Читать интересную книгу Большая книга психики и бессознательного. Толкование сновидений. По ту сторону принципа удовольствия - Зигмунд Фрейд

Возможно, это является универсальным фактом. Как показали примеры в разделе III, существует много сновидений, которые представляют собой исполнение желания в явном виде. Там, где исполнение желания является скрытым, замаскированным, должна присутствовать тенденция к защите от этого желания, и вследствие этой защиты желание не может проявиться иначе, кроме как в искаженной форме. Этому факту, относящемуся к внутренней психической жизни, мне хочется найти эквивалент в социальной жизни. Где в социальной жизни можно найти аналогичное искажение психического акта? Лишь там, где речь идет о двух людях, один из которых обладает определенной властью, а другой с этой властью должен считаться. В таком случае этот второй человек искажает свои психические акты, или, как мы можем также сказать, притворяется. Учтивость, которую я проявляю чуть ли не каждый день, тоже во многом является таким притворством; истолковывая читателю свои сновидения, я вынужден совершать подобные искажения. На необходимость таких искажений жалуется и поэт:

«Все лучшие слова, какие только знаешь,Мальчишкам ты не можешь преподнесть»[105].

В сходном положении находится писатель-политик, который должен сказать власть имущим неприятную правду. Если он говорит откровенно, то власть имущий подавит его – если речь идет об устном выступлении, то после него, и превентивно, если он намерен высказать ее в печати. Писателю приходится бояться цензуры, поэтому он умеряет и искажает выражение своего мнения. В зависимости от силы и чувствительности этой цензуры он вынужден либо просто придерживаться определенных форм критики, либо вместо прямых обозначений выражаться намеками, либо он должен скрывать свои критические высказывания под внешне безобидной маской. Он может, например, рассказывать о стычке между двумя мандаринами в Срединной Империи, но на самом деле иметь в виду отечественных чиновников. Чем строже цензура, тем сильнее маскировка, тем остроумнее средства, которые все же наводят читателя на след истинного значения слов[106].

Для понимания сновидения следует сообщить, что сновидица, высокоуважаемая, весьма образованная дама 50 лет, является вдовой офицера, умершего примерно двенадцать лет назад, и матерью взрослых сыновей, один из которых в это время находился на фронте.

Итак, сновидение о «любовной службе». «Она отправляется в гарнизонный госпиталь № 1 и говорит постовому у ворот, что ей нужно поговорить с главным врачом… (называет незнакомое ей имя), потому что она хочет поступить на службу в госпиталь. При этом она так подчеркивает слово “служба”, что унтер-офицер сразу догадывается, что речь идет о “любовной службе”. Поскольку она женщина пожилая, он пропускает ее после некоторых колебаний. Но вместо того чтобы пройти к главному врачу, она попадает в большую темную комнату, где за длинным столом сидят и стоят многие офицеры и военные врачи. Она обращается со своим предложением к штабному врачу, который понимает ее с нескольких слов. В сновидении она говорит буквально следующее: “Я и многие другие женщины и молодые девушки Вены готовы солдатам, рядовым и офицерам без различия…” Здесь в сновидении следует какое-то бормотание. Но то, что все присутствующие ее правильно поняли, показывают ей отчасти смущенные, отчасти лукавые выражения лиц офицеров. Дама продолжает: “Я знаю, что наше решение выглядит странным, но для нас оно совершенно серьезно. Солдата на поле боя тоже не спрашивают, хочет он умереть или нет”. Наступает минутное мучительное молчание. Штабной врач обнимает ее за талию и говорит: “Милостивая государыня, представьте себе, что дело действительно дошло бы до…” (бормотание). Она освобождается от его объятий с мыслью: “Все они одинаковы” – и возражает: “Господи, я старая женщина и, может быть, вообще не смогу. Впрочем, одно условие должно быть соблюдено: считаться с возрастом; так, чтобы пожилая женщина совсем молодому парню… (бормотание); это было бы ужасно”. Штабной врач: “Я вполне понимаю”. Некоторые офицеры, и среди них тот, кто в молодости за ней ухаживал, громко смеются, и дама хочет, чтобы ее проводили к знакомому главному врачу и вместе с ним во всем разобраться. При этом, к великому своему смущению, она понимает, что не знает его имени. Тем не менее штабной врач очень вежливо и учтиво предлагает ей подняться на второй этаж по узкой железной винтовой лестнице, которая прямо из комнаты ведет на верхние этажи. Поднимаясь, она слышит, как один офицер говорит: “Это колоссальное решение, не важно, молодая или старая; потрясающе!” С чувством того, что просто выполняет свой долг, она поднимается по бесконечной лестнице». Это сновидение повторяется на протяжении нескольких недель еще дважды, причем, как замечает дама, с совершенно незначительными и совершенно бессмысленными изменениями.

Совпадение вплоть до мелочей феноменов цензуры и феноменов искажения в сновидении дает нам право предположить наличие у тех и у других сходных условий. То есть мы можем предположить, что создателями образов сновидения являются две психические силы (течения, системы) индивида, из которых одна формирует выраженное с помощью сна желание, тогда как другая осуществляет цензуру и посредством этой цензуры вынуждает к искажению этого выражения. Возникает только вопрос, в чем состоят полномочия этой второй инстанции, благодаря которым она может осуществлять свою цензуру. Если мы вспомним о том, что скрытые мысли сновидения до анализа не осознаются, тогда как проистекающее из них явное содержание сновидения вспоминается сознательно, то напрашивается предположение, что преимущественное право второй инстанции как раз и заключается в допуске к сознанию. Из первой системы ничего не может попасть в сознание, не пройдя предварительно через вторую инстанцию, а вторая инстанция не пропускает ничего, не проявив своих прав и не совершив желательных для себя изменений в том, что стремится попасть в сознание. При этом мы обнаруживаем совершенно определенное понимание «сущности» сознания; осознание является для нас особым психическим актом, отличным и независимым от процесса предположения или представления, и сознание кажется нам органом чувств, воспринимающим данное где-то содержание. Можно показать, что психопатология просто-таки не может обойтись без этих базисных допущений. Более детальную их оценку мы можем оставить на потом.

Если я придерживаюсь представления о двух психических инстанциях и их отношении к сознанию, то с моей очевидной нежностью, испытываемой в сновидении к Р., который обесценивается в результате толкования сновидения, возникает вполне конгруэнтная аналогия из политической жизни людей. Я переношусь в государственную жизнь, в которой между собой борются властитель, ревностно относящийся к своей власти, и живое общественное мнение. Народ возмущается ненавистным чиновником и требует его увольнения; чтобы не показать, что он считается с волей народа, властитель именно в этот момент присуждает чиновнику высокую награду, к которой в противном случае не было бы ни малейшего повода. Таким образом, моя вторая инстанция, контролирующая доступ в сознание, наделяет моего друга Р. излиянием преувеличенной нежности, потому что стремления-желания первой системы в силу особого интереса, который они как раз и преследуют, хотят обозвать его дураком[107].

У нас здесь может возникнуть ощущение, что толкование сновидения способно дать нам разъяснение структуры нашего душевного аппарата, которое мы тщетно до сих пор ожидали от философии. Но мы не последуем этим путем[108], а, объяснив искажение в сновидении, вернемся к нашей исходной проблеме. Был задан вопрос, каким образом сновидения, неприятные по своему содержанию, можно все-таки трактовать как исполнения желаний. Мы видим теперь, что это вполне возможно, если произошло искажение в сновидении, если неприятное содержание служит лишь для маскировки желательного. Учитывая наши предположения о наличии двух психических инстанций, мы можем теперь также сказать, что неприятные сновидения действительно содержат нечто, что неприятно для второй инстанции, но вместе с тем исполняет желание первой инстанции. Они являются снами-желаниями потому, что каждое сновидение исходит от первой инстанции, вторая же ведет себя по отношению к сновидению защитным, а не созидательным образом[109]. Если мы ограничимся оценкой того, что вносит в сновидение вторая инстанция, то мы никогда не поймем сновидение. В таком случае останутся все те же загадки, которые отмечались разными авторами.

То, что сновидение действительно имеет тайный смысл, означающий исполнение желания, в каждом отдельном случае можно доказать при помощи анализа. Поэтому я приведу несколько сновидений неприятного содержания и попытаюсь их проанализировать. Отчасти это сновидения истериков, требующие пространных предварительных пояснений, а иногда и проникновения в психические процессы при истерии. Однако избежать этого затруднения в ходе моего изложения мне невозможно.