Читать интересную книгу Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

Он стоял на остановке у подножия Литского холма, поджидая малиновый лотианский автобус. В душе играли пузырьки бодрой радости. Хотелось шутить, балагурить со стоящими рядом людьми. Воскресные газеты лишь вкратце сообщили о беспорядках на стадионе «Истер-роуд», зато в понедельник детали битвы красовались на первых полосах. Его имя выскочило в «Дэйли рекорд», где упоминался некий «Дэниэл Скиннер, инспектор санитарно-эпидемиологического надзора, случайно пострадавший от рук хулиганов».

Подкатил шестнадцатый автобус, из него вышла парикмахерша Мэнди, ученица матери. Увидев Скиннера, она удивленно вскинула брови.

— Дэнни! Боже мой, ты в порядке? А то ведь в газете пишут, у тебя серьезная травма головы.

— Это у меня с детства!— рассмеялся Скиннер.— Сейчас там уже ничего ценного.— Он сильно постучал костяшками по темени, надеясь, что Кибби почувствует.

В офисе на него смотрели как на героя: пришел без опоздания, после такой переделки — да еще и не жалуется! И синяков на лице нет… Правда, с утра он заметно прихрамывал, но после обеда исчезала и хромота — после пары кружек, как справедливо заметил Дуги Винчестер.

Брайан Кибби, напротив, на работу не вышел, сказавшись больным, что было на него крайне не похоже.

Осторожные пальцы Беверли Скиннер втирали бальзам-ополаскиватель в овечьи кудряшки Джесси Томпсон. Этикетка на бутылке рассказывала о питательном эффекте фруктовых масел — и действительно, старческие патлы, казалось, оживали и наполнялись свежим соком. Глаза Джесси Томпсон заблестели веселей, рот растянулся в улыбке.

— Неудивительно, что у Геральдины киста яичника. Она всегда была к этому предрасположена. У ее сестры тоже нашли кисту. Ее звали Мартина, помнишь? Она еще с парнем встречалась, который потом разбился на мотоцикле. Смерть где угодно подстережет. Грустно… Такой хороший мальчишка! Представляю, каково было его матери. У меня самой двое — не ангелы, конечно, но если что случится…

Беверли понимала: клиент пытается разнюхать, что случилось с Дэнни. Она и сама точно не знала. Надо его проведать… Субботняя драка на стадионе не шла из головы.

Сколько раз этому маленькому мерзавцу говорила: футбол не доведет до добра!

У меня, кроме него, никого нет… Мальчик мой! Был таким милым ребенком. Он ведь…

В парикмахерскую вбежала Мэнди Стивенсон — в темном от дождя плаще, с налипшими на лицо мокрыми волосами.

— Прости, Бев, я опоздала… Видела твоего сына внизу, на остановке.

— Что… Как он?

— Ехал на работу, ждал автобуса.— Мэнди улыбнулась.— Выглядел нормально, шутил… Ты ведь знаешь Дэнни!

— Да уж, знаю!— проворчала Беверли, энергично втирая в волосы Джесси новую порцию бальзама. Надо же, каков эгоист! Волнуешься тут о нем, переживаешь…— Терпи, курочка!— прикрикнула она на притихшую Джесси.— Это тебе на пользу.

Брайан Кибби с детства был ипохондриком. В школьные годы он постоянно ходил по врачам: справка о болезни считалась большой ценностью, ибо давала передышку от издевательств одноклассников. Повзрослев, он начал сторониться докторов и старался никогда не пропускать работу. Жалобы на здоровье продолжались, но исключительно с тем, чтобы привлечь сочувственное внимание противоположного пола: «Ох, чувствую, что захворал» — это была его излюбленная фраза. И вот теперь, схватив действительно серьезный недуг, к тому же не поддающийся диагнозу, Кибби паниковал и чувствовал, что теряет рассудок.

В понедельник утром, под гнетом таких аргументов, как страшные синяки на лице, обморок во время вчерашнего похода и плаксивые уговоры матери, он согласился съездить в Корсторфин и показаться их семейному врачу Филиппу Крэйг-майеру.

— Только знаешь, сынок…— начала Джойс нерешительно.— Надень свежие трусы. Ты ведь к доктору идешь.

— Что-о?..— Кибби покраснел, как помидор.— Конечно, я оденусь в чистое! Я всегда…

— Просто… я заметила, ну… пятна. Как бывает у мальчиков,— нервно объяснила Джойс.— Начала стирать, а там спереди пятна…

Щеки Кибби полыхали огнем, голова поникла, язык прилип к гортани. Мать уже один раз заводила такой разговор — давно, когда он был подростком.

— Я понимаю, удержаться тяжело,— продолжала Джойс.— Но ведь это грех… И для здоровья плохо. Ты же знаешь,— ее глаза взметнулись к потолку,— Он все видит!

