Читать интересную книгу Привал - Владимир Кунин

— Я вас спрашиваю о роде войск, — продолжал допрашивать начмед Зинку. — Вы танкист, сапер, связист? Кто вы?

Ничего не понимая, Зинка ответила:

— Я фельдшер, товарищ подполковник.

— Вот так и докладывать надо: «младший лейтенант медицинской службы», — наставительно произнес начмед и тут же приказал: — Майора Васильеву!

Но Зинка уже оправилась от испуга и ласково спросила начмеда:

— Вам какого «майора Васильеву»? «Майора медицинской службы» или какого-нибудь другого?

Начмед чуть не задохнулся от злости на том конце провода, но Васильева отняла у Зинки трубку и сухо доложила:

— Майор Васильева. Слушаю вас, товарищ подполковник!

— Вам, конечно, известно утреннее решение нашего командования? В смысле сева...

— Никак нет, товарищ подполковник. Понятия не имею.

— Странно... — протянул начмед. — Про разминирование, пахоту ничего не слыхали?

— Никак нет.

— Очень странно.

Начмед был искренне удивлен. Ему было прекрасно известно, что все армейские новости первыми узнают подруги больших командиров. И хоть бы одна намекнула об этом своему непосредственному начальнику... Неужели у нее действительно никого нету? Начмед представил себе Васильеву — ее фигуру, ноги, походку, глаза, манеру держать себя, разговаривать, и еще неясная, но сладкая надежда встрепенулась в его несмелой душе...

— Я вас слушаю, товарищ подполковник, — напомнила ему Васильева.

— Да, да, — спохватился начмед и вдруг неожиданно для Васильевой заговорил с новыми, обволакивающими, отечески-начальственными интонациями: — Так вот, дорогая Екатерина Сергеевна, от нашего глубокоуважаемого командования получен некоторый забавный приказик...

Поигрывая голосом, в легковесной, неумело развязной манере он сообщил суть приказа и выразил надежду, что «племя эскулапово, возглавляемое такой женщиной, как майор медицинской службы прелестная Екатерина Сергеевна, не подведет своего бедного, разрывающегося на все части начальника». Последнюю фразу он произнес чуть ли не голубиным воркованием.

«Боже, какой болван!» — подумала Васильева и сказала:

— Слушаюсь, товарищ подполковник.

Она положила трубку в ободранный телефонный ящик и закурила. Потом распахнула настежь окно, выходящее во двор медсанбата, и уселась с папиросой на подоконнике.

Перед ее глазами расстилался больничный двор — такой, наверное, просторный для маленькой больнички крохотного городка и такой тесный даже для жалких остатков медсанбата.

На какое-то мгновение Васильева увидела под собой это случайное сборище, этот ноев ковчег, болтающий на разных языках, собранный чуть ли не со всего мира, всех этих — молодых и старых, суетливых и спокойных, ковыляющих и бегающих — мертвыми. Кому, как не ей, знать, как это выглядит после прямого попадания пули, осколка, разрывающего внутренности, после минного взрыва, обвала блиндажного наката, танковых гусениц, прошедших по теплому человеческому телу...

«Милые мои, родные... — пронеслось в голове у Васильевой. — Сколько вам судьбой отпущено? Сколько жить вам каждому осталось на этом свете?.. Если есть Бог в небесах или какая-нибудь, черт побери, высшая сила — сохраните их и помилуйте! Они этого заслужили... Они так долго шли сюда... Столькими жизнями уже заплачено! Осталось совсем немного — будьте справедливыми к ним. Они должны выжить!»

Васильева проглотила комок, застрявший в горле, тряхнула головой, глубоко и нервно затянулась папиросой. Совладала с собой, оглядела еще раз весь двор, рассмеялась и крикнула вниз с подоконника второго этажа:

— Ну прямо картинка маслом — «Утро в колхозе»! Невинный! Тебе что, больше делать нечего? Оставь корову в покое. Готовь «санитарку» на выезд!

— А у нас на ней водителя нету, товарищ майор! — крикнул Невинный из-под коровы. — Как Митьку под Алленштайном убили, так нам больше никого на нее не присылали. Сулили, сулили — и на-кася выкуси... Виноват, товарищ майор.

— Не причитай, найдем водителя. — Васильева повернулась в ординаторскую, приказала Зинке: — Зинуля, проверь медикаментную комплектность «санитарки» и собирайся сама. Выезжаем на разминирование и пахоту!..

Невинный услышал это снизу, встал из-под коровы с кухонной кастрюлей, полной молока. Ему показалось, что он ослышался.

— Куда?! Куда, товарищ майор?

— Все на поля, колхознички! — крикнула из окна во двор Васильева. — Будем пахать и сеять вместе с поляками! Хоть три мирных дня — да наши! Перекуем, братцы, мечи на орала!

Двор замер. Наверное, никто из прошедших четыре года войны не слыