Читать интересную книгу Синдром самозванца - Виктор Че

веке?» — не стоит.

Но Диана задала правильный вопрос. Девушка там вполне могла быть, и эту версию я отрабатывал. Нет, правду говорю: я пытался найти женский след в убийствах стюардесс.

Статистика вещь упрямая, и о женщинах-убийцах она сообщает следующее: в восьмидесяти процентах случаев преступница хорошо знала жертву. И как правило, при выборе, кого убить, женщина опирается на постулат, что лучшая жертва — слабая жертва, то есть инвалиды, алкоголики, старики и дети. В преступлениях женщины не раскаиваются, к огласке не стремятся, в парах не работают, за исключением отдельной группы серийниц, которых так и типизируют — «напарницы», они мокрушничают по корыстным мотивам с подругами. Когда я только получил доступ к материалам дела, то в процессе изучения кое-что меня смутило: и следователь, и прокурор, и судья были женщинами. Даже апелляцию рассматривали дамы. Вроде бы ничего удивительного. И при этом все сделано так плохо, как бывает, когда вредят намеренно или работают очень непрофессиональные люди. Конечно, я проверил, могли ли эти женщины быть заинтересованы в сокрытии преступления или быть убийцами. Второе — точно нет. Ни одна из них не бывала в тех местах, где обнаружены трупы, на рейсах их не было — проверял по спискам. Могли скрыть, но для этого нужно было, чтобы все участвующие в деле: следователь, прокурор и судьи — работали вместе, а это невозможно. Опять-таки потому что вместе дамы работают по корыстным мотивам, и не за мзду, а за трофей. Если слышишь стук копыт, это может быть зебра, но, скорее всего, будет лошадь. Так что дыры в этом деле — это непрофессионализм конкретных участников процесса, а не тайный заговор женщин, решивших истребить стюардесс.

Потом я отрабатывал бортпроводниц — по тем же самым спискам, результат аналогичный. Да, женщины чаще мужчин выбирают способом убийства отравление, но при этом жертвы женщин — это чаще мужья, реже дети, но почти всегда родственники или близкие люди и связь между «преступникессой» и жертвой крепкая и на поверхности. В нашем случае не совпадает вообще ничего.

— Витя, — сказала Диана, — стесняюсь спросить, но спрошу: ты сказал, что убийца — миссионер. Вот хоть убей, не понимаю, откуда ты этот вывод вычерпал.

Я рассеянно посмотрел на нее и сказал:

— Есть четыре типа серийных преступников по мотивационной составляющей: визионер, миссионер, гедонист и тиран. Чаще всего сам процесс убийства — это попытка заново пережить психотравмирующее событие, как правило насилие над преступником, произошедшее в его детстве или юности. Но наш убийца не стремился создать шоу, иначе выбрал бы более контактный способ. Кажется, ему умирание было вообще не интересно. Это характерно только для миссионеров, поскольку все остальные ребята жуть как зациклены на созерцании. Визионер убивает ради убивания, гедонист ради удовольствия, тиран компенсирует свою неполноценность. Если в преступлении лишить их самого процесса, оно теряет для них смысл. И только миссионеру может быть на это плевать, ему важнее вычислить жертву, преследовать ее и умертвить. Выполнить миссию.

— Если гедонист убивает ради удовольствия, то его цель ведь может состоять в самой охоте, верно?

— Не совсем, — ответил я, — акцент у гедониста и миссионера в целом на сталкинге, преследовании. Но миссионер только этим и ограничивается. А гедонисту еще нужно насилие, ему важно мучить жертву. Миссионер же просто жестоко убивает. Не выстрелом в голову, а…

— …ядом, когда жертва пять минут задыхается в агонии, — закончила за меня Диана.

— Да.

Диана рисовала черной гелевой ручкой спираль в блокноте.

— Убивая, преступник хочет заново пережить болезненный опыт из детства, — задумчиво сказала Диана. Черная спираль разрослась уже на половину страницы. — Тогда я не понимаю, в чем болезненность опыта у убийцы стюардесс? Если для него не важно видеть собственно смерть жертвы, то как он переживает свой опыт?

— Облегчение приносит выполненная миссия, — сказал я. — Убийца всеми силами пытается показать, в чем именно она заключается, а мы как идиоты этого не видим. А еще нас, как слепых котяток, тычут носом в Отлучного. Вот, мол, ваш монстр, доставайте святую воду и кадило. У меня такое ощущение…

Я замолчал, уставившись на рисунок Дианы.

Отлучный. Три убийства подряд, и в каждом он где-то рядом и пытается сделать вид, что его хата с краю. В Лос-Анджелесе он обеспечил себе более-менее приемлемое алиби, которое при желании может взорвать уголовное дело и заставить его пересмотреть. Особенно если вскроется что-то еще, что уничтожит любовный мотив, положенный в основу обвинения. Но следующее убийство намертво привязывает его к самому процессу, и при всех возможностях он не следит за тем, как умирает Ольга, потому что ему плевать. Да, если он миссионер, так может быть. Но не надо забывать, что он не просто миссионер, а организованный миссионер. Такой преступник так себя не поведет, он постарается устраниться от преступления и, если это невозможно, откажется от его исполнения, дождется менее опасной ситуации и вернется к замыслу. А пока будет ждать, насладится преследованием, оно для него почти такое же сладкое, как и факт совершенной миссии.

Если бы убийцей на самом деле был Павел Отлучный, то эпизода в самолете не было бы, потому что это против природы организованного преступника. Так мог поступить только неорганизованный. Или нет? Если предположить, что Ольга Спиридонова диаметрально отличается от остальных жертв и мотивом ее убийства стало не то же самое, ради чего он убил Ангелину и Винеру, тогда скорее да, чем нет. В пользу этой версии работает другой вид яда, изменение modus operandi в части места совершения преступления и… Нет, не сходится. Даже если убийцу теснее, чем с другими жертвами, связывало что-то именно с Ольгой и ее нужно было быстро и эффективно устранить, он не стал бы делать это против своих убеждений. Не стал бы лезть на рожон. Убийство Ольги Спиридоновой точно так же безопасно для убийцы, как и все остальные. И тот факт, что оно было совершено близко к Отлучному, нужно интерпретировать как индивидуальное действие убийцы, показывающее его слабую сторону.

Когда убийца понял, что у Отлучного есть некое алиби в Лос-Анджелесе, он решил намертво приклеить его к следующему эпизоду. Поэтому, едва самолет взмыл в воздух, Спиридонова получила дозу цианида. Modus operandi изменился так радикально не потому, что у убийцы десны чесались от нетерпения, а потому, что надо было четче указать на Отлучного.

А он, судя по всему, знал, что происходит. Знал, что убийца будет указывать на него, и поэтому у него везде подложена соломка: в Лос-Анджелесе Туманов твердит, что они в одном