Читать интересную книгу История абдеритов - Кристоф Виланд

После этого небольшого отступления возвратимся к нашему аттическому поэту, которого мы встретим в блестящем окружении абдеритов и абдериток первого ранга в зеленом садовом павильоне архонта Онолая.

Глава восьмая

Как ведет себя Еврипид с абдеритами. Они кое-что замышляют против него, явно обнаруживая при этом свою политическую ловкость. Замысел должен удаться, потому что все трудности оказались воображаемыми

Выше упоминалось, что Еврипид уже давно, хотя и неизвестно по какой причине, пользовался у абдеритов великим почтением. Теперь же, едва разнесся слух, что он находится здесь собственной персоной, весь город заволновался. Повсюду только и говорили об Еврипиде: «Видели ли вы Еврипида? Как он выглядит? Велик ли у него нос? Как держит он голову? Какие у него глаза? Вероятно, он говорит только стихами? Не горд ли он?», и сотни подобных вопросов задавались быстрей, чем на них возможно было ответить. Желание увидеть Еврипида привлекло немало и других абдеритов, кроме тех, кого пригласил архонт. Все толпились вокруг доброго лысого поэта, чтобы удостовериться, выглядит ли он именно так, как он должен был выглядеть, по их представлениям. Многие, особенно дамы, удивлялись, что он точно такой же, как и все прочие смертные. Другие говорили, что у него много страсти в глазах. А прекрасная Триаллида шепнула на ухо своей приятельнице, будто в нем сильно заметен заклятый женоненавистник.[245] Замечание это она сделала, предвкушая заранее свой триумф, если такой убежденный враг женского пола вынужден будет признать силу ее прелестей.

Глупость, как и ум, имеет свою утонченность, и кто способен дойти в ней до абсурда, тот достиг своего рода возвышенного совершенства, являющегося источником удовольствия для людей разумных. Абдериты имели счастье обладать таким совершенством. Их нелепости порой вызывали у чужестранцев сначала раздражение, но как только те замечали, что эти нелепости обладают определенной последовательностью и именно поэтому в них так много внутренней убежденности и добродушия, чужестранцы тотчас же примирялись с ними и часто находили более удовольствия в глупости абдеритов, нежели в остроумии иных людей.

Никогда еще в своей жизни Еврипид не был в таком хорошем настроении, как на этом пиру у абдеритов. Он отвечал на все их вопросы с величайшей любезностью, смеялся над всеми их плоскими выдумками, льстил самолюбию каждого и даже оценил их театр столь выгодно для абдеритов, что каждый остался совершенно доволен им.

– Учтивый гость! – прошептал политичный советник на ухо Салабанде, сидевшей около него. – И так деликатно себя держит…

– И так вежлив, так скромен, словно он и не великий человек, – отвечала Салабанда.

– Самый веселый человек на свете, клянусь Юпитером! – проговорил толстый коротышка-советник, подымаясь из-за стола. – Истинно забавный субъект, никогда бы не поверил, клянусь честью!

Дамы, которых Еврипид нашел красивыми, были так вежливы, что в ответ на это нашли драматурга моложе его возраста лет на двадцать. Одним словом, все были полностью очарованы им и сожалели только, что они не имеют чести и удовольствия видеть его в Абдере дольше, чем хотелось бы. Ибо Еврипид повторял, что не может долго задерживаться.

Наконец госпожа Салабанда отвела политичного советника и молодого

Онобула в сторону.

– Как вы думаете, – сказала она, – не попросить ли его, чтобы он представил для нас свою «Андромеду»? Ведь с ним его труппа и, должно быть, совершенно исключительные виртуозы.

Онобул нашел эту идею божественной.

– Я как раз сам об этом думал, – заявил политичный советник, – и собирался вам это предложить. Но тут могут встретиться трудности. Номофилакс…

– Об этом уж я позабочусь, – прервала его Салабанда, – и постараюсь склонить номофилакса на свою сторону.

– Засвоего дядю я ручаюсь, – заверил Онобул. – Сегодня же ночью я соберу компанию молодых людей, которые устроят порядочный шум в городе.

– Только не слишком горячитесь, – шептал политичный советник, покачивая головой, – чтобы ничего не было заметно! Сначала разведка, а потом ловко и тихо выступить. Я всегда так говорю.

– Но нельзя терять времени, господин попечитель лягушек![246] Еврипид уезжает…

– Уж мы постараемся его задержать, – успокаивала Салабанда. – Завтра он будет у меня. В саду соберется общество наших лучших граждан… Положитесь на меня, все уладится.

