Читать интересную книгу Дважды невезучие - Татьяна Устименко

– Ыхы!

Но, честно говоря, сильнее всего меня терзала отнюдь не боль в травмированной челюсти, а некая мысль – настойчиво свербевшая в мозгу.

– Ничего, до свадьбы заживет, – утешил меня собутыльник.

– Как бы ее еще устроить… – задумчиво протянула я.

– Свадьбу? – Тгир аж икнул от неожиданности.

Я кивнула еще выразительнее.

– Бины и Бальдура! – сразу догадался мудрый воин. – Так ведь не любит она его…

– То-то и оно! – невнятно прошамкала я, окуная платок в тазик с водой, выжимая и снова прикладывая к назойливо ноющей челюсти. – А вот если я каким-то образом заставлю вашу королеву полюбить своего жениха, то в ваших краях наконец-то наступят долгожданные мир и благоденствие.

– Ну-у-у-у, – неспешно, словно взвешивая все «за» и «против», протянул Тгир, – идея, конечно, здравая… Но, увы, заставить не удастся. Сама понимаешь: насильно мил не будешь. Зато имеется иное средство склонить Бину к Бальдуру…

– Какое? – аж подпрыгнула я, забывая про челюсть и айкая от боли. – Колись давай, старый хитрюга.

Тут Тгир проказливо улыбнулся, приложил ладонь к моему уху и по секрету поведал мне нечто интересное…

Утро началось с истошного кошачьего мява и заунывной трели моего голодного желудка. Со стоном открыв глаза, причем почему-то с третьей попытки, я свесила голову с трона, дабы полюбоваться на источник мяуканья. Оный сидел на полу, подталкивая ко мне лапой… неподвижную серую тушку, в коей я с величайшим изумлением опознала мышь.

– Это мне?! – пораженно осведомилась я – челюсть тут же неприятно свело.

Кот согласно повел ушами.

– Ну… э-э-э… спасибочки…

Как же, люди добрые, я сейчас выгляжу, если даже этот баловень меня пожалел?! И знать не хочу…

Судя по виду из окошка королевского шатра, рассвет наступил совсем недавно. Есть хотелось жутко. Даже вид дохлой мыши, распластавшейся на полу, не помогал. Вздохнув, я сползла с лавки. Всего через какую-нибудь минуту я смогла вскрыть здоровенный плетеный короб и извлечь из него пару грустных на вид морковок. Критически осмотрев овощи, я не стала рисковать и мыть их, а просто обтерла об рубаху и с удовольствием впилась зубами в оранжевый бок. Мм… Еда! Еще пару дней назад я даже предположить не могла, что с таким аппетитом буду поглощать сырую немытую морковь!.. Судьба-злодейка, чтоб ее… Вот только из-за ушибленной челюсти жевать было трудновато, но это так, мелочи жизни.

– Будешь? – щедро протянула я огрызок морковки коту.

Тот состроил брезгливую моську и оскорбленно отвернулся.

– Ну и ладушки, мне больше достанется. – Я показала ему язык, дожевала огрызок, подхватила валяющиеся на полу сабли и поспешно ретировалась из шатра, осторожно переступая через вповалку лежащих на полу друзей. Главное – никого не задеть и не разбудить, а то ведь обязательно за мной увяжутся. А затеянное мною дело лучше проворачивать в одиночку…

Небо – голубело, белые кучерявые тучки прыткими барашками скакали в вышине над моей головой, а ветер перекатывал под ногами бескрайнее море ковыля. Красотища! Я шагала через широкий луг, вичкой попутно сшибая желтые головки лютиков, и беззвучно восхищалась безудержным полетом фантазии Тгира. Задал же он мне задачку!.. По словам мудрого орка, в полудне ходьбы от Летнего Стана располагалась небольшая человеческая деревушка, носящая романтическое название Лысые Горки. Тгир не знал, по какой причине деревню назвали именно так, зато поделился со мной другой ценной информацией. В Лысых Горках проживала известная на весь остров травница, а точнее – старая ведьма, нравом весьма вредная и склочная. Годков этой травнице стукнуло уже немало, а посему она давно утратила резвость ног, остроту зрения и вежливость, да и память ее подводила. Но зато в арсенале этой травницы имелся рецепт некоего сильнейшего приворотного зелья, способного влюбить королеву Бину не только в довольно симпатичного Бальдура, но даже в гоблина лысого! И вот за этим-то зельем Тгир и отправил невезучую меня, аргументировав свою идею тем, что мне, как избраннице богов, любая миссия по плечу! Даже самая невыполнимая. Например такая, как вытянуть из старой карги рецепт ее наиболее засекреченного варева, скрываемый от всего мира. Ничего себе задачка, ага?..

