Читать интересную книгу История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Гизебрехт пишет, что в районе Hohen-Mцlsen и у деревни Нэдлиц было найдено под землей большое число наконечников копий, шпор и т.д. Эта находка ни в коем случае не имеет связи с этим сражением, так как место находки слишком удалено от ручья Грунау; Нэдлиц же лежит еще в полумиле на юг от Hohen-Mцlsen.

 Но самым неясным остается вопрос, почему королевская армия не смогла переправиться через Эльстер. Если город Цейц воспрепятствовал ее проходу (что было бы единственно приемлемым объяснением), то спрашивается, почему Бруно умолчал об этом. По-видимому, он сам этого не знал, так как он дает две противоречащие друг другу версии, почему сражение разыгралось здесь: одна версия - Генрих искал боя и нарочно выбрал поле, где бы в тылу его бойцов была река; вторая - он разбил лагерь здесь против своей воли. Ясно, что правильна вторая версия. Так же очевидно происхождение первой версии: хвастливость победителей не хотела сознаться в том, что в выгодный момент они победили только половину армии Генриха, а пыталась создать впечатление, что сражение было на равных основаниях рыцарским и со взаимного согласия. Как мы знаем, со времени Марафонского сражения народ не имел еще понятия о стратегических операциях, целью которых является добиться неравенства оружия. Может быть, благодаря этому психологическому моменту и отсутствует сообщение о закрытых воротах Цейцского моста.

 Основной монографией, положенной в основу всего моего описания сражения, является берлинская диссертация Erich Topp, 1904 г., изд. Э. Зберинга. После нее появилось еще два исследования: R. Wilcke и E. Zergeibel (Ценц 1919).

СРАЖЕНИЕ ПРИ ПЛЕЙХФЕЛЬДЕ 11 августа 1086 г.

 Восставшие князья осаждают Вюрцбург. Генрих IV приближается с сильной армией на помощь осажденному городу. Князья идут навстречу ему 2 мили на север, и при первой же стычке королевская армия обращается в бегство. По сообщению присутствовавшего при этом монаха Бертольда (Berthold, M. G., SS, V), армия-победительница потеряла только 15 убитых, из которых 3 погибли тотчас же, остальные умерли от ран в ближайшие дни. По его словам, армия насчитывала 10 000 человек, что, по сравнению с другими цифрами, известными нам из этого времени, было очень много. Поскольку Бертольд еще добавляет, что королевская армия насчитывала свыше 20 000 человек, то указанной им цифре нельзя придавать значения. Сторонники короля объясняют поражение изменой (согласно Annal. Augustani, "ш плану или по трусости" королевские войска тотчас бежали; Continuatur Scoti Mariani M. G..., SS, V в Vita Heinrioi IV гл. 4 также говорят об этом, но здесь это сражение смешивается со сражением при Мельрихштадте 1078 г.).

 После сражения защитники Вюрцбурга сдались, но в этом же году город снова переходит в руки короля. Таким образом, сражение было собственно безрезультатным.

 Заслуживает внимания сообщение Бертольда о том, что герцог Вельф и магдебургцы выступили пешими, оставив своих лошадей. Мотив не указан. Быть может, речь шла о засаде. Военно-исторических выводов сделать нельзя, так как все событие обрисовано чрезвычайно туманно.

 Интересно только отметить еще то обстоятельство, что восставшие везли с собой повозку со знаменами.

Глава IV. ПОКОРЕНИЕ АНГЛОСАКСОВ НОРМАННАМИ.

 Нами уже неоднократно упоминалась и рассматривалась в общей концепции история англосаксов, описывающая развитие германских племен, осевших на Британском острове. Нигде так ясно, как здесь, мы не видим обрисованной еще Тацитом картины первобытного состояния и ее постепенного изменения. Еще в законах короля Этельберта Кентского (около 600 г.) кэрлы - воинственные свободные крестьяне; нарушение их прав и покоя влекло за собой возмещение половины того, что взыскивалось за нарушение прав эрла.

 Спустя 100 лет (около 700 г.), положение в Правде Уэссекского короля Ине уже другое. Романцы, которые в старом государстве занимали место только рабов или крепостных, фигурируют здесь также на более высоких и лучших должностях. Видно, как по мере постепенного покорения острова германцами совершался переход от абсолютной враждебности к договорному соглашению. Но и внутри покорившего народа разделение на два сословия стало другим. Мы находим кэрлов, состоящих на службе глафорда или лорда и отдавшихся под его покровительство. Дружинники же короля, гезиты, или гезиткундмены, сделались уже крупными землевладельцами. Из них и из старых сотенных старшин (эльдорменов, эрлов) образовалось дворянство. Вооруженные дружинники, тэны (thegn, Degen, pueri), состоявшие как на службе короля, так и на службе этих дворян, имели вдвое больший вергельд, чем кэрлы. Таким образом, кэрл уже совсем отстранился от военных дел.

