После разговора Квашнин представил меня уже в новом качестве генералу А. Куликову. Он уже месяц как командовал всеми силовиками в Чечне. Завязалась любопытная беседа. После того как Квашнин рассказал Куликову обо мне (это обычная практика при назначениях), Анатолий Сергеевич спросил:
— Геннадий Николаевич, я знаю, что ты родом из этих мест. Не боишься ли, что твоим родным и близким начнут мстить?
— Вы же не боитесь, товарищ генерал, — ответил я ему. — И я не боюсь… Я пришел сюда не для того, чтобы уничтожать чеченский народ, который хорошо знаю, а чтобы спасти его от бандитов. Надеюсь, чеченцы поймут, что я им не враг. Это во-первых. А во-вторых, если вы с Квашниным мне доверяете, постараюсь не подвести…
Видимо, мой ответ понравился Куликову, потому что в дальнейшем у меня с ним установились добрые и доверительные отношения.
В апреле войска армейской группировки, которыми я стал командовать, были готовы к действиям в горах. Однако передышка тоже была необходима. За несколько месяцев почти непрерывных боевых действий накопились неотложные проблемы, в частности, необходимо было восстановить поврежденную технику, провести техобслуживание, пополнить материальные запасы. Устали и люди. Мы хорошо понимали, что действия в горах потребуют огромных дополнительных усилий, тщательной подготовки. К тому же, по замыслу всей чеченской кампании, на разных этапах боевых действий предусматривались и меры политического характера, переговоры и иные мероприятия. Другое дело, что с какой-то дурной закономерностью повторялась одна и та же картина: все объявленные моратории (а их было за время первой чеченской войны несколько) наша сторона всегда строго соблюдала, а противник постоянно нарушал.
Так или иначе, но весной 95-го мы все же надеялись, что дудаевцев можно склонить к сдаче оружия и прекращению сопротивления. В переговорном процессе довелось участвовать и мне, я первым из командования группировки встретился с Масхадовым. Об этом событии я уже упоминал, но теперь хочется рассказать более подробно.
Масхадов дал согласие на встречу со мной. Но где? «Давайте на нейтральной полосе», — настаивал Аслан. О какой нейтральной полосе тогда можно было говорить? Наши войска стояли почти везде на равнине и в предгорьях, а в горах, куда мы еще не успели добраться, соответственно, располагались дудаевские отряды. Тогда Масхадов стал настаивать на том, чтобы встреча состоялась в Новых Атагах, на его территории. Пришлось уступить, хотя в этом был риск.
Уже тогда я знал, что у него с Дудаевым натянутые отношения. (Аслан в этом позже сам мне признался.) После чувствительных поражений на равнине Масхадов, выступая по местному телевидению, потребовал от ичкерийского лидера отказаться встретиться только с Президентом России и призвал его вести переговоры с министром обороны П. Грачевым. В противном случае Дудаев должен «закончить политические игры и лично встать с оружием в ряды бойцов». В общем, разногласия дошли до публичных ультиматумов…
…В Новые Атаги мы выдвинулись на двух бэтээрах: на одном — я, на втором — охрана. Когда въезжали в село, глазам своим не поверил, как чеченцы радовались нашему приезду. Приветливо махали руками, некоторые по-военному отдавали честь.
Встреча должна была состояться в доме Резвана — директора цементного завода.
Когда мы вошли во двор, полный народу, сразу прекратились всякое движение и суета. Масхадова еще нет. Я подумал: может, и не будет встречи?.. Ожидание было зловеще-томительным: вокруг вооруженные чеченцы, смотрят на нас зло, с нескрываемой ненавистью, того и гляди постреляют как куропаток…
Минут через пятнадцать — оживление. К дому подъезжают несколько автомобилей «Нива». На головной машине — флаг Ичкерии с изображением волка. Во двор входит Масхадов с вооруженной свитой. Здороваемся. С ним приехали Имаев (генпрокурор Чечни) и полевой командир Руслан Гелаев.
Переговоры велись в самой большой комнате дома.
Меня уполномочили предъявить следующие требования.
1. Незамедлительное прекращение боевых действий на всей территории Чечни.
2. Обмен всеми убитыми и пленными.
3. Сдача оружия боевиками.
4. Вывод федеральных войск с территории Чечни на административную границу.
Во время переговоров Масхадов все время смотрел вниз, на свои руки. Было заметно, что они слегка тряслись. Скажет два-три слова и опускает голову. Нервничал.
Я сразу довел до сведения переговорщиков, с какой целью прибыл. Масхадов по первому вопросу ответил утвердительно. Мол, прямо сейчас дадим команду остановить боевые действия. И тут же спросил: «А ты в состоянии дать команду на прекращение огня?» Я ответил: «Да, в состоянии. У меня такие полномочия есть».
По второму вопросу тоже договорились без каких-либо проблем.
Что касается третьего пункта, то Масхадов был категорически не согласен. Требовал: вначале вы выведите войска, а потом мы сами организуем сдачу оружия… Так и не смогли мы тогда обойти этот камень преткновения.
Через несколько дней вновь встретились. Теперь кроме Масхадова присутствовали Ширвани Басаев (брат Шамиля) и Мовлади Удугов. Мы проинформировали друг друга об обмене убитыми и ранеными. Затем Масхадов мне говорит:
— Геннадий, мы с тобой военные люди, мы можем договориться не стрелять друг в друга, обменяться пленными и ранеными. Но вывести войска и сдать оружие — нет, не наш с тобой уровень…
Последняя встреча с Масхадовым проходила в начале апреля. Сначала обменялись мнениями официально, за столом переговоров, затем уединились и часа два беседовали с глазу на глаз.
— Я советский офицер, — говорил Масхадов, — воспитывался в советских традициях… Но как вы могли в мирное время прийти в Чечню и убивать народ?
— Нет, Аслан, я пришел не лично с тобой бороться, не с народом, и даже не с Дудаевым, а с теми бандитами, которые взялись за оружие. Где ты видел, чтобы в мирной стране вооруженные люди собирались в банды и безнаказанно грабили и убивали других?..
Мы долго спорили, потом разговор зашел о семьях. Аслан рассказал о своей жене, детях.
— А как отреагировал Дудаев на наши с тобой переговоры? — поинтересовался я.
— А никак. Он даже не спросил, о чем мы с тобой говорили. Думаю, ни ему, ни Ельцину не нужен мир…
26 апреля 1995 года Президент Б. Ельцин подписал Указ «О дополнительных мерах по нормализации обстановки в Чеченской Республике». Мы понимали, что объявление моратория носило чисто политический характер — страна готовилась к празднованию 50-летия Великой Победы, в Москву прибывали многочисленные зарубежные делегации. Причем соответствующие приказы стали поступать в войска уже за неделю до опубликования Указа.