вытереться полотенцем, надеть тогу и сандалии.
Перед ним стояла другая женщина Внутренней земли, тоже в длинном одеянии с капюшоном, похожая чем-то на Жрицу, как похожи люди одной расы. На вытянутых руках она держала свёрнутое полотенце и одежду, поверх которых стояли сандалии. Она положила свёрток на выступ в стене и беззвучно и быстро исчезла, видимо, тем же способом, как и появилась. Жрицы в комнате тоже не было, но Богдан чувствовал, скорее, он был уверен, что за ним всё равно наблюдают, а как иначе? С их-то технологиями. Ещё он заметил, что Жрица красивее, чем та женщина, что принесла ему одежду, и намного. Он подумал об этом с удовольствием. Значит, есть генетика, уже хорошо.
Богдан разделся, и окунулся в белую воду у подножия кувшинки. Надо бы спросить, почему они выбрали этот цветок, а не бога какого-нибудь в виде человека. Никто, правда, не запрещал считать кувшинку божеством или каким-нибудь космическим объектом поклонения. Что-то же она означает, да ещё и всё, как она, розовое вокруг, а, может, у них другие глаза, и это вообще другой цвет.
Вода приятно обволакивала тело — ни тёплая, ни холодная, немного жирная или мыльная, или даже пузырчатая. Вытаскивая руку, он заметил, что на коже не оставалось никаких следов кроме едва уловимого цветочного запаха. Наконец он вылез из фонтана и вытерся белым полотенцем. Ткань была мягкой и высушила волосы буквально за полминуты, а тело даже не нужно было вытирать, вода практически не задерживалась на поверхности кожи. Балахон и сандалии прекрасно подходили по размеру. Что за материал они использовали для обуви, Богдан не понял — что-то эластичное, лёгкое и прочное, сделанное из одного куска. Дрожь, холод, страх — всё отступило, в голове появилась ясность, спина выпрямилась, и Богдану даже показалось, что у него как-то странно обострилось зрение. Как только он окончательно оделся, открылась дверь, и вошла Жрица.
— О, ты входишь через дверь? Неожиданно, — сострил Богдан.
— Дальше неожиданностей будет больше, — ответила она.
Он последовал за хозяйкой в дверь, и они оказались на своеобразном, не очень большом стеклянном балконе. Пол тоже был прозрачным. Скорее всего, его сделали не из стекла, а из чего-то более продвинутого, так как швов в месте, где пол переходил в перилла, не виднелось вовсе. Он напоминал, скорее, причудливую прозрачную раковину. Вид, который открывался с этого небольшого балкончика заставил Богдана на несколько секунд потерять дар речи.
23. Пещера
Какое-то время Жрица оставила его рассматривать то, что предстало перед его взором. Стояла тихо, молча, почти не шевелясь, поправила только прядь волос, упавшую на лицо. От её близости Богдану стало спокойнее, к тому же он учуял исходивший от неё необыкновенный аромат, чуть слышный, но такой приятный и нежный, что ему захотелось встать к ней ещё ближе. Но, конечно, он этого не сделал, подумав, что она и так уже, наверное, прочитала все до одной мысли, роившиеся у него в голове.
Перед ним простиралась огромнейшая, хорошо освещённая пещера. Внизу стояло множество небоскрёбов, этажей по восемьдесят или даже выше. В окнах горел свет, точнее, они не были тёмными, в них явно кипела жизнь. Между зданиями ходили люди, их трудно было разглядеть, но одеты они были точно не в тоги с капюшонами, а в какую-то более приемлемую для Богдана одежду. Машин по улицам не ездило. Деревья вот, правда, росли. Или, может, не деревья, а какие-то уличные украшения, потому как кроны были разных цветов: розовые, голубые, синие, зелёные.
— Это всего лишь небольшой район города, весь город отсюда невозможно увидеть, — негромко сказала Жрица.
Богдан не слышал её слов. Он смотрел на настоящее чудо, на то, что ни в каких мечтах никогда бы даже не смог придумать и поверить, если, конечно, не учитывать последние случившиеся с ним приключения. Между небоскрёбами летали тарелки, то есть те самые летающие тарелки, о которых люди писали уже почти сто лет, но толком так и не поняли, они реальные или выдуманные. Но самым возбуждающим и невероятным было то, что они летали сквозь стены, влетали и вылетали из стен, как будто стены стояли не каменные, а воздушные. Богдан замер, наблюдая за тем, как тарелки входят в стены, словно нож в масло. Ещё и ещё. И никто не обращал на это никакого внимания. К тому же, стояла тишина, точнее, шума от двигателей не слышно было вовсе.
— В обморок, что-ли упасть? — повернул он голову к Жрице.
— Не усложняй! — улыбнулась она ему в ответ.
Не усложняй! Всё просто и ясно. И что тут, действительно, усложнять? Ну, с ума я сойти не должен, так как они меня всё таки к потрясениям готовили. Может, она привела меня сюда, чтобы объявить о задании? Надавить психологически, показать, какой я муравей, и что моя маленькая жизнь полностью в их руках.
— Твёрдые объекты выглядят твердыми благодаря силе электромагнетизма. Но если
сдвинуть скалярные частоты в материале, то один объект может двигаться сквозь другой как по волшебству. Вы так, кажется, говорите? — немного улыбнувшись, разъяснила Жрица ситуацию с тарелками, которая явно выбила Богдана из колеи.
— Сколько людей живёт в таком районе? — задал он классический вопрос настоящего туриста.
— В этом? Около тридцати миллионов.
У него не было оснований ей не верить. Это у них на Поверхности вся статистика пишется в угоду политикам, а здесь другая цивилизация, здесь такие вещи проверяются со скоростью звука.
— Вас много, я понял. Может, даже больше нас.
— Конечно, больше. На Поверхности живёт несколько миллиардов. Но вы и миллиард не можете нормально прокормить.
— А вы взираете на это с ехидством большого брата, — резче, чем хотел, ответил Богдан.
— Не совсем так. Лучше худой мир чем
— Чем война? — перебил её Богдан, — война, но не с нами. Мы заложники там на Поверхности. Барахтаемся в своих научных заблуждениях, а вы нам подкидываете то одно, то другое. Мы буфер. Маленький живой заборчик с виноградом. Что значат твои слова «энергия любви для всех»? Для кого всех? Для вот этого огромного города внизу?
— У вас никто её не отберёт, если вы сами этого не позволите. Если будете не только защищаться, но и нападать, — она сказала это царственным тоном, медленно, тихо, с высоко поднятой головой.
Богдан почувствовал, как какая-то сильная холодная волна прошла сквозь его тело. Он напряг все свои наработанные навыки, чтобы не допустить ни одной мысли в голове — просто уставился на неё стеклянными глазами. Она медленно