Однако Феодосия не последовала за ним. Просто не в ее правилах было следовать примеру старших. Когда истерические вопли затихли и последние фонарики погасли, девчонка даже обрадовалась. Вот она, долгожданная свобода, мерещившаяся во сне и наяву! Если ради этого должен погибнуть мир, то и черт с ним!
Бушующий поток вскоре иссяк, и Феодосия попыталась ощупью добраться до какого-нибудь сухого места, но напоролась на утопленника и от страха едва не сомлела. Она вообще боялась мертвецов, а уж утопленников – тем более. Видела одного такого в детстве – безобразно раздувшегося, багрово-синего, с руками, застывшими в призывном жесте.
Началось ублюдочное существование, в котором не было ни счета времени, ни дня, ни ночи, ни тепла, ни света, а только тоска, мрак, промозглый холод да голодуха. Пещера была такой огромной и так сложно устроенной, что найти из нее выход вслепую было практически невозможно.
Вскоре она уже не отшатывалась от трупов, а выворачивала их карманы в поисках хоть какого-то пропитания. У одного солдатика (прижизненный статус покойников выдавала одежда) Феодосия обнаружила размокший сухарь, у женщины-туберкулезницы – шоколадку, а тетки-надзирательницы – фляжку с водкой. Фонариков она нашла штук пять, но ни один не действовал – разрядились батарейки. Мало проку было от безнадежно отсыревших спичек и от превратившихся в кашу сигарет.
Однажды вверху раздались странные звуки, словно кто-то очень большой, но легкий и ловкий, как таракан, шнырял по потолку, то и дело застывая на месте. Спустя много лет, уже будучи взрослой, она вспомнила этот случай и поняла, что стала невольной свидетельницей появления первых химер.
Спасли Феодосию монахи святокатакомбной церкви. Для них, давно порвавших с грешным миром, внезапно разразившаяся катастрофа вовсе не стала сюрпризом. Конца света они дожидались уже давно, постоянно перенося грозную дату из одного года в другой.
Став полноправными хозяевами подземного мира (о связистах и метростроевцах тогда еще ничего не было известно), монахи прибирали к своим рукам все, что могло представлять ценность.
Глазастая девчонка, пусть и чумазая, пусть и полуживая, такую ценность, безусловно, представляла. В общине святокатакомбников женщин тогда было раз-два и обчелся. А поскольку ожидать новых послушников со стороны уже не приходилось, продление рода стало для светляков задачей первостатейной.
Таких приблудных овец, как Феодосия, набралось человек тридцать. Кто-то впоследствии перебежал к метростроевцам, кто-то примкнул к веселым ребятам-темнушникам, тогда еще называвшимся связистами, кто-то помер, не выдержав непривычных условий существования, кто-то напоролся на химеру, а остальные (в том числе и Феодосия), приняв крещение, стали полноправными членами общины Света.
– Вот так-то, родненькие, – закончила Феодосия. – Я здесь почти что старожил. Многое повидала, ох многое! Троих игуменов пережила, почитай, со всеми мужиками переспала, на всех крестинах кумой была и вот теперь собираюсь начать новую жизнь.
– Новую жизнь со старыми грехами не начинают, – промолвил Венедим. – Тебе бы сперва покаяться.
– В чем это, интересно? – фыркнула Феодосия.
– Мало того, что ты предала людей, спасших тебя от смерти, но ты еще и Богу изменила.
– Бога не трожь. Душонка фарисейская! Мой Бог при мне! – Вытащив из-за пазухи крестик, она коснулась его губами. – А у вас вместо Бога этот кровопийца, что на столбе сидит. Вы не Богу служите, а лукавому! Слепцы несчастные!
– Ты так потому заговорила, что игумен тебе хвост прижал, – возразил Венедим. – Он сам святой и от других святости требует. Не тебе над ним глумиться.
– Святой? – окрысилась Феодосия. – Эх, знал бы ты, сморчок, всю правду!
