Читать интересную книгу Аскатон. Возвращение домой (СИ) - Тимощенко Анастасия

Ксенерва легла рядом на бок, положила руку под голову и просто смотрела, как дочь спит. Так прошел день. К вечеру Ксенерва почувствовала, что у нее затекли бока, от такого постоянного лежания и встала размяться.

– Мама … – Услышала она за спиной слабый голосок.

Ксенерва резко развернулась, не веря своим ушам. Она так долго не слышала этот голос. Она кинулась к дочери и принялась целовать ей ручки, щечки, лобик. Слезы застилали глаза, но Ксенерва яростно их вытирала дрожащей рукой, боясь пропустить любую деталь, любую эмоцию на вымученном бледном лице дочери, но, не смотря на ее старания, она все, же не заметила, что взгляд у девочки был отрешенным, не сфокусированном на чем-либо из этой реальности. Ксенерва, окрыленная тем, что дочь отрыла глаза, не могла заметить этого. Она была слишком счастлива. Вскоре девочка снова закрыла глаза и погрузилась в сон. Ксенерва все сидела, не в силах оторваться от лица дочери. Счастливая улыбка не оставляла ее лицо.

Этой ночью, впервые за долгое время Ксенерва заснула здоровым сном.

Утро казалось светлым и радостным. Ксенерва проснулась от того, что еще во сне у нее в голове крутилась мысль о том, что произошло что-то такое, что наполнило ее жизнь светлыми красками.

Но эта радость немного погасла, на фоне новых проблем. Алииде предстояло не один день восстанавливать силы и набирать потерянный вес. Кроме того, понимала она только мать. Ксенерва была немного в смятении, узнав, что в этом мире все разговаривали на другом языке. Потому, что если это так, то откуда она знает этот язык. Лейкас объяснил это тем, что Ксенерва уже жила когда-то в Аскатоне и неосознанно хранила в своей памяти знания о языке, на котором здесь говорили, и после перехода через тоннель автоматически перешла на местный диалект, не осознавая этого. А вот Алиида такими знаниями не владела, в силу того, что была ребенком, рожденным в другом мире. Поэтому ей придется учиться новому языку.

Но беспокоило и то, что девочка вообще мало разговаривала. Она не расспрашивала о отце, и вообще семье, не узнавала где они, и как здесь оказались. Она редко улыбалась, а взгляд ее был пронзительным, совсем взрослым, не подобающий взгляду ребенка трех лет. Голубые глаза были твердыми, как камень. В них плескались серьезность и печаль напополам. Будто душа постарела, будто прошла через такое, после чего невозможно остаться ребенком.

«Так быть не должно, для всего отведено свое время, – огорчалась Ксенерва».

Спустя три дня Алиида встала на ноги. Ей заново пришлось учиться ходить. Слабые ножки не желали ее слушаться, но Алиида не сдавалась и не бросала попыток ходить без посторонней помощи.

Хеий каждый день навещали девочку и следили за ее выздоровлением. Асмодей без слов понимал Алииду, казалось, что они разговаривали на своем безмолвном языке одними глазами. Девочка с удовольствием совершала с ним и Алтэйей прогулки на поверхности. Они же и учили ее языку. Причем скорость, с какой Алиида изучала новый язык, поражала своей стремительностью. Через неделю она уже слушала сказки, которые ей читал Лейкас. С эльфом она тоже очень подружилась и улыбалась ему чаще, чем другим. Он рассказвал ей всякие забавные истории про гномов и постоянно подзуживал Таидора, что забавляло и девочку тоже. Ей нравилась смешливая Дусинда, которая постоянно потчевала ее чем-нибудь вкусненьким.

Она стала часто проситься поиграть с детьми, хоть Ксенерва и переживала, что те ее утомят своими забавами, но отказать ребенку было трудно, учитывая ее настойчивость.

Вскоре она будто научилась быть ребенком и стала вести себя как другие дети, живущие у Таидора в доме. Ксенерва не могла этого не заметить. Она понимала, что это липовое поведение. Алиида запудрила мозги всем в этом доме, заставила их воспринимать как обычного ребенка. Всех, кроме матери. Ксенерва не могла сказать, что ребенка будто подменили, она и раньше была умной и серьезной не по годам, но сейчас среди весьма мастерски наигранных улыбок и подкупающих смешинок, в ее взгляде промелькивало что-то такое, что выворачивало душу наизнанку, холодило изнутри.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ксенерва знала, что когда-то спросит у дочери о том, что произошло с ней, но не сейчас. Сейчас она не готова, не готова и ее дочь к этому разговору. Видимо не зная, что сейчас делать и какую манеру поведения выбрать, Алиида решила быть просто как все.

