Например, Сонечка уже прекрасно знает, что есть ее вещи и есть чужие, но она всегда делится с окружающими тем, что у нее есть. Почему она это делает, хотя должна была бы, по логике вещей, демонстрировать в свои три года апогей собственнического инстинкта? Потому как каждый раз, когда она делала что-то, что, в принципе, должно улучшить ее отношения с окружающими (например, делилась фруктами), она получала обильное положительное подкрепление в виде реакции взрослых: «Какой у нас растет добрый и внимательный ребенок!» Это мы кричим все хором и никогда не скупимся. И ей нравится, и она хочет соответствовать этому гордому, но пока не очень понятному ей званию — «добрый и внимательный».
А ведь можно было поступить и по-другому: например, сказать ребенку, что если он не будет делиться с окружающими, то с ним никто не будет дружить. Даже если ребенок это и поймет, хотя, конечно, он поймет это как-то очень по-своему и незатейливо, он не станет от этого ни добрее, ни лучше. Но зато теперь он будет постоянно неуверен в себе, и, рано или поздно, мы обнаружим его на консультации у психотерапевта — несчастного, растерянного, не знающего, как ему правильно строить отношения с другими людьми.
Так от кого зависят эти результаты? Наверное, повторять не нужно…
Ужасный шантаж
Последнее, о чем нужно обязательно сказать, если речь зашла о воспитании в нашем ребенке чувства страха, — это о шантаже. Самое ужасное, что только мы, то есть — родители, можем сделать, — это использовать счастье как средство шантажа в отношении собственного ребенка. Возьмите себе за правило: ребенка нельзя шантажировать счастьем. Но мы, к сожалению, делаем это слишком часто и, как правило, даже не задумываемся ни о том, что мы, собственно, делаем, ни о последствиях этих наших действий. Подобные фразы стали для нас нормой — «Если ты не будешь меня слушаться, я не пущу тебя гулять», «Если ты сейчас же не уберешь свои игрушки, мультика не будет», «Если ты будешь приносить двойки, на велосипед можешь не рассчитывать».
Нам кажется, что подобные «аргументы» вполне логичны и весьма оправданны. Действительно, выслушав такую тираду, ребенок испытывает страх и становится более послушным. Но что мы таким образом говорим своему ребенку? Мы говорим ему буквально следующее: «Твое счастье тебе не принадлежит. Оно может ускользнуть от тебя в любой момент, как только мне этого захочется. Твоим счастьем распоряжаюсь я, а не ты». Конечно, в этом есть доля правды, и, конечно, ребенок понимает, что против лома нет приема. Но действительно ли мы хотим, чтобы наш ребенок вырос человеком, который не надеется на счастье? Человеком, который, даже если и получает то, о чем мечтает, не чувствует себя счастливым? Птица счастья завтрашнего дня пролетела крыльями звеня… Не думаю, что это правильно.
У нас всегда есть возможность сформулировать ту же самую мысль, связанную с положительными подкреплениями, иначе. Сформулировать ее так, чтобы ребенок не чувствовал себя уязвимым, зависимым, испуганным и несчастным. Более того, когда положительное подкрепление превращается в цель — это, поверьте, совсем не то же самое, что и постоянная, висящая над тобой, как дамоклов меч, угроза в любой момент лишиться права на счастье. Если вы говорите ребенку: «Давай будем молодцами, сделаем вот это и вот это, а потом, с чувством исполненного долга, пойдем и купим тебе мороженое», вы создаете в его голове цель, перспективу, и он движется в сторону позитива. Только надо обязательно договориться, чтобы ребенок чувствовал, что это не ваше, а ваше совместное решение. Если же после этого он начинает возмущаться и требовать немедля «продолжения банкета», вы всегда можете ему сказать: «Дружище, конечно, будет мороженое! Не вопрос! Но мы же еще не доделали то-то и то-то… Надо доделать. Мы так решили, и это будет правильно. Совсем чуть-чуть осталось, а потом мороженое!»
