Читать интересную книгу Конец тьмы (Капкан на Волчью стаю) - Джон Макдональд

Несомненно, последнее выступление Райкера Димса Оуэна на процессе можно считать второсортным. Если предположить, что дело не мог бы выиграть никто, можно, по меньшей мере, сказать, что нашлись бы люди, сделавшие работу качественнее.

* * *

Предъявление улик, перекрестные допросы свидетелей используются для того, чтобы сфокусировать внимание на мелочах, а основные вопросы оставить в тени. Джон Куэйн – умный, упорный, неутомимый прокурор. Нельзя допустить, чтобы он пользовался абсолютной свободой. Я должен защищать своих клиентов, сея разумное сомнение по ходу процесса, вопреки моему плану защиты, основывающемуся на некоторых интересных моментах дела Леба-Леопольда2.

Джон Куэйн великолепно чувствует мое стремление ослабить, насколько возможно, обвинение. Таким образом, я должен постоянно быть начеку, чтобы не оказаться в одной из его ловушек. Хотя у меня опытные помощники, это все же очень утомительное занятие.

Полагаю, я обнаружил несколько слабых мест в показаниях юнцов – Говарда Крафта и Рут Меклер. Самое главное – заявление Говарда о том, что первый улар нанес Краун.

Умышленное убийство подразумевает наличие мотива, возможности и умысла. Причем преднамеренность может длиться всего лишь долю секунды. Если убийца имел основательную причину держать в руке камень, преднамеренность доказать трудно. Но если он искал камень, нагнулся и подобрал его, то в этот промежуток времени и возникла преднамеренность. Однако, если его ударили или как-то иначе нанесли повреждение перед тем, как он подобрал камень, вероятность доказательства умысла уменьшается.

Если бы мне разрешили защищать этих людей перед судьей, присяжными заседателями и зрителями, которые никогда не слышали об их грешных подвигах, то правосудие не оказалось бы, как сейчас, фарсом. Вся нация наблюдает за этими четырьмя человеческими существами. Разгневанный народ требует крови. Осязаемое давление ощущается в зале суда. Если бы Стассен, Голден, Эрнандес и Козлова прибыли с какой-нибудь отдаленной планеты и были мерзкими созданиями с щупальцами, за ними даже тогда не наблюдали бы с таким любопытством и отвращением. Их судят за все: за продавца, за Нашвилл, за Арнольда Крауна и Хелен Вистер, а не за одного Крауна.

Интересно наблюдать, как по-разному ведут они себя. Стассен в хорошо сшитом фланелевом костюме, с вежливыми, какими-то расслабленными манерами естественнее выглядел за столом прессы. Время от времени он пишет мне короткие записки, некоторые из них дельные. Я заметил, что он часто смотрит прямо в глаза присяжных. У меня сложилось впечатление, что Стассен, наверное, хочет сбить их с толку.

Вынужденная роль праздного зрителя – самое трудное занятие для Сандера Голдена. Он нервничает и постоянно дергается, не забывая играть на публику. Голден все время что-то нашептывает другим обвиняемым, пока его не призывают замолчать. Это повторяется по пять раз ежедневно. С явной насмешкой разглядывает каждого из присяжных, пока тот не отводит глаза. Своим неровным почерком Голден написал мне не одну глупую записку с множеством грамматических ошибок.

Девушка сидит тихо и играет волосами. Она кусает ногти, зевает, громко вздыхает, закидывает ногу на ногу, почесывается и снова зевает. Иногда рисует много раз одно и то же лицо, глупое лицо хорошенькой девушки, наверное, из какого-то комикса.

Роберт Эрнандес сносит все происходящее с равнодушием и терпением. Медведь в клетке вел бы себя в зале суда примерно так же. Он смотрит в пол перед собой. Волосатая рука расслабленно лежит на столе. Присяжные, глядя на него, не сомневаются: это преступник, разве можно ошибиться?

Я попытался проанализировать осязаемый ток ненависти, исходящий от зрителей, что происходит довольно редко даже в делах об убийствах. Думаю, мне понятна ее причина. Ненависть возникает от того, что они совершали насилие без причины, низвели жизнь до какой-то ничтожной дешевой вещи. Эти ребята убивали не ради выгоды. Все их приключения принесли им меньше пятнадцати сотен долларов, и находка большой суммы у Крауна оказалась случайностью, которую они, конечно, не могли предвидеть.