«Может это самый правильный ход, – решила Ксенерва»

Поговорить с ребенком начистоту – у нее не хватало духа. Все души не чаяли в маленькой умной девчушке и не подозревали, кто прячется за этим милым личиком. Если честно, Ксенерва и сама не знала и боялась постичь этой тайны. Один лишь Маргдан, явившийся в Гротсберг по поручению Аймона, не обманулся при знакомстве с дочерью темного повелителя. Под тяжелым взглядом девочки, которым она одарила его лишь на несколько секунд, у него создалось впечатление, что его разобрали по ниточке, по крупиночке, проникая в самые потаенные места его души, и оставляли за собой холодную пустоту, от которой кожа покрывалась мурашками.

– Это кто угодно, но не ребенок. – Потом сказал он Ксенерве.

Та отвела взгляд, и предпочла никак не реагировать на данное заявление. Кем бы она ни была – она всегда будет ее дочерью. И не важно, что говорят другие, Ксенерва всегда будет на ее стороне.

Аймон пропал куда-то по своим делам, и Ксенерва его так и не увидела после пробуждения дочери. Ее жутко злил тот факт, что Аймон не навестил девочку.

Однажды Алиида спросила:

– Где Аймон?

– Я не знаю, малышка. Он отправился по делам. Откуда ты знаешь Аймона? Кто-то рассказывал про него? – Спросила, Ксенерва, немного удивленной тем, что дочь спрашивает про того, кого ни разу не видела.

Алиида проигнорировала вопрос, и задала встречный:

– Он больше не придет?

– Что значит больше? Он еще не приходил к тебе. – Нахмурилась Ксенерва.

– Приходил. Ты тогда спала. – Сообщила девочка.

Ксенерва была несколько обескуражена такой информацией.

– И что вы делали? – Спросила она.

– Разговаривали. – Коротко ответила девочка.

– Как вы разговаривали, если ты не знаешь языка? – Удивилась мать.

– Не знаю, мы понимали друг друга. Аймон хороший, он мне понравился.

«О том, что он хороший, я бы говорить не стала», – с грустью подумала Ксенерва, но спорить с девочкой было бы глупо и не к чему.

Алиида еще несколько раз спрашивала об Аймоне, а в один вечер и вовсе задала такой вопрос, от которого по спине Ксенервы пробежали противные мурашки.

– Где мой папа?

Как ответить на этот вопрос, Ксенерва для себя так и не решила, поэтому неуверенно начала:

– Папы с нами больше не будет. Он остался в другом …

– Мой папа – Аймон. Ты говорила, что он обязательно к нам еще придет.

В Ксенерве всколыхнулся гнев: «Как он мог ей это сказать, не обговорив это со мной?!». Но взяв себя в руки, спокойно спросила:

– Это Аймон сказал тебе, что он твой отец?

Алиида, не отрывая взгляда от игрушки в своих руках, ответила:

– Нет. Я это всегда знала.

«Что значит всегда?», – недоумевала Ксенерва.

– С какого времени? – Уточнила она у дочери.

– Еще до того, как мы попали в Аскатон. – Спокойно ответила девочка. – Я видела его в своих снах. И это он пришел за мной в больницу, чтобы спасти меня.

– Значит, ты помнишь, как Аймон забирал тебя? – Недоверчиво спросила Ксенерва.

– Конечно, мама. – Ответила девочка, отложив игрушку в сторону. – Если бы он не забрал меня, то меня бы не было. Мне было очень плохо.

Девочка расположилась на кровати и отвернулась лицом в другую сторону, давая понять, что больше не хочет говорить.

От Дюсинды Ксенерва несколько раз слышала, что Аймон появлялся в Гротсберге. «Почему он не зашел к дочери?», – бесилась Ксенерва. Если бы она не спрашивала про отца, то Ксенерве, было бы все равно, где он пропадает. «Хотя кого ты обманываешь, – думала Ксенерва, – ведь ты уже, и сама привыкла к этому заносчивому типу». Девушка не могла отрицать, что не скучает по нему.