 Еще через 100 лет, - как раз когда королю Эгберту удалось объединить под своей властью первоначальные мелкие королевства (827 г.), - начались набеги норманнов (датчан), которые нашли большое англосаксонское королевство таким же беззащитным, каким некогда англосаксонцы нашли жителей римской провинции Британии. Таким образом, кэрлы утратили свои военные качества, а тэны не смогли заменить этой утерянной силы1.

 Высказывалось мнение, что англосаксонское королевство имело упорядоченную военную организацию, при которой каждые 5 обычных наделов, гайдов, оцененных в 20 фунтов, или 1 большой надел, равный 5 обычным, должны были выставлять по призыву одного человека; проводилась также параллель между этой совокупностью 5 обычных наделов и капитуляриями Карла Великого,

предписывавшими по видимости нечто похожее. Но это не только не явствует из источников, но и вообще не создает действительно годного военного строя. Уже в отношении каролингских капитуляриев, по которым 3 или 4 надела объединяются для снаряжения одного воина, мы видели, что в буквальном смысле это исполнялось весьма редко и что с подобным призывом никогда ничего нельзя было бы сделать. Стоило однажды гражданско-крестьянскому началу оттеснить военное, как крестьянская милиция не имела больше никакой военной ценности. До нас сохранилась одна проповедь архиепископа  Йоркского Вульфстана, где он бранится по поводу того, что десять англосаксов обратились в бегство от одного датчанина.

В действительности аналогия между англосаксонской и франкской военной организациями заключается, во-первых, в том, что и здесь и там из всеобщего германского воинства развилось особое военное сословие. Здесь - тэны, там - вассалы. Но в то время как могучие Каролинги с помощью феодальной системы крепко держали в своих руках франкское военное сословие и усиливали его боеспособность, - по крайней мере, до тех пор, пока весь государственный организм был пропитан сильным авторитетом, - развитие англосаксонских тэнов пошло по-иному. Тэны также неоднократно наделялись своими господами землей, но не по строгому феодальному праву, а с менее ограниченным наследственным правом. Обычный надел тэна состоял из 5 гайдов. Хотя, сделавшись таким образом крупными землевладельцами, они и продолжали быть обязанными нести военную повинность, но так как сохранение их военной квалификации ничем не было обеспечено, то это военное сословие очень быстро превратилось просто в сословие крупных землевладельцев, имевших не большую военную ценность, чем владельцы обычных наделов. Процесс этого развития мы отчетливо устанавливаем по некоторым постановлениям, узаконивающим, что каждый, владеющий 5 наделами и при этом имеющий щит, кольчугу и отделанный золотом меч, является тэном. То же звание жалуется купцу, три раза переплывшему море за свой счет. Следовательно, тэны сделались сословием, социальным классом, в котором военное начало еще чувствуется, но уже не действенно123.

  Техника вассального войска на континенте достигает своего высшего развития в конном бою. Это требует не только оружия и годного коня, но и такой ловкости, которой можно достичь только, когда всецело посвящаешь себя этому делу и беспрестанно упражняешься в нем. О низких военных качествах англосаксонских тэнов свидетельствует не только законодательство, но и тот факт, что они сражались не на конях. Даже в англосаксонском эпосе, Беовульфе лишь один раз упоминается боевой конь. Само собой разумеется, можно полагать, что сам король Гаральд и придворная знать умели не только ездить верхом, но и сражаться на конях. Но число таких конных воинов было настолько мало, что при Гастингсе, имея перед собой многочисленных норманнских рыцарей, англосаксы совершенно отказались от сражения в конном строю и ввели верховых в ряды пехоты. Точно так же при Марафоне поступили служившие обычно в качестве всадников благородные афиняне (может быть за исключением только полководца). При Гастингсе даже король Гаральд и его братья сражались в пешем строю среди своих дружинников124.

 Когда у англосаксов объявлялся призыв на войну, то, если судить по законам, ничего не могло быть более сильного: в поход все еще должен был выступать каждый кэрл, а каждый тэн имел эту же обязанность, так сказать, в максимально возможном размере. В действительности же, как это было некогда, несмотря на все предписания, у вестготов никакой организации не существовало. Когда король объявлял призыв на войну, то его шерифы могли, очевидно, предъявлять отдельным крупным владельцам, городам и деревням определенные требования, пределы которых устанавливались практикой. Выставляли несколько человек или производили соответствующие платежи, но численность и годность собранного таким путем войска зависела, в конце концов, от усердия и энергии отдельных чиновников и от доброй воли, проявленной при этом подданными. При милиционном характере призыва многого достичь никак нельзя было. Известное военное ядро образовывали только воины, которые не были посажены на землю, а жили при королевском дворе или при крупных эрлах, наподобие франкской скары.