого значения. «Макс Куинслей не даром заплатил свои денежки», — говорил я себе.
Прошло не более двух часов, как передо мной снова предстал мой слуга. В его руке я опять увидел запечатанный пакет.
«Бог мой, — подумал я, — три месяца я не получал ни одной бумаги, а сегодня меня решили бомбардировать какими-то официальными сообщениями».
Я быстро вскрыл пакет и прочел:
«Сим извещается, что вы 27 декабря сего года распоряжением Макса Куинслея переводитесь с постройки Большой дороги на постройку шлюзов. За получением дальнейших инструкций необходимо обратиться в мое управление. Шервуд».
Что это такое? Повышение по службе, последствие признания моих заслуг? Но ведь таким образом моя работа прерывается в самом начале, и почему распоряжением Макса Куинслея? Нет, нет, здесь дело не в заслугах. Шервуд отлично понимает это и поэтому ссылается на распоряжение Макса Куинслея. Но почему же тогда нужно Максу снять меня с работы на Большой дороге? Ясно чтобы удалить от Американского сеттльмента. Проклятый аббат выследил меня и донес.
Каждая моя поездка в Долину Большой дороги будет выдавать мое намерение, и во всяком случае посещение мадам Гаро будет сильно затруднено.
Такие мысли проносились у меня в мозгу, и я начал подозревать, что, может быть, это только начало преследований, которым подвергнусь я, а, возможно, и моя несчастная соотечественница.
Я спрятал полученное распоряжение в карман, оделся потеплее, так как к моему чувству недомогания присоединилась нервная дрожь, и отправился к Карно и Мартини. Они только что возвратились со службы и собирались отдохнуть после обеда, когда я зашел за ними. Мой вид, по-видимому, произвел на них впечатление. Они, не говоря ни слова, последовали за мною.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});