Читать интересную книгу "Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс"

class="p1">Для продвижения подобных нововведений Чуйков решил снизить важность традиционных армейских войсковых формирований и наряду с батальонами, ротами и взводами создал новые подразделения: мелкие штурмовые группы. Чуйков требовал железной дисциплины, но при этом был готов доверять солдатам. Это доверие выросло из его удивительного взаимопонимания со своими бойцами: «Надо ли пояснять, какое значение имеет беседа в окопе, на передовой линии старшего командира и политработника с рядовыми воинами, – сказал Чуйков позднее. – По личному опыту знаю, что, когда побеседуешь с бойцами в окопе, разделишь с ними и горе, и радость, перекуришь, разберешься вместе в обстановке, посоветуешь, как надо действовать, то у бойцов обязательно появится уверенность: «Раз генерал был здесь, значит, надо держаться!» И боец уже не отступит без приказа, будет драться с врагом до последней возможности».

Создание командармом мелких групп позволяло ему таким образом постоянно контактировать со своими бойцами, что значительно способствовало взаимному доверию между командующим и его солдатами. Чуйков понимал важность боевого духа: «…если положиться на один приказ, не подготовив людей морально к его выполнению, то погрузка на паром пойдет медленно, а при первом же обстреле парома на воде люди покинут его и поплывут не в горящее пекло, не в бой, а обратно, к тому берегу, от которого только что отчалили. Как тут быть? В этом случае ни плакаты, ни лозунги не помогут».

Для преображения морального состояния армии требовалось, чтобы в ней распространился дух товарищества. Любовь Исаева добровольно пошла в медсестры и участвовала в организации эвакуации раненых из района завода «Баррикады». Ее двухлетняя дочь погибла при немецком авианалете, когда только начала ходить в ясли. «Чуйков был всегда готов помочь нам, рядовым солдатам и добровольцам из гражданского населения, – вспоминает Любовь Исаева. – Я помню, как пришла к нему на КП и была поражена тем, с какой готовностью он меня выслушал. Он произвел на меня впечатление человека внимательного и доброго. Беседуя со мной, он сделал мне горячий чай и помог советом. Таким же наш командарм был и в общении с другими людьми».

«Он был очень доступным, – вспоминает Сергей Захаров. – В нем не было притворства. Он был очень земным и простым. Бойцы Сталинграда особенно много значили для него. Мы могли прийти к нему, как если бы он был нашим отцом».

Руководство с передовой

Чуйков руководил с передовой, и это оказалось чрезвычайно важным в Сталинграде. «Мы все чувствовали силу воли Чуйкова, его непреклонную решимость, – вспоминает Мережко. – В отчаянной ситуации, испытывая невероятные трудности, мы знали, что командующий со всеми доступными ему ресурсами останется с нами защищать Сталинград. Эта убежденность распространялась, достигая каждого солдата».

Чуйков обладал громадной личной храбростью. Он не смог бы с тем же правом требовать от солдат выполнения сложнейших задач, если бы не подвергался такой же опасности, что и они. Широта мышления позволила ему осознать, сколь важно возродить в армии дух мужества и товарищества. Позднее Чуйков писал в мемуарах: «Любому воину важно знать, что его подвиг не останется незамеченным. В этом случае можно быть уверенным, что приказ будет выполнен. Конечно, нет надобности, скажем, командиру дивизии постоянно находиться в окопах первой линии – его место на командном пункте, откуда он должен руководить ходом боя, – но старший командир, предвидя грозную опасность, должен не удаляться от переднего края, а быть как можно ближе к своим воинам. В этом случае солдаты не дадут тебя в обиду, закроют грудью и выполнят задачу».

Он создал стиль руководства, при котором командиры лично подавали пример своим подчиненным, о чем писал позднее: «Я научился этому в школе Сталинградской битвы. Мы призывали всех командиров неотлучно находиться на передовой линии, они должны были показать каждому, что не может быть никакого отступления».

Однако для командующего являлось крайним риском находиться в непосредственной близости от передовой. «Я помню, как однажды встретил Чуйкова на нашем дивизионном КП, – вспоминает Александр Ракицкий. – Он приказал мне провести его на позиции на передовой. Это было невероятно опасно, и я попытался возразить: «Ваша жизнь слишком важна, чтобы ею рисковать!» – но он сделал вид, будто не слышит меня».

Мережко часто сопровождал командующего в гущу боев, и вот что ему запомнилось: «Вопреки всем нормам, наш армейский КП находился на меньшем удалении от врага, чем полагалось батальонному КП. А Чуйков часто оказывался в еще большей близости от передовой, неожиданно отправляясь с небольшой группой штабных офицеров туда, где обстановка была наиболее напряженной. Нам часто приходилось доставать пистолеты и выстраиваться для круговой обороны нашего командующего, когда немцы возникали у самого нашего носа. Это было очень характерным для Сталинграда».

Однако личное посещение Чуйковым наиболее опасных участков боев оказывало невероятное влияние на его людей. Константин Казарин, командир роты 308-й дивизии, вспоминает свирепые атаки немцев на завод «Октябрь» в конце октября: «Обстановка была настолько напряженной, что нам с трудом удавалось держаться. Я был вызван с докладом к командиру полка, его командный пункт в этот период находился прямо на передовой. Войдя в блиндаж, я увидел нашего комдива Гуртьева и самого Чуйкова. Он стоял в черной шинели, сопровождаемый лишь несколькими людьми из его личной охраны, и обсуждал ситуацию с офицерами, выясняя, чем он может помочь. Влияние происшедшего на нас было колоссальным. Наш командующий был с нами в самой гуще этого ада. Нас охватила решимость удержать позиции во что бы то ни стало».

«Мы не должны забывать, что Чуйков стремился пробудить у людей волю не отдать родную землю врагу, – говорит Мережко. – Он вселял это настроение в командиров и рядовых бойцов. Когда солдат видит позади себя командующего – генерала! – то его уверенность, что он сумеет выстоять, многократно усиливается».

Можно привести еще один конкретный пример. В начале октября 1942 года немцы подожги цистерны с нефтью выше армейского КП. Море горящей нефти потекло в Волгу, окружив командный пункт языками пламени. Но и в кольце огня Чуйков и его штаб остались на КП, продолжая руководить армией. Как уже говорилось ранее, они собрались тогда в уцелевших блиндажах, покрытые копотью и нефтью, «похожие на негров». Чуйков потом рассказывал в домашней обстановке, что это было абсолютным адом, когда в течение четырех дней им пришлось работать в чаду и страшной жаре без малейшей возможности уснуть: «Я не знаю, как мы пережили это, но как-то, только мы знаем как, мы сумели через это пройти».

Степан Гурьев, командир 39-й сибирской дивизии, сказал в конце битвы: «Как могли мы, дивизионные командиры, даже подумать об