Слова князя прозвучали угрожающе глухо, но я уже успел спрятать эмоции и лишь коротко поклонился. Сердито кивнув в ответ, побратим продолжил уже значительно спокойнее:
— Теперь повтори еще раз. Все и сначала, подробно.
— Воля твоя, княже.
Я также чуть приглушил голос, позволив себе продемонстрировать легкую обиду, а затем заговорил привычно сдержанно, по-деловому:
— После первых столкновений с половцами и заключения с ними перемирия мы искали среди них тех, кто готов будет за подаркиупредить нас в случае большого набега. Двое ханов печенегов, подчиненных половцами и признавших их власть, согласились нам помогать. Этой весной от них пришла весть: хан Шарукан собирает орду по завершении заготовки сена. Он собирается нанести удар в конце лета, когда на Руси закончится жатва и в степи спадет жара.
Ростислав кивнул, признавая логичность выбранного Шаруканом времени нападения. Я продолжил:
— Такие вести нужно перепроверять. Беловежские ратники сумели тайно перехватить два половецких разъезда. Пленники подтвердили слова наших печенежских «друзей».
— Хорошо. Но зачем мне выступать против степняков? Чего ради жертвовать своими людьми в бою с ними? Ведь не на мою же землю собрались они нападать.
Поклонившись побратиму в пояс, я неспешно и аргументированно ответил:
— Есть две основные причины. Первая — если мы нанесем удар половцам в тыл, то высока вероятность, что разобьем их войско в союзе с княжескими дружинами. И тогда вся степь между Доном и Днепром от половцев освободится! Мы сможем беспрепятственно занять хазарские крепости на притоках Дона, углубиться в степь и приблизиться к границам Руси. Земля-то ведь на годы станет ничейной, княже, сколько успеем ее освоить, столько и будет нашей! Степь плодородна, в ней же можно и самим скот водить. Привлечем с Руси мужиков, дадим им землю, защиту в крепостях да свободу на десять лет от податей, сколько они детишек женкам заделают, сколько пашен распашут? А в будущем это ведь и твои ратники, и твои, княже, данники. И чем богаче они будут, тем богаче будешь ты.
Ростислав согласно кивнул:
— А вторая?
— Вторая причина — это признание тебя на Руси. Пока все считают тебя бунтарем, пошедшим против дядьев и брата, не соглашаются с захватом Тмутаракани. Да, половцы до поры до времени служили тебе щитом от Святослава, да только щит этот ненадежен — уже завтра они могут против нас коней своих обратить, а там глядишь, и в союзе с кем из князей на Тмутаракань выступят. Но если ты сам приведешь рать да на степняков ее обрушишь, когда те на Руси озоровать будут, то не посмеют на тебя князья полки свои двинуть! Нет, им придется с тобой мириться, придется признать своевременную помощь. Тогда можно и речь поднять будет, что ты навеки отказываешься от притязаний на престол великокняжеский киевский, но взамен забираешь себе тмутараканские земли в вечное владение для своего рода… К слову, есть ведь и третья причина.
— Какая же?
Побратим посмотрел на меня с ехидной улыбкой, это хорошо.
— Ну как же? Ромеев мы в прошлом году на море-то разбили, да как в итоге все обернулось?! Ждали, что кесарь Иоанн испугается нового набега, согласится признать за тобой Корсунь и Сурож, да только у ромеев везде есть свои глаза и уши. Прознали, что касожского флота больше нет, и в ус не дуют — чего им бояться? А там уж и новый базилевс в Царьграде объявился, воитель Роман. Потеряли мы время с провозглашением тебя, княже, царем Тмутараканским и Корсунским, владыкой русов и готов — а теперь как-то и не с руки вроде, с греками ничего не определено. Они, правда, пока флота нового не строят, и Роман все с торками воюет, но как будет дальше? А вот большая, славная победа над половцами — разве не повод царем себя провозгласить? Особенно когда дядья твои Тмутаракань за тобой навеки признают?! Хоть с севера от себя угрозу отодвинем, тогда и на юг вновь обратиться сможем…
Ростислав задумчиво покачал головой и заговорил уже по делу:
— Времени осталось немного. У нас ведь тоже покос и жатва будут, все ополчение не призовешь. А конников на круг у меня выходит и вовсе немного. Если всех верных мне хазарских всадников собрать, кто в Тмутаракани проживает да окрестностях, да всю дружину мою личную в седло посадить, наберем тысячу панцирных всадников. Касоги вместе с моими черными клобуками тысячи две легких лучников приведут, еще пятьсот конников с Дона наберется… Тремя с половиной тысячами ратников пойдем половцев воевать?