Я добралась до Лысых Горок уже под вечер, немного заблудившись по пути. Не мудрствуя лукаво нахально перелезла через низкий покосившийся плетень, короткими перебежками преодолела чей-то порядком запущенный огород, буйно заросший бурьяном, и гордо вступила на главную деревенскую улицу. Ладошками почистила куртку от пыли и грязи, этими же не шибко чистыми руками пригладила волосы, чихнула и важно зашагала вдоль палисадников. Поди-ка теперь угадай – кто я такая и откуда заявилась. Надеюсь, никто не заподозрит меня ни в чем плохом… Топая по улице, вертела головой налево и направо, разыскивая указанный мне Тгиром дом травницы. Дом тот приметный, на коньке его двухскатной крыши поставлен красный деревянный петух, сжимающий в клюве крупную ромашку. Оп-па, кажется, вижу что-то похожее… Зайду с озабоченным видом, пожалуюсь, будто ищу лекарство от ревматизма для приболевшего дедушки, а дальше – как покатит, сориентируюсь по обстоятельствам. И надеюсь, никто меня не выгонит…

– Ой, мамо родная, и на кого же ты нас покидаешь? – внезапно долетело до моих ушей.

Я аж на месте подпрыгнула от неожиданности. Что значит – покидаешь? Так я ведь только пришла!.. Поэтому оный крик скорее всего относится совсем не ко мне, да и голосят что-то слишком уж истошно. А ну, пойдем поглядим!

Крайне заинтересованная событиями, происходящими сейчас в Лысых Горках и, судя по едва не оглушившему меня воплю, являющимися отнюдь не ординарными, я завернула в ближайший проулок и очутилась точнехонько перед домом под красным петухом. Орали здесь. Причем орали так душевно и самозабвенно, как голосят только в самых исключительных случаях, например при родинах или на поминках. Боясь поверить собственной догадке и проклиная свое всегдашнее невезение, я поднялась на крыльцо, взялась за кольцо, толкнула дверь, прошла через сени и попала в горницу, щедро освещенную лучами закатного солнца, свободно проникающими в три настежь распахнутых окна избы.

– А не сироти ты нас, детушек малолетних, мамо! – Очередной мощный вопль едва не вынес меня обратно в сени.

Я вцепилась в дверной косяк и внимательнее присмотрелась к разворачивающемуся передо мной зрелищу…

Источником оглушительных причитаний оказался здоровенный мужик впечатляющего телосложения, на коленях стоящий посреди комнаты – возле лавки, на которой лежала сухая как лучина и махонькая словно наперсток старуха, укрытая пестрым лоскутным одеялом. «Малолетний детушка», а вернее – детинушка под два метра ростом, со щедро посеребренными сединой висками и бородой лопатой во всю грудь, самозабвенно бился лбом о край лавки и ревел, как племенной бык. Подозреваю, если бабка еще не отдала богам душу от подобного сотрясения, то неминуемо должна была оглохнуть. Я зажала уши руками и робкими шажками приблизилась к лавке…

– И чего же ты на свете так мало пожила, мамо?! – продолжал немузыкально голосить мужик.

Бум! – и он непонятно в какой раз гулко приложился головой о лавку. Судя по красующимся на его лбу синякам и шишкам, оному действу скорбящий селянин предавался давно и со смаком.

Я заинтересованно глянула на старуху. Принимая во внимание ее беззубый рот, растянутый в благостно-бессмысленной улыбке человека, доживающего свои последние минуты, три скудных волоска, венчающие лысый череп, бельма на обоих глазах, тощую шею и худые пальцы-косточки, судорожно цепляющиеся за край одеяла, – жалоба мужика не имела под собой никаких реальных оснований. Умирающая выглядела так, словно прожила по крайней мере лет пятьсот. Я печально вздохнула. Не оставалось сомнений, что эта дышащая на ладан старушка и являлась нужной мне травницей. И я лишилась единственной возможности получить требуемое мне приворотное зелье…

– Оставляешь ты нас с голоду помирать, мамо! – между тем не умолкал мужик, не забывая ритмично бухать лбом о лавку.

Я огляделась. Судя по богато обставленной комнате, голодная смерть «детушкам малолетним» точно не грозила.

– Не передала никому своего искусства!

«А вот это уже печально!» – подумала я.

– Родню всю перед смертью не повидала! Не благословила на прощанье! Грехи наши нам не простила… – скороговоркой перечислял скорбящий детина.

– Да, внушительный же список претензий у вас к ней накопился! – не выдержала я.

Мужик поднял залитое слезами лицо с толстыми свекольно-яркими щеками и носом картошкой, удивленно воззрился на меня и внезапно тоненько спросил:

– Чего? Ты кто еще такая?

– Вну… – начала я, но тут вдруг умирающая беспокойно пошевелилась, отлепила пальцы от одеяла и вцепилась ими в мое запястье. Хватка у нее оказалась неожиданно крепкой и осознанной.