Если человека лишают жизни, для этого должны существовать очень серьезные мотивы. Поэтому того, кто оценил жизнь на рынке слишком дешево, следует наказывать за совершение великого зла.

И еще они превратили в дешевку любовь. Это их второе непростительное преступление. Неукротимая похоть, если она переполняет человека и заставляет совершать идиотские поступки, может быть частично понята и таким образом прощена. Но низведение сексуального акта до значимости рукопожатия требует сурового наказания.

Унижая жизнь и любовь, они угрожали унизить каждого мужчину и каждую женщину, которые попались бы им на глаза.

Итак, ненавистная четверка сидела в зале суда. Знаменитые художники рисовали их для больших журналов, а репортеры изощрялись в остроумии. Сто тысяч отцов с опозданием выпороли своевольных дочерей-подростков, и многие из них после этого ушли из дому. Возросло число автомобильных краж. Больше, чем обычно, стало изнасилований. Злобные юнцы забили насмерть нескольких человек.

Все это также входило в представление «Судебное разбирательство».

Мне пришлось постараться, чтобы преодолеть эмоциональное предубеждение против этих четырех испорченных молодых людей. Но, несмотря на все свои усилия, должен признаться, что я все же испытывал к ним отвращение из-за того, что они разрушали самые излюбленные иллюзии общества. Глубоко в душе я хотел для них сурового наказания. Но я не могу позволять эмоциям влиять на мой профессиональный долг.

Эти четверо нисколько не заботились даже о малейшей романтической окраске отношений между собой. Их единственным отличием от животных является то, что они передвигаются на двух ногах, а не на четырех. Еще сто лет назад животных судили за убийство, осуждали и казнили.

Мне не удалось найти никакого логического рассуждения, которое позволило бы мне смягчить отношение к подзащитным. Это первая помеха. Вторая – прокурор Джон Куэйн. Третий решающий фактор – впечатление, произведенное этими людьми на присяжных заседателей, что, разумеется, не поддается моему контролю. И последнее – в моей защите присутствует философский подход. При каждом удобном случае я стараюсь подчеркнуть роль фактора случайности во всем происшедшем.

В последнем слове попытаюсь использовать аналогию, которая, надеюсь, не покажется очень грубой. Она должна подействовать. Я разобрал садовые ножницы. Два лезвия, два кольца. Одно лезвие будет изображать девушку, другое – Эрнандеса, одно кольцо – Стассена, второе – Голдена. Я соберу ножницы на глазах присяжных и покажу, что три элемента не могут представлять собой орудие. Только когда собраны все четыре, у вас инструмент, способный стричь кусты или перерезать горло. Итак, есть ли смысл в том, чтобы взять эти четыре элемента, сейчас не соединенные воедино и, следовательно, не представляющие собой опасности, и уничтожить каждый в отдельности? Ответственность за преступления несет четверка, действовавшая как новое существо и совершившая поступки, которые трое не совершили бы и не смогли совершить. Так, может, общество удовлетворится тем, что эти четыре элемента никогда не соединятся вместе в орудие разрушения? Если ножницы уничтожат прекрасный куст, можно ли винить в этом одно лезвие?

Моим самым большим желанием должно быть стремление не использовать, как поступило бы большинство коллег, дело «Волчьей стаи» в интересах карьеры. Моя обязанность – бороться за то, чтобы этих людей приговорили к пожизненному заключению, чтобы их признали виновными, но с правом на апелляцию. Это единственное, чего можно добиться. Если бы я хотел использовать громкое дело, известное всей стране, в своих целях, я бы выбрал линию защиты, дающую меньше шансов на успех, но больше возможностей показать свое мастерство.

В такие ответственные моменты хочется иметь рядом доброго и отзывчивого человека. Жена не является таковой. У нее нет ни интереса, ни знаний в области права. Я не могу открыться и коллегам.

Доктору Полу Вистеру повезло больше, чем мне, потому что с ним рядом был друг. Сомневаюсь, что я сумел бы выдержать обрушившийся на него удар...

Глава 11

К полудню 27 июля, в понедельник, Герберт Данниген принял решение вывести свою специальную группу из Монро. Все пути расследования здесь были использованы. Теперь уже никто не сомневался, что разыскиваемые выскользнули из сети. Он оставил одного агента для связи и вылетел со своими людьми в Вашингтон. Из столицы легче управлять розыском и контролировать прессу. Известные журналисты, несколько репортеров с радио и телевидения в понедельник же улетели из Монро. Город потерял для них свою притягательность. Волка нет, значит, овцы могут опять выйти на лужок.