чтобы тут такой парень как я, да не нашёл себе «перепихон по-любви»? Я вас умоляю! Но первым делом — самолёты, ну а девушки — потом.
* * *
Мыш и правда, стоило мне только заговорить о деньгах, состроил такую рожу, словно я у него печень, в футбол ею поиграть, попросил. Но я начал напирать на то что, мне, дескать, нужна экипировка, те же фляжка или кружка с ложкой, да и пороха со свинцом подкупить не мешает, иначе какой от меня толк, как от вояки? Вздыхая, словно идущий на казнь, Мыш полез было в свой кошелёк, но потом вдруг отдёрнул руку и строго так поинтересовался, почему я не хочу продавать проволоку со своего мушкета. Нет, он понимает, что это бесценное украшение, и наверняка ужасно дорого мне как память о каких-то великих победах, одержанных мной в прошлом. Но уж коли приспичило, так почему бы и нет?..
А я-то, признаться, про эту проволоку и позабыл. Она ж серебряная! Наверняка кой-какую копеечку стóит. Мышь подтвердил, что да, стóит. Правда, не так много, как мне хотелось бы, но на новые шмотки и вполне приличный скарб наверняка хватит. Заодно дал пару полезных советов, где именно лучше продать свой товар, а чужой — купить. И что именно мне просто жизненно необходимо купить. И примерно сориентировал по ценам. Список моих будущих покупок существенно расширился — например, на седло и сбрую, которые, по уверения Мыша, у меня должны быть собственными, запасы гове, специи и сладости, которые якобы у каждого уважаемого охранника тоже должно быть своими, ибо в общий рацион питания не входят, и ещё кучу разных мелочей, о которых я не задумывался, привыкнув в армии к централизованному снабжению. В общем, скрягой мой новый начальник и впрямь оказался изрядным, но мужик, вроде, толковый.
* * *
И вот, только на третий день, отоспавшись после проведённой в карауле второй половины ночи, я наконец смог выбраться в город по своим делам. Где тут базар, нашёл довольно быстро. Городишко маленький, и главный центр его жизни можно было вычислить по доносящемуся негромкому гулу людских голосов, криков животных и топота ног.
Пошляться по базарам, рынкам, барахолкам всегда было одним из любимых моих развлечений. Тут тебе и вызывающие слюноотделение запахи свежего хлеба, и острый аромат солений и маринадов, рыбы, копчёного мяса, сыров, и вдруг тебя накрывает запах пряностей, свежей клубники или яблок. Нос так и дёргается вслед каждому дуновению ветерка, а глаза разбегаются при виде ярких цветов и чудных натюрмортов, составленных из фруктов и овощей, тщательно отобранных и выставленных напоказ с самой лучшей своей стороны. Забавные безделушки, антикварное старьё, полезные, а иногда и странные предметы, о существовании которых ты и не подозревал до тех пор, пока не увидел. Или тряпочный ряд, где на дистанции десятка шагов можно оглохнуть от самый удивительных и непредсказуемых писков моды, доносящихся из далёких китайских, вьетнамских и турецких мастерских. Но главное — это целая портретная галерея характерных лиц и фигур, иногда величественных, иногда карикатурных, уродливых и прекрасных… Хочешь понять город, страну, мир, время — иди на базар. Именно тут сконцентрированы почти все образы и персонажи, характерные для изучаемого тобой объекта.
Ещё там, у нас, мальчишкой, я любил шляться по рынку, расположенному в конце моей улицы и, рассматривая людей, придумывать им судьбы и биографии. Как потом мне сказал психолог в отряде, очень полезное занятие, помогает обострить наблюдательность и научиться лучше понимать людей.
Вот и тут, к примеру. Вон тот вот мужик, яростно торгующийся из-за пучка каких-то овощей — явно работяга, чуть сутулая спина и характерные ладони рук, изуродованные… Хотя, что это за штамп такой дурацкий — «изуродованные»? У работяг очень красивые, я бы даже сказал, харизматичные руки, умелые и подвижные. У меня они вызывают ассоциацию с танками и другой боевой техникой. Каждый изгиб, выступ, каждая неровность на них — не плод дизайнерских изысков изнеженных офисных «творцов», а суровая необходимость, обусловленная спецификой применения в бою или работе. Ну а мозоли — как блоки динамической защиты поверх танковой брони — добавляют ладоням солидности и загадочности. Так что ладони не «изуродованные», а украшенные постоянным трудом. Одежда не богатая, без особых изысков, но опрятная, достаточно чистая, а единственная заплатка поставлена так умело, что её почти и не видно. Значит, мужик семейный. В семье царит лад и понимание, наверное много детей. Хотя, конечно, возможно, что он с утра до ночи лупит свою жену, чтобы она его этак обихаживала. Но нет, лицо у мужика хоть и суровое, но доброе, даже когда он яростно трясёт пучком то ли редиски, то ли репы перед физиономией продавца, так что я голосую за лад в семье и кучу довольных детишек.
А вон старушка пирожками торгует. Мир тут суровый, про пенсии ещё не слыхали, так что, вероятно, торговать бабке, пока ноги ходят, а как перестанут ходить — помирать с голода. Хотя вроде бы особо несчастной бабка не выглядит. Да и судя по количеству и разнообразию товара, пирожки, вероятно, печёт не сама, а есть у неё дочки, невестки и целый выводок внучек, корпящих день-деньской возле жаркой печи среди россыпей муки, квашни с тестом и мисок-тазиков с начинкой. Ну а бабке предоставлена самая почётная и непыльная работа. Сидеть целый день у лотка, продавая товар, да перетирая с соседкам и подругами городские сплетни. Обеспеченная и сытая, а главное, осмысленная старость, наполненная чувством востребованности и собственной полезности. Такую ни один пенсионный фонд гарантировать не сможет.
М-да. А вон той парочке, сразу видно, в жизни не повезло. Старик со старухой. Не то чтобы нищие, но где-то очень рядом. Копаются в груде выброшенных подгнивших овощей, выбирая то, что ещё можно употребить в пищу. Дети — может, бог не послал, а может, забрал раньше времени. Вот и приходиться доживать век в печали и нищете.
Ну а вон того персонажа узнаешь в любом наряде. Будь то официальный мундир, демократичный костюм с галстуком или как у этого, расшитый кружевами камзол. Чиновник! Весь из себя важный и переполненный чувством собственной значимости. Смотрит на окружающих с этакой усталой брезгливостью, словно говоря: «Как же вы все, убогие смертные людишки, надоели своими мелкими и ничтожными просьбишками и суетными заботами мне, блюстителю государственных интересов и вершителю человеческих судеб». Да, перед такими персонажами бессильны времена и эпохи — они вечны!
А вон-вон, за прилавком, ну точно как у