Дабы предотвратить назревавшую ссору, Кузьма поспешил перевести разговор на другую тему.
– Говоришь, что сталактиты с потолка сыпались, хотя никаких толчков не было? – обратился он к Феодосии.
– Ты про известковые сосульки? – переспросила она. – Нет, толчков не было.
– Интересно… Мне мать примерно то же самое рассказывала. Сначала все было вроде нормально, а потом в единый миг всполошились все летучие мыши, на голову посыпалась всякая труха, а кое-где даже своды просели. Но пламя свечи даже не дрогнуло.
– Еще вот что! Вспомнила… – Феодосия хлопнула себя ладонью по лбу. – В тот самый момент на меня какая-то дурнота накатилась. Голова закружилась, тошнит… Вроде как на качелях, когда сначала резко взмываешь вверх, а потом падаешь вниз. И, похоже, замутило не меня одну.
– Больше ты такого чувства не испытывала?
– Такого – никогда.
В разговор между тем вступил Юрок Хобот.
– Хоть рассказала бы, что это за небо такое? – Вопрос, естественно, был адресован Феодосии. – А то плетут всякое…
– Ничего особенного. Я его уже почти и забыла. Что-то высокое, светлое. Вроде голубое, а может, и нет. Бывало, дождик с неба капал. Бывало, снег сыпался. Под крышей сидеть как-то надежней было.
– Почему же тогда светляки о небе бредят? – не унимался Юрок.
– У игумена спроси. Знать, тесно ему стало под землей. Вот и дурит голову таким простачкам, как он! – Феодосия кивнула на Венедима. – А мне что под небом, что под землей – никакой разницы. Даром-то ничего не дается. Везде вкалывать надо. Ужом вертеться. Всякой сволочи в ножки кланяться.
– Много людей наверху жило? – У Юрка явно разыгралось любопытство.
– Тьма! Камню негде упасть было. Идешь куда-нибудь по городу, обязательно ногу оттопчут.
– Куда же все они подевались?
– Разные слухи ходят… Одни говорят, что это Бог грешников прибрал. Бывало уже такое раньше, если верить Писанию. Другие говорят, что большая война случилась. Испепелили землю и всех живущих на ней. Еще существует мнение, что люди наверху как были, так и остались, только от нас, бедолаг, отмежевались.
– За Бога я, конечно, подписаться не могу, но насчет войны конкретно поясняю, – изрек Юрок. – Не было никакой войны. Зарубку даю. Факт, так сказать, из первых рук. Сам папа Кашира рассказывал. Он в тот день на коммутаторе дежурил.
– Ты на людском языке можешь объясняться? – перебила его Феодосия.
– А ты здесь при чем, простодырка! – обиделся Юрок. – Да тебе любое второе умное слово непонятно! Я их даже объяснять не собираюсь. Про телефон слыхала?
– Ага.
– Вот тебе и ага! Все телефоны сходятся в одном месте, которое называется узлом связи. Были узлы связи районные, были городские. А здесь под землей находился секретный узел связи Главного штаба Министерства обороны. Главного штаба, понимаешь? Через него сведения с мест на самый верх передавали. Враги еще только замышляют какой-нибудь кошмар нам устроить, а весточка в нужный адрес уже полетела. На каждое дежурство прорва народу заступала. Офицеры, солдаты-срочники, девки-телефонистки. Сутки дежуришь, двое отдыхаешь… В тот день все тихо было как никогда. Суббота все-таки. Папа Кашира даже вздремнул втихаря. Ему еще целый год служить оставалось, надо же было как-то время убить. Вдруг сигнал тревоги. Отключилось энергоснабжение. Ничего страшного, конечно, на резерв перешли. Потом глядь, офицеры бегают, как будто бы им яйца прищемило. Оказывается, пропала вся связь. Мало того, ни один контрольный прибор не фурычит. Все стрелки на нулях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});