С маленькими детьми как с интеллигентами: когда они шумят, они нам действуют на нервы, когда сидят тихо — это подозрительно,
Габриэль Лауб
Здесь, конечно, есть ряд хитростей. Например, заветный «приз» должен быть адекватен «длине дистанции». Вообще, чем короче «дистанция» — тем лучше, но если же нам все-таки приходится обсуждать «марафонский забег», то и «приз» должен быть значительным. Если вы покупаете ребенку мороженое через день, то глупо говорить, что он будет премирован мороженым после удачно законченной четверти. Тут «приз» должен быть куда более весомым. Или, например, нельзя обещать «премию» за тот результат, который не в полной мере зависит от ребенка. Хорошо, если он не будет драться в школе, а учителя не будут на него жаловаться, но ведь вполне возможно, что ребенка в школе какие-то сорванцы постоянно задирают, и он просто не может реагировать иначе, а мы тут лезем со своим «призом», который ребенку в таком случае даром не нужен. Да и мы ему, при таком раскладе, даром не нужны.
Мы должны так взаимодействовать с ребенком, чтобы достижение счастья казалось ему возможным. Это придаст ему уверенности, сил и будет хорошим мотивирующим фактором. Счастье в принципе не должно быть средством шантажа, хотя вполне может рассматриваться как заслуженное поощрение. Никогда не выдавайте ребенку счастье «с барского плеча», это унизительно. Таким образом, вы лишаете свой дар ценности, и все становится бессмысленно. Никогда не играйтесь в «дам — не дам», не держите ребенка на крючке неопределенности. Запугивать ребенка возможностью быть несчастным — это самое жестокое, что только можно себе представить: вы и возможность счастья делаете призрачной, и страх — привычным.
Примечание: «Базальное чувство тревоги…»
Раз уж мы снова вспомнили господ-психоаналитиков, то нельзя не сказать о Карен Хорни — выдающейся женщине, блистательном психологе и ученом, вся жизнь которой стала наглядной иллюстрацией адлеровскому комплексу неполноценности,
«Поскольку я не могла стать красавицей, — призналась Карен Хорни, будучи уже на вершине успеха, — я решила стать умной». С самого детства Карен Хорни мучилась ощущением своей неполноценности, а как результат — стала первой женщиной в Германии, которая получила разрешение изучать медицину (еще даже в начале XX века, если кто не знает, медицина была закрыта для представительниц женского пола). Закончила свою карьеру Карен Хорни тем, что основала Американский институт психоанализа. Недурно, правда?..
Так что, комплекс неполноценности, в конечном счете, — это не так уж и плохо. Если бы, правда, не одно «но»… Большую часть своей жизни этот выдающийся психолог… страдала от тяжелейших приступов депрессии, а однажды, как сообщают ее биографы, была спасена мужем при попытке самоубийства. Так что, когда думаешь обо всем этом, невольно взвешиваешь: что важнее — счастье твоего ребенка или его успешность? Я рассуждаю здесь следующим образом. Успешность — это все-таки, как ни крути, мощь таланта и внутренняя сила человека как такового. И это или дано, или не дано нам от природы, это или заложено в нас, генетически запрограммировано, или нет. Воспитанием ни таланта, ни внутренней силы не сформировать, даже если держать ребенка в мега-ежовых рукавицах. А вот счастье — дело другое. Есть, конечно, люди, у которых больше генетического оптимизма, а есть те, у которых его меньше. Но от воспитания, все-таки, здесь зависит многое, по крайней мере, куда больше, чем в случае таланта.
Тревога — это неявно выраженное указание на то, что внутри нас что-то не в порядке, и поэтому она является вызовом — сигналом Для тщательного рассмотрения чего-то скрытого от нас.
Карен Хорни
Но почему я заговорил сейчас о Карен Хорни? В свое время ей пришлось, как и многим другим ученым, порвать с классическим, фрейдовским психоанализом. Она не отрицала, что одна из главных потребностей человека — это сексуальная потребность, и в этом, понятно, Зигмунда Фрейда поддерживала. Однако, она считала, что, все-таки, самой главной потребностью человека является потребность в безопасности. Иными словами, самое важное для каждого из нас — это чувствовать свою защищенность. И тут полная зависимость наших детей от нас.
Если родители обеспечивают ребенку чувство психологической защищенности, то ребенок вырастает в зрелую и здоровую личность, а если нет у него этого чувства, то ни зрелости, ни здоровья ожидать в его случае не приходите!. Так, вполне резонно, считала Карен Хорни. Чувствуя свою беззащитность и одновременно с этим ощущая свою зависимость от родителей, ребенок испытывает страх, а еще ненавидит своих родителей. Ему приходится постоянно заслуживать их любовь, чтобы увеличить свою безопасность. И в конечном итоге, он вынужден превратить свою любовь в инструмент защиты от собственных родителей. То есть, в его психике извращается сам смысл любви. И это ужасная штука.