Читать интересную книгу Кораблекрушение у острова Надежды - Константин Бадигин

Глава четырнадцатая

КАКИМ ОБРАЗОМ ГОСУДАРЬ ДОЛЖЕН ИСПОЛНЯТЬ СВОЕ СЛОВО

Только что встало солнце, и первые лучи его ударили в разноцветные стекла спальни Марьи Годуновой. Дни стояли солнечные, однако морозы еще держались. Наступил апрель.

Борис Годунов, в белой полотняной рубахе и портах, босой, сидел задумавшись на мягкой лавке. Проснулся он еще затемно и все сидел так, устремив невидящий взор на стену. Уж десять дней правитель плохо спал, плохо ел и держался рукой за левый бок.

Солнечные лучи осветили его лицо, яркую вышивку на вороте рубахи. Годунов зажмурился, закрыл глаза ладонью.

— Борюшка, — услышал он сонный голос жены, — ты опять не спишь?

Раздвинув занавески и нащупав теплой ногой сафьяновую скамеечку, Марья Григорьевна спустилась с кровати, подошла к Годунову.

Правитель молчал, нахмурив брови.

— Бочок болит, драгоценный мой? Я сейчас за лекарем пошлю, — всполошилась жена.

— Не надоть, — властно произнес Годунов и добавил: — Душа у меня болит.

— Расскажи мне, Борюшка, о чем мыслишь. Поведай мне. Авось полегчает, горе пополам разделим. Хочешь, почешу головку твою?

— Ладно, почеши.

Мягко ступая босыми ногами по цветастому ковру, правитель подошел к кровати, постоял, подождал, пока жена уселась, и лег, положив свою большую голову ей на колени.

Марья Григорьевна сноровисто принялась за дело, орудуя костяным гребнем.

Вычесывать голову — это занятие любили все на русской земле, от младенца до старика, от простого мужика или бабы до царских величеств. Борис Годунов не был исключением. Испытывая наслаждение, он закрыл глаза и полностью отдался на волю ловких ручек своей жены.

— Отец наш Григорий Лукьянович, — говорила Марья Григорьевна, — лысый был, ни единого волоса на голове, а бороду любил вычесывать. Меня просил, я еще маленькая была… «Ты, говорит, Машенька, возьми гребень либо пальчиками мне бороду расчесывай». Поднимет бороду кверху и лежит, глаза зажмурив, вот как ты сейчас.

Годунов что-то хмыкнул в ответ.

— И я чешу ему бороду, пока не заснет.

— Скажи, Марья, — помолчав, спросил Годунов, — как после казни Григорий Лукьянович себя чувствовал? Ведь другой раз друзей приходилось на дыбу поднимать. Вчера с ними хмельное пил, обнимался, а завтра голову рубил. Не мучила его совесть?

— Государское дело… Не для себя отец старался, а для царя, для пользы всей земли нашей. Для чего ему мучиться?

— И спал он хорошо?

— Изрядно. Как голову на подушку положит, глядишь — и заснул.

— А у меня нрав другой. Ежели вижу, что плохо делаю, всегда мучаюсь. А паче, ежели одно говорю, а делаю другое. Боюсь, покарает меня отец небесный.

Марья Григорьевна перестала прочесывать волосы мужу.

— Опять у тебя что-то случилось. Заговор новый? Чуяло мое сердце! Расскажи, Борюшка.

Годунов ответил не сразу.

— Не знаю, что с Марией Володимировной Старицкой делать… с королевой ливонской.

— А что она?

— Она ничего, да люди возле нее шептаться стали. Голоса подают: в нашей-де королеве и в дочери ее царская кровь.

Марья Григорьевна сразу поняла, в чем дело.

— Для чего ты ее в Москву привез? Пусть бы в Риге нищенствовала.

— Здесь она в моих руках, что захочу, то и сделаю.

— А раз так, почему себя мучаешь?

— Я ей слово дал на мирскую жизнь, а дело велит в монастырь ее постричь. Женщина она молодая…

— Постриги ее в глухой монастырь, и чем скорее, тем лучше, — твердо сказала жена. — А сомневаешься, я тебе книгу латинскую почитаю. Сочинение Николая Макиавелля. Там место есть особливое.

Годунов открыл глаза, оживился:

— Откуда книга сия, Машенька?

— Андрей Яковлевич дал. В посольском приказе перетолмачили с римского. Сказывал, весьма любопытная книга. А перебелил дьяк Васильев.

— Прочитай страничку, послушаю.

Марья Григорьевна взяла с полки толстую книгу, раскрыла, перевернула несколько страниц.

— Ну вот, Борюшка, написано тако:«Каким образом государь должен исполнять свое слово».