Доводы побратима разумны, но у меня уже заготовлен ответ:
— Во-первых, пришла тебе пора, княже, печенегов, что у Готии проживают, под свою руку брать. Пусть выставят войско, враг у нас общий! Во-вторых, с царем Дургулелем у Тмутаракани союз. Коли ясы рать конную выведут, на круг выйдет сильное войско!
Ростислав согласно кивнул, и в глазах его зажегся азартный огонек.
— Ну, раз так, Андрей, то тебе к Дургулелю послом и быть! Готовься к ясам отправиться в ближайшие дни, медлить нельзя! А я пока соберу войско в Готии. Прежде чем печенегов под руку звать, нужно и мечами побряцать, они силу уважают. Заодно и гонца на Русь, к Изяславу отправлю. Он великий князь, ему и решение принимать — но мы-то хотя бы о половцах упредим, свои намерения покажем! Да, так и поступим…
— Лучше, княже, и не придумаешь!
Июль 1068 г. от Рождества Христова
Магас, столица Аланского царства. Дворец Дургулеля Великого
Очередное посещение столицы Аланского царства вызвало у меня острое дежавю: те же вежливые улыбки придворных, забирающих подарки для музтазхира, те же условия содержания — наши передвижения ограничены периметром замка знати. Даже те же покои — правда, в этот раз я коротал в них дни и ночи без жены. Было очевидно, что тмутараканское посольство вновь пришлось не ко двору. Впрочем, два дня спустя Дургулель вызвал меня к себе, утроив прием в небольшой «переговорной» — царь все же снизошел до личной беседы. Вот только радушия в нем на этот раз не больше, чем у куска спрессованного льда на вершине горы.
— О славный музтазхир Дургулеле! Позволь мне засвидетельствовать почтение князя Ростислава…
Алан прервал меня резким жестом, после чего недовольно спросил:
— С чем пожаловал, воевода?
Да, тон собеседника не предвещает мне ничего хорошего…
— Князь хотел обсудить будущее обручение старшего сына Рюрика с одной из ваших внучек. Мы ведь достигли соглашения еще в прошлое мое пребывание в Магасе, однако государь так и не определился с выбором, кого может в будущем выдать замуж…
Я решил, что начинать разговор с просьбы о военной помощи, когда Дургулель в скверном настроении, не слишком уместно. Музтазхир же скривился, словно съел кислого:
— И ради этого Ростислав отправил ко мне посольство с подарками и лучшим воеводой во главе? Сомневаюсь! Говори как есть, Урманин, не темни!
Коротко поклонившись, я с резко сжавшимся сердцем выпалил:
— Мы хотели просить государя ясов о помощи в походе на половцев.
— Ха-ха-ха!!! — Седобородый алан зло, едко рассмеялся, после чего резко заговорил: — Я говорил тебе: половцы нам не враги. Они не нападают на наши земли, мы живем в мире. Но нет, вы с князем хотите стравить нас, втянуть в свою войну! Алания едва не потеряла союзника в лице Византии из-за вас, а теперь русы желают нашей войны со степью! Не бывать!!!
И что тут можно сказать? Я внимательно посмотрел в глаза музтазхира:
— Ромеи вновь натравливают государя на Тмутаракань?
Дургулель недобро усмехнулся:
— Нет. Новый базилевс зовет моих всадников на помощь против торков, и я дал ему воинов. С новым императором во главе греки храбро сражаются с врагом и дерутся всерьез. Сейчас они готовы заключить оборонительный союз с Багратом, и я помогу им! С Тмутараканью же ромеям пока не с руки воевать — но времена меняются, воевода, кто знает, что ждет нас в будущем?
После короткого молчания я заметил: