Сопроводив перспективный вид Парадной столовой (1794 г.) надписью «Сиятельнейшей госпоже», остроумный Воронихин сочинил визуальный образ обращения, поместив в центре акварели кавалера с почтением обращающегося к даме
Огромные зеркала, которые научились делать на Петербургской зеркальной фабрике, А.Н. Воронихин поместил на южной стене. Сам император Павел, как сообщает его биограф Август Коцебу, поместил одно такое же в своем Тронном зале. Кроме того, архитектор окружил зеркалами и двери, благодаря чему эффект растекающегося пространства еще больше усилился. В скором времени Столовая стала местом знаменитых воскресных обедов Строгонова, когда после утренней службы в Казанском соборе здесь собирались любители искусства и просто любители вкусно поесть, фальшиво или искренне предвкушая знакомство с картинами владельца. В период наполеоновских войн Столовая стала местом «патриотических демонстраций» владельца.
Слово «Отечество» часто употреблялось в начале XIX столетия. Строительство Казанского собора сопровождалось интересом ко всему национальному. Граф Александр Сергеевич вместе с племянником Григорием, который, как указывалось выше, избрал дипломатическую карьеру, и сыном Павлом при любом удобном случае единодушно демонстрировали свое неудовольствие дружбой императора с Наполеоном. Об одном из таких эпизодов, ставших легендой из жизни столицы, рассказал Н.И. Греч: «В начале 1809 года, в пребывание в Петербурге прусского короля и королевы, все знатнейшие государственные и придворные особы давали великолепные балы в честь знаменитых гостей. <…> В числе первых лиц двора был граф Александр Сергеевич Строгонов <…> удалявшийся от всякого соприкосновения с Коленкуром (Луи, французским послом. — С.К.). На бале у Нарышкина (Л.А. — С.К.) Александр сказал старику: „Ты дашь бал и не будешь дурачиться. Понимаешь!“ Граф безмолвно поклонился, это значило: пригласить и Коленкура».
Проект двойного кресла, сочиненный Персье и Фонтеном для графа Строгонова
О таком удивительном факте неподчинения монарху поведал своим читателям Н.И. Греч, судя по его мемуарам, он был весьма осведомлен о внутренней жизни Строгоновского дома в начале XIX века. Следует сказать, что в 1804 году Коленкур участвовал в убийстве герцога Ангиенского, потомка дома Конде. Местр в своем письме кавалеру де Росси от 19 января 1809 году писал: «Тесно связан я <…> с наиглавнейшими противниками французской партии, часто бываю у графа Строгонова, и его невестки, у княгини Голицыной, у матери сей последней, у графа Григория Орлова (Владимировича (1777–1826), племянника екатерининского фаворита. — С.К.). Семейства сии окончательно сбросили маску и даже не принимают французского посла».[39] Как рассказывает Ф.Ф. Вигель, во время проезда Александра I и Фридриха-Вильгельма III по улицам российской столицы французский посол «пожал плечами и злобно улыбнулся. Это видел народ, и, если бы не был удерживаем страхом, закидал бы его грязью и камнями».[40]
Н.И. Греч продолжил свой рассказ о событиях 1809 года в Строгоновском доме сообщением о предосудительном поведении французского посла: «Бал закончился ужином. В одном конце залы накрыт был круглый стол на девять кувертов, по числу царственных особ, удостоивших бал своим посещением».
Этот стол представлял собой поистине грандиозное сооружение диаметром почти полтора метра, украшенное четырьмя гермами, помещенными в основание, изящными колонками, опирающимися на львов и вазой с кентавром. Столешницу исполнили из малахита.
Стол для Строгонова, спроектированный французскими законодателями архитектурной моды Персье и Фонтеном
Вернемся к тексту Греча: «От этого круглого стола тянулись два длинные стола для верноподданных и прочих. Перед самым окончанием танцев Коленкур вошел в столовую, увидел распоряжение, по которому он исключался из общества царских особ, и решился захватить свое место наглостью. Он стал у круглого стола и взялся за стул. Входят гости. Александр в первой паре вел королеву, взглянул, увидел Коленкура, догадался и сказал королеве: „Сегодня позвольте мне не садиться возле Вас. Уже и так мне нет покою от моей жены. Буду ходить вокруг стола и ухаживать за всеми“. Королева стала, смеючись, возражать. Императрица Елизавета Алексеевна, поняв мысль государя, начала играть роль ревнивой жены. Государь не садился и был до крайности любезен со всеми, и особенно с Коленкуром, который согнал его с места и потом жестоко поплатился за свою наглость».
В заключение своего рассказа мемуарист не отказал себе в удовольствии сообщить читателям об унижении, которое Коленкур испытал в год вхождения русских войск во Францию. 19 марта 1814 года он безуспешно добивался приема и приезжал к воротам замка Бонди, где остановился российский император после взятия Парижа. Греч рассматривал это событие как расплату за былую надменность посланника.[41] В своем рассказе он ссылается на сведения Ф.И. Ласковского (1780? — после 1819) — выпускника Горного кадетского корпуса, тот с 1797 года служил экзекутором и переводчиком в Берг-коллегии, с 1800 по 1803 год по рекомендации К. Леберехта преподавал минералогию и служил переводчиком в Академии художеств, а с 1803 года исполнял обязанности секретаря Александра Сергеевича.
В 1810 году, после смерти А.Ф. Бестужева, Ласковский назначается правителем канцелярии графа. В 1807–1811 годах одновременно являлся помощником хранителя в Депо манускриптов Императорской публичной библиотеки. Другие сотрудники библиотеки, в частности Н.И. Гнедич и И.А. Крылов, были постоянными посетителями дома на Невском. Последний из упомянутых являлся большим поклонником Столовой, создав в ней даже собственный культ.
Парадная столовая после реставрации 1995–2003 гг.
14 марта 1811 года, еще при жизни графа Александра Сергеевича, графиня С.В. Строгонова посетила первое публичное заседание «Беседы любителей русского слова» — литературного общества, душой которого был поклонник русской старины адмирал A.C. Шишков. Он выступил на том собрании с речью, немедленно превратившей графиню в его почитательницу. Доказательством тому ее послание: «Когда сначала увидела я лежащую перед вами тетрадь, которая показалась мне велика, то подумала, что вы чтением своим наскучите; но когда слушала его, то сожалела, что оно так коротко, и с радостью желала бы еще два часа слушать».[42] С другой стороны, Шишков был сам заинтересован во влиятельных слушателях, и слушательницах также.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});