Читать интересную книгу Колокола Бесетра - Жорж Сименон

Вечер за вечером Могра смотрел на танцовщицу в зеленом с нежностью, к которой примешивалась жалость. Потом стал выходить на улицу к служебному входу и ждать выхода танцовщиц. В первый раз увидев их в обычной одежде, он почувствовал разочарование-все они казались не соблазнительнее продавщиц и машинисток, посещавших эти балы.

Некоторых ждали, но не богатый любовник в машине, а какой-нибудь молодой человек, который выныривал из тени и удалялся под ручку со своей избранницей. Остальные, среди них и Марселла, спешили к метро.

Она носила черный берет, из-под которого выбивались белокурые локоны, и черное плюшевое пальто. Могра шел за ней следом и садился в тот же вагон. Он смотрел на нее, и ему казалось, что она не думает ни о чем.

Выходила Марселла на станции Бастилия. Словно боясь ночи и редких прохожих, чуть ли не бегом устремлялась на улицу Рокетт, звонила в дверь и исчезала.

В кого же он все-таки был влюблен – в нее или в огни «Мулен-Руж»? А может, в контраст между взлетом юбок под гром оркестра и растерянной девочкой в школьном берете, которая нервно нажимает кнопку звонка, спеша попасть под крылышко к родителям?

Наиболее достоверным Могра кажется последнее предположение, когда он рассматривает его с высоты прожитых лет. Все дело в том, что Марселлу нельзя было назвать пышущей здоровьем, ее хотелось пожалеть и защитить.

В конце концов он заговорил с ней, но не на площади Бланш, а в вагоне метро. Сперва она смотрела на него раздраженно и недоверчиво, но потом улыбнулась его неловкости.

Несколько недель он вел себя, словно шестнадцатилетний мальчишка, и каждый вечер покупал букетик фиалок у старой цветочницы, всегда стоявшей у «Мулен-Руж».

Мать Марселлы служила привратницей в доме на улице Рокетт, отец был полицейским. В двенадцать лет девочку отдали учиться танцам, потому что несколько лет назад одна из их юных соседок по кварталу вдруг стала звездой Оперы.

Останавливаться на варьете Марселла не собиралась. Она хотела стать настоящей актрисой и по утрам ходила на курсы к Шарлю Дюллену.

В течение двух месяцев между ними ничего не было. Но однажды днем Могра привел Марселлу в свою комнату на улице Дам.

Он гадал, не девственница ли она – эта мысль приводила его в ужас. Марселла спокойно разделась и, обнаженная, с отсутствующим видом легла на кровать.

Уже потом он спросил:

– И часто с тобой такое случается?

Она не поняла вопроса и нахмурилась.

– Что ты хочешь этим сказать?.. Ах вот ты о чем! Не пройди я через это, я не была бы сейчас в «МуленРуж».

– Ас кем?

– Сперва с Гектором, зазывалой... Мы зовем его зазывалой. Это комик, который объявляет номера и рассказывает всякие истории.

Плешивый толстяк, от которого несло глупостью и самодовольством.

– Потом с дирижером оркестра, хотя он и боится своей жены.

– А еще?

– Ты словно священник. Какая тебе разница? Если бы я не переспала с кем надо, то не была бы здесь.

– Это было тебе противно?

– Не знаю...

– А со мной?

– Это правда, что тебя печатают в газетах? Может, ты соврал, чтобы произвести на меня впечатление? Почему же ты тогда не подписываешь свои заметки?

После этого она стала приходить на улицу Дам два раза в неделю. Могра ждал этих дней с нетерпением и мало-помалу начал подумывать о женитьбе. Не торчать же одному в своей комнате. Есть, сидя рядышком, и плевать на то, что стол покрыт кошмарной скатертью в коричневых разводах...

Однажды, когда они вдвоем вышли из отеля и направились к метро, путь им преградил краснощекий мужчина с темными усами.

– Ты – марш домой. А вам я хотел бы кое-что сказать.

Это был ее отец, полицейский, человек на вид упрямый и грозный.

Почему они двинулись к бульвару Батиньоль, поднялись между двумя рядами деревьев к площади Клиши, сделав полукруг, спустились к железной дороге и снова направились к площади? Каким образом между ними в конце концов завязался задушевный разговор?

– Может, это и специальность, но сколько вы зарабатываете?

Могра плутовал, округлял цифры в большую сторону.

– Все это прекрасно, однако постоянное место надежнее...

А вдруг это была ловушка? Не мог же Могра рассказать о плешивом комике и дирижере оркестра? Зачем? Чтобы отец нашел их и выразил свое отцовское негодование?

По правде говоря, он воспринял происшедшее с облегчением. Ему и в голову не приходило увиливать. Напротив, Могра отстаивал свою правоту и уже через час пил с полицейским аперитив в каком-то баре.

Вот так он и женился на огнях, на «Мулен-Руж», на зеленом платье и на бедности, которая давала ему ощущение собственного превосходства и ответственности.

И довольно о Марселле. Он проник тут в самую суть, дальше некуда. И гордиться особенно нечем.

С чувством облегчения Могра наблюдает, как вместе с рассветом просыпается Жозефа. Он возвращается в настоящее.

– С добрым утром! Хорошо спали?

– А вы?

– Просыпалась по привычке раза два, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Вы спали как младенец.

Она складывает раскладушку и засовывает ее в стенной шкаф.

– Вы ведь рады, что пошли на поправку?

Могра встревожен: ему кажется, что Жозефа сказала это каким-то таинственным тоном. И почему, прощаясь, она сочла нужным пожать ему руку?

– Всего вам доброго... Будьте здоровы...

Вид у нее взволнованный. Она направляется к двери, потом оборачивается.

– До свидания, – говорит она и машет ему рукой.

Означает ли это, что он больше ее не увидит? Дадут ли ему кого-нибудь взамен? Она не сказала ему "прощайте – это, наверно, запрещено. Они ведь стараются не тревожить больных понапрасну. Гораздо проще поставить больного перед свершившимся фактом.

"... Вы спали как младенец... ".

А может, это означает, что ему уже не нужна ночная сиделка? Ведь у поворота коридора всю ночь дежурит медсестра. Могра не раз слышал звонок и торопливые шаги, направляющиеся в сторону большой общей палаты.

Он понемногу поправляется, и с ним начинают обращаться как с другими больными-Могра это чувствует и заранее напрягается, решив не сдаваться без боя.

– Доброе утро!

Возбужденная и свеженькая м-ль Бланш принесла холодный воздух в складках своей одежды. Ночью подморозило, и теперь Могра видит, как солнце расправляется с остатками льда на шиферной крыше.

– Спали хорошо? Чувствуете себя бодро? Сейчас поставим градусник – я почти уверена, что это в последний раз.

Так он и думал. Его уже и термометра хотят лишить. Капельница с глюкозой исчезла, колют его лишь раз в день. А скоро и вовсе перестанут. А что у него отнимут после этого?

– Тридцать шесть и восемь. Пульс семьдесят. Да вы сегодня как огурчик!

Сегодня утром его коробит от ее жизнерадостности.

– Чуть не забыла купить вам записную книжку. Я выбрала такую, где каждая страничка рассчитана на два дня, и еще купила две шариковые ручки – черную и красную...

Во время утреннего туалета приходит практикант, который ограничивается лишь поверхностным осмотром – его взгляд и мысли где-то далеко. Могра его больше не интересует.

– Доктор, вы согласны с тем, что я сказала вам вчера? – таинственно спрашивает медсестра.

– Полностью согласен. Я говорил об этом с профессором, и он тоже считает, что пора.

И старшая медсестра, конечно, тоже? Это касается Могра, но именно ему никто ничего не говорит. В какой-нибудь другой день он обрадовался бы, что ему надевают не только чистую пижамную куртку, но и штаны тоже. Однако сегодня утром он видит в этом очередную угрозу.

– Пора пить апельсиновый сок и есть кашу, скоро придет парикмахер. Вы знаете, что ваша бритва лежит в шкафу вместе с другими вещами? Если захотите, можете попробовать бриться сами, левой рукой. Это ведь дело привычки...

Медсестра не добавляет, что это его отвлечет. Все они упорно стремятся его чем-нибудь отвлечь. Глядя на дверь, которая чуть колышется от сквозняка, он вспоминает больного в фиолетовом халате, который несколько раз заглядывал к нему в палату. В последнее время его что-то не видно. Могра заговаривает о нем с м-ль Бланш.

– Вы знаете, кого я имею в виду? Постоит неподвижно несколько минут, словно зачарованный, а потом бесшумно уходит.

– А, Деревянная Голова! – со смехом восклицает м-ль Бланш. – Его так прозвали в палате. Его уже здесь нет. Нам удалось наконец отдать его родственникам.

– Он что, не хотел отсюда уходить?

– Дочь и зять отказались от него, якобы ради детей. Но он совсем безобидный. Мне рассказывали, что в воскресенье он сбежал из Жуанвиля, где у них есть маленький домик, и неизвестно каким образом вернулся сюда. Его обнаружили сидящим на своей бывшей кровати, которую уже занял другой больной, и отправили назад...

Парикмахер бреет Могра. М-ль Бланш открывает шкаф и достает голубой халат с белой каймой, который Лина положила в чемодан вместе с пижамами. Затем она ставит у кровати его домашние туфли, уходит и возвращается вместе с санитаром, которого Могра никогда не видел и который приветствует его, поднося руку к белой шапочке, словно это форменное кепи. Наверно, какой-нибудь бывший унтер-офицер. Во всяком случае, с виду похож на такового и с первого взгляда вызывает у Могра антипатию.