Кибби раскрыл было рот, однако передумал возражать.

Хуже всего было то, что мать навязалась сопровождать его к врачу. Кибби насилу уговорил ее выйти в коридор на время осмотра.

Филипп Крэйгмайер попросил его раздеться и скрупулезно обследовал. Они были хорошо знакомы, и Кибби осмелился спросить:

— Доктор, а может, это… эта болезнь от того, что… я себя иногда трогаю?

Филипп Крэйгмайер, энергичный седовласый мужчина с орлиным носом, пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты имеешь в виду мастурбацию?

— Ну да… Мама говорит, от нее организм слабеет. Вот я и решил…

Доктор покачал головой.

— Думаю, причины здесь гораздо глубже, чем обычная юношеская мастурбация.

Он приказал Брайану одеться и послал его сдавать кровь и мочу на анализы. Бедный Кибби был так взбудоражен, что сумел пописать лишь после долгих потуг.

В заключение доктор Крэйгмайер усадил перед собой мать и сына и произнес речь. Он подробно описал симптомы болезни и серьезным тоном заключил:

— Убежден, что имел место акт физического насилия.

— В каком смысле?— не поняла Джойс.

— Поглядите на своего сына, миссис Кибби. Он весь в синяках!

— Но ведь мальчик ни с кем не дрался! Он вообще такой привычки не имеет… Это абсурд!

— Ну-у-у, я не знаю!— заныл Кибби.— Я просто даже не знаю…

Доктор Крэйгмайер был неумолим. Он снял с шеи стетоскоп, положил его на стол и заявил:

— Увы, мадам. Налицо все признаки типичного пьяного загула: с драками, алкогольным отравлением и прочими прелестями.— Он покачал головой.— Посмотрите на его синяки! Такую картину можно увидеть каждые выходные в травматологическом отделении «Скорой помощи». Пьяных драчунов туда дюжинами привозят. А ожог на щеке — однозначно от сигареты. Весьма типичный синдром. Стремление причинить себе боль на пике алкогольной депрессии. Вы ведь недавно потеряли отца…

— Да я вообще не пью!— воскликнул Кибби.

— А ваш сын тем временем утверждает, что не пьет,— продолжал доктор чуть не со смехом, наблюдая за вскочившей в волнении Джойс.— И в эти выходные якобы никаким загулам не предавался… Должен вам сказать, миссис Кибби, что алкоголизм — очень серьезное заболевание. И если Брайан будет запираться, это ни к чему хорошему не приведет.

Какой ужас, думала Джойс, теперь моего сына обвиняют в том, что он скрытый алкоголик! Бедный мальчик даже расплакался, пытаясь доказать, что он не пьет, а мерзкий доктор только ухмыляется!

— Но послушайте, мой сын действительно не пьет!— заявила она гневно.— В эти выходные он ездил на конвент «Стар-Трека»!— Она пристально посмотрела на Кибби.— Правда, Брайан?

— Да! Да! С Яном! Ездили на конвент! Он все время был рядом! Он подтвердит, я вообще ни капли в рот не беру!— Кибби покраснел и перешел на визг. Лицо покрылось испариной, несправедливость происходящего резала по сердцу, как ножом.— Я приболел, вернулся в гостиницу, лег спать пораньше! А утром встал с синяками… Я ничего не пил!

— Ну, это еще надо доказать,— хмыкнул доктор. Он повидал на своем веку немало алкоголиков и отлично понимал, что порой они бывают весьма изобретательны в попытках скрыть свой недуг.

— Вы получите доказательства, мистер Крэйгмайер!— заносчиво заявила Джойс, направляясь к двери.— Пойдем, сын!

И они удалились гуськом: впереди мать с гордо вскинутой головой, а следом красный как рак, фыркающий от негодования Кибби.

На работу он вышел к концу недели, хотя синяки и шишки по-прежнему были, так сказать, налицо. На расспросы коллег Брайан отвечал вяло, тусклым голосом, испытывая острую жалость к самому себе. Слава богу, от издевательств Скиннера он был на время избавлен: мучитель взял отгул, чтобы подготовиться к назначенному на следующую неделю собеседованию.

Все выходные Кибби просидел дома. Его собеседование тоже приближалось, надо было готовиться. Помимо этого сил у него хватало лишь на то, чтобы забраться на чердак и повозиться с железной дорогой. Он запустил по рельсам любимый «Город Ноттингем» и наблюдал за ним, прищурясь, представляя, что сидит вместе с Люси в купе первого класса. Люси была одета в викторианское платье с глубоким декольте. В реальности ее грудь была не так уж велика, однако для полноты картины он ввел определенные анатомические поправки. Когда поезд миновал Западный Хайлэнд, покачиваясь и сверкая окошками не хуже «Восточного экспресса», Кибби задернул шторки и начал распутывать шнуровку на ее корсете.