Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лето она провела в Кэйп-Кри. В начале августа по почте ей прислали аттестат зрелости. Джоан Рамзеи с гордостью изучала ее аттестат.
— Я знала, что ты закончишь прекрасно... — Она помолчала, подыскивая слова. — Могу сказать только, что очень горжусь тобой. Тебе бы пойти в университет. Но нам это не по средствам. Ты девушка, да к тому ж индианка, так что вряд ли сможешь найти работу, которая была бы тебе тут подспорьем.
И вновь Джоан Рамзеи помолчала и, скрывая свою нерешительность, вновь взяла аттестат и углубилась в него...
- Боюсь, - продолжала она, - тебе придется выбрать одно из двух: стать медицинской сестрой или учительницей. Что бы ты хотела — поступить в больницу и учиться на медсестру или в учительский колледж?
На тот случай, если представится возможность, Кэнайна все обдумала заранее: став учительницей, она останется ближе к книгам, ближе к духовному миру, который так увлекал ее.
— Мне бы хотелось в учительский колледж, — ответила она. — И надеюсь, что когда-нибудь я смогу отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.
Джоан Рамзей положила руку на плечо Кэнайны.
— Этот аттестат, — сказала она, — лучшая благодарность за все.
Кэнайна подала заявление в Блэквудский учительский колледж, ее приняли; в сентябре она вновь поселилась в пансионе Сэди Томас, в комнатушке окнами во двор.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Кэнайна надеялась, что в учительском колледже ей будет легче, потому что студенты старше и серьезнее школьников. Она была уверена, что, по крайней мере, в этом последнем году ученья сможет принять участие в жизни своей группы.
В первое утро занятий все собрались в большом зале. Кэнайна отыскала местечко в самом конце и осмотрелась. Она обнаружила кое-кого из старых школьных знакомых, и среди них двух неразлучных подруг — Марджори Болл и Труди Браун, которые с первого дня превратили в ад ее школьную жизнь и теперь сидели плечом к плечу на шесть-семь рядов впереди. На кафедру поднялся директор колледжа доктор Карр, и гул голосов мгновенно затих. Это был рослый человек со строгим, неулыбчивым лицом и толстыми, пухлыми губами, которые, когда он говорил, двумя красными полумесяцами обрамляли обнажавшиеся зубы. Доктор Карр перечислил предметы, которыми им предстоит заниматься на протяжении учебного года, и представил преподавателей. Затем сообщил, что студенты будут разделены на десять групп в алфавитном порядке.
— В первую группу, — сказал он, — входят все,чьи фамилии начинаются с первых трех букв. Эта труппа может сразу же отправиться в комнату номер один на первом этаже.
Кэнайна Биверскин встала и вышла из зала. За ней последовало человек тридцать пять. Среди них Труди Браун и Марджори Болл. Идя по коридору, Кэнайна слышала, как Труди и Марджори разговаривали почти у нее за спиной.
- Ну уж нет. Ее еще не хватало. Где это видано? - донесся голос Марджори.
Они поравнялись с ней, и Кэнайна улыбнулась, сделав вид, что ничего не слыхала. Марджори схватила Труди за руку и, не останавливаясь, поволокла ее за собой. Потом быстро обернулась и посмотрела на Кэнайну.
— А я-то думала, что в июне мы видели тебя в последний раз, — сказала она.
В первые недели Кэнайна сознательно держалась в сторонке, решила поначалу повременить, чтобы уж знать про себя, кого из них, таких же ветреных и инфантильных, следует избегать. Время от времени Марджори называла ее "скво с залива Джемса", выбирая обычно для этого моменты, когда поблизости оказывалось достаточно слушателей, но никто, кроме Труди, не обращал на это никакого внимания. Она не слышала, чтобы другие ее сокурсники насмехались над ней, прохаживаясь насчет ее расы, и была уверена, что в колледже, как она и надеялась, все станет на свои места. Через месяц она решила, что может без опасений попытаться принять более активное участие в студенческой жизни. Кэнайна вступила в драматический кружок и получила роль в спектакле, который готовили к рождеству. Репетировали по два раза в неделю. Роль была маленькая, но репетиции, по окончании которых все вместе пили кофе, давали ей возможность познакомиться с той стороной школьной жизни, которая до сих пор оставалась закрытой для нее. Никогда не испытывала Кэнайна такого счастья, как в эти дни.
Однажды утром в конце октября, когда Кэнайна вошла в класс, еще не было девяти. Она положила портфель на свой стол. Марджори, которая стояла через проход у своего стола, коротко глянула на Кэнайну, но ничего не сказала. А Кэнайна поспешила из класса, чтобы уточнить у девчонки из драмкружка время вечерней репетиции, и вернулась лишь со звонком. Студенты начали рассаживаться по местам. Вошел доктор Карр с суровым и постным по обыкновению выражением лица и быстрыми шагами прошествовал к своему столу.
— Доктор Карр, — очень громко сказала Марджори, — у меня украли ручку с карандашом — весь набор.
Доктор Карр расспрашивал Марджори, поначалу не веря ее словам, но она настаивала, что набор всего лишь несколько минут назад лежал у нее на столе и с тех пор никто не выходил из класса. Угрюмым пристальным взглядом уставился директор на класс, сжал свои толстые губы.
- Если кто-то взял, пусть признается, я давайте забудем этот инцидент, — сказал он.
Студенты смущенно переглядывались, но никто не признавался.
- Ну ладно, - сказал доктор Карр. - Тогда придется обыскать все столы.
Он велел студентам, сидевшим за первым столом в каждом ряду, обыскать свой ряд. Ручку и карандаш нашли среди книг в портфеле Кэнайны.
Доктор Карр подошел к столу Кэнайны, навис над ней жуткой громадой.
— Мисс Биверскин, — спокойно сказал он, — прошу вас ко мне в кабинет.
Через минуту она, дрожа, стояла там перед ним. Голова у нее шла кругом.
— Почему вы это сделали? — спросил доктор Карр.
— Я этого не делала, — ответила Кэнайна.
— Каким же образом тогда набор оказался среди ваших книг?
— Я выходила из класса. Можно было свободно сунуть его в мой портфель.
— Я предполагал, что вы будете все отрицать. — Он помолчал, опустил глаза и начал с отсутствующим видом закручивать и откручивать колпачок лежавшей на столе авторучки. — Разве не правда, — продолжал он, — что частная собственность не пользуется у людей вашей расы таким же уважением, каким она издавна пользуется у нас?
— В какой-то мере это так... Среди индейцев, в местах, где влияние белых не проникло еще глубоко, в отношении собственности существует закон, высший закон, что никто не вправе пользоваться один тем, что гораздо нужнее кому-то другому.
Кэнайна давно уже в глубине души не считала себя индианкой. Но теперь, внезапно оказавшись в ситуации, бросающей тень на всю ее расу, она почувствовала, что гордится тем, что в ее жилах струится кровь мускек-оваков.
- Мы единое племя, не знающее никаких каст, -продолжала она, — социалистическое, если вам будет угодно. Все, что принадлежит одному, принадлежит всем. Этого требует образ жизни и среда, в которой обитает мой народ. В хорошие времена такой закон применяется редко, но в плохие - это единственное,благодаря чему может выжить мой народ. Если у тебя нет мяса в котле, ты можешь есть из котла своего соседа. Если у соседа есть ружье, а твое сломалось, ты берешь ружье соседа, когда тебе нужно. Это не кража, потому что тогда оно уже и твое ружье. В вашем обществе этот закон нельзя применить. Ваши люди использовали бы его во зло, но среди моих людей никто никогда не обращает его во зло.
Доктор Карр наклонился вперед, и его толстые губы раздвинулись, вновь обнажая зубы.
— Понимаю, - сказал он. - Значит, вы решили,что вам нужна ручка Марджори, и взяли ее, так как считали ее своей? Может быть, у вас и такой закон, но здесь нельзя жить по такому закону.
— Я не брала ее, — холодно сказала Кэнайна. -Обычаи моего народа тут ни при чем. Еще несколько лет назад я решила оставить жизнь и нравы моего народа и приобщиться к жизни вашего общества...
Но доктор Карр прервал ее и не спеша продолжал:
- Двум столь различным культурам, как наши,трудно соединиться — слишком различны наши ценности и наши нравственные устои. Вступая в общество белых, индеец должен пройти испытательный срок. К нему будут относиться с подозрительностью и недоверием, пока он не докажет, что способен воспринять наш образ жизни. Чтобы достигнуть этого, он должен забыть, что он индеец...
Стройное тело Кэнайны внезапно напряглось; до сих пор она сдерживалась, а теперь вся дрожала от возмущения:
- В лесной сторожке - Аскольд Якубовский - Современная проза
- Улица Грановского, 2 - Юрий Полухин - Современная проза
- Ангел из Галилеи - Лаура Рестрепо - Современная проза
- Жизнь способ употребления - Жорж Перек - Современная проза
- Верещагин - Марина Королёва - Современная проза