Госпожа Салабанда считалась в Абдере мудрой женщиной. Она разбиралась в политике и имела большое влияние на архонта Онолая. Верховный жрец приходился ей дядюшкой, а пять или шесть советников, числившихся ее друзьями, почти всегда высказывали в Совете то мнение, которое она накануне вечером вдолбила им. Кроме того, обожатели прекрасной Триаллиды и ее лучшей приятельницы были полностью в ее власти, не говоря уже о ее собственных любовниках, среди которых были и такие, что служили ей, постоянно питая надежду, и, следовательно, были податливы, как замшевые перчатки. Ее дом принадлежал к лучшим домам города и являлся местом, где подготавливались все дела, примирялись все ссоры и решался исход выборов. Короче, госпожа Салабанда творила в Абдере все, что хотела.

Еврипид, не имея ни малейшего намерения использовать влияние этой женщины, настолько сумел расположить ее к себе, словно он, по крайней мере, задался целью добиться должности попечителя лягушек. Если она изрекала политические банальности, скудные мыслью, то он находил их весьма остроумными замечаниями. Если она цитировала Симонида[247] или Гомера, он восхищался ее талантом декламировать стихи. Она позволила себе подтрунивать над некоторыми местами из его произведений, создавшими ему в Афинах злую славу женоненавистника. И он, поклонившись ей и прекрасной Триаллиде, заверил дам, что его несчастье состоит в том, что он раньше не прибыл в Абдеру. Одним словом, он вел себя так, что госпожа Салабанда готова была вызвать восстание в городе, если только план, затеянный ею совместно с политичным советником, не удастся претворить в действие более доступными средствами.

Заговорщики не преминули прежде всего убедить архонта, согласия которого обычно можно было добиться, если только уверить его в том, что данное дело послужит к великой славе республики Абдеры и будет весьма приятно ее народу. Но так как он был человеком, ценящим свой покой, то объявил, что предоставляет им возможность направить все в должное русло. Со своей стороны, архонт ни с кем из-за этого дела не намерен ссориться и менее всего с номофилаксом, грубияном, имеющим сильную поддержку в народе.

– О народе, ваша милость, не беспокойтесь, – шепнул ему советник, – его я настрою по нашему желанию через третьих лиц.

– А я, – прибавила Салабанда, – беру на себя советников.

– Посмотрим, – заключил архонт и направился к обществу.

– Будьте спокойны, – заверила дама политичного советника, отведя его в сторону. – Я знаю архонта. Чтобы добиться его согласия, достаточно только вечером сказать ему о деле, и, если он ответит «нет», прийти утром вновь и, нисколько не смущаясь, говорить с ним так, словно он сказал «да» и при Этом показывать ему, что успех обеспечен. Тогда на него можно положиться, как на чистое золото. Я уже не в первый раз ловлю его таким образом.

– Хитрая вы женщина, – сказал господин попечитель лягушек, потрепав ее по полному плечику. – Как осторожно вы действуете!.. Но все-таки могут заметить, что мы что-то замышляем, а это будет иметь плохие последствия. Необходимо действовать без шума!

В этот момент мимо просеменили две абдеритки, а за ними проследовало и все общество, желая услышать, о чем идет речь. Политичный советник поспешно отошел в сторону.

– Ну, как вам нравится Еврипид? – спросила госпожа Салабанда. – Вот это мужчина, не правда ли?

– Восхитительный! – воскликнули абдеритки.

– Жаль только, что он такой лысый, – прибавила одна из них.

– …и что у него нет нескольких зубов, – закончила другая.

– Глупышка, зато он меньше будет тебя кусать, – сказала третья.

И так как это показалось остроумной мыслью, то все от души рассмеялись.

– Женат ли он? – спросила молоденькая девушка, выглядевшая, словно гриб, который вырос после дождя за одну ночь.

– А тебе хотелось бы выйти за него замуж? – с насмешкой задала ей вопрос другая барышня. – По-моему, он уже должен женить правнуков.

– О, их я оставлю тебе, – презрительно ответила первая. Укол оказался чувствительным, как жало осы, потому что барышне, разыгрывавшей из себя восемнадцатилетнюю девушку, было, по меньшей мере, все тридцать пять.

– Дети, – прервала их госпожа Салабанда, – не об этом сейчас речь. Мы заняты совсем другим. Как бы вы отнеслись, если бы я уговорила чужестранца задержаться на пару дней и труппа его представила бы нам одну из его драм?