— Читай.

«Всякий легко поймет, как похвально, если государь всегда верен своему слову и действует всегда прямо и без лукавства. В наше время можно убедиться в том, что бывали государи, прославившиеся своими делами, которые не придавали никакого значения верному исполнению своих обещаний и умели лукавством затемнить правильную оценку своих действий. Случалось даже, что подобные государи выигрывали более, нежели те, которые основывали свои действия на правде и справедливости…»

Марья Григорьевна остановилась и посмотрела на мужа.

Борис Годунов внимательно слушал.

«Существуют два способа действия для достижения целей: путь закона и путь насилия. Первый способ — способ человеческий, второй — способ диких животных, но так как первый способ не всегда удается, то люди прибегают иногда и ко второму…»

Марья Григорьевна снова приостановилась.

— Читай, читай! — Правитель развязывал и завязывал тесемки на вышитом вороте рубахи.

«…Государи должны уметь пользоваться обоими способами. Действуя грубой силой, подобно животным, государь должен соединить в себе качества льва и лисицы. Обладая качествами только льва, он не сумеет остерегаться и избегать западни, которую будут ему ставить. Будучи же только лисицею, он не сможет защищаться против врагов, так что для избежания сетей и возможности победы над врагами государи должны быть и львами и лисицами… Те, которые захотят щеголять одною только львиною ролью, выкажут этим крайнюю неумелость…»

— Правильно! Лев и лисица. Я согласен, Машенька. Писатель хороший, хотя и римлянин. Читай, читай.

Правителя трудно было узнать. Лицо оживилось, глаза сверкали, он подвинулся ближе к жене, боясь пропустить хотя бы слово.

«Предусмотрительный государь не должен, следовательно, исполнять своих обещаний и обязательств, если такое исполнение будет для него вредно и все причины, вынуждавшие его обещать, устранены. Конечно, если бы все люди были честны, подобный совет можно было бы счесть за безнравственный. Но так как люди обыкновенно не отличаются честностью и подданные не особенно заботятся о выполнении своих обещаний, то и государям, — Марья Григорьевна повысила голос, — не для чего быть особенно щекотливыми. Для государей же не трудно каждое свое клятвопреступление прикрывать благовидными предлогами…»

— Машенька, — Годунов обнял свою жену, — как это верно! Но я таил все в своей душе, а римлянин не стыдится сказать всему свету. Да, это правда, каждое слово — правда. Читай дальше, Машенька.

«Необходимо, однако, его скрывать под личиной честности. Государи должны обладать великим искусством притворства и одурманивания, потому что люди бывают до того слепы и отуманены своими насущными делами, что человек, умеющий хорошо лгать, всегда найдет достаточно легковерных людей, охотно поддающихся обману».

— Правда, правда! — воскликнул Борис Годунов. — Боже милостивый, помилуй меня, грешного, но ведь это и мои тоже мысли!

«Государям, следовательно, нет никакой необходимости обладать всеми добродетелями, однако необходимо показывать, что они ими обладают. Скажу больше — обладание всеми добродетелями вредно для личного блага государей, притворство же и личина обладания ими — чрезвычайно полезны. Так, для государей очень важно уметь выказываться милосердными, верными своему слову, человеколюбивыми, боголюбивыми и откровенными. Быть же таковыми на самом деле не вредно только в таком случае, если государь с подобными добродетелями сумеет в случае ненадобности заглушить их и выказать совершенно противоположные… Государи должны обладать гибкой способностью изменять свои убеждения сообразно обстоятельствам и, как я сказал выше, если возможно, не избегать честного пути, но в случае надобности прибегать и к бесчестным средствам».

— Довольно. Прочитай все с самого начала. Здесь столько хороших мыслей! Эта книга придала мне силы и уверенность. Она достойна золотой оковки. Читай.

Борис Годунов старался запомнить каждое слово.

Марья Григорьевна еще раз прочитала мысли Макиавелли из главы «Каким образом государь должен исполнять свое слово». И сказала уважительно:

— Батюшка наш грамоты не знал и римлянина сего не чел, а все знал, как надо делать.

— Вылечила ты меня, Марья, — с облегчением вымолвил правитель, дослушав до конца. — Теперь я знаю, как поступить. — От радости и умиления на глазах у него выступили слезы. — Боже милостивый, почему я не знал об этой книге раньше!

Он стал торопливо одеваться. Натянул суконные порты, надел вторую рубаху, обулся, пристегнул украшенный жемчугом воротник. Жена набросила ему на плечи длинный, до щиколоток, бархатный кафтан с золотыми пуговицами и золотыми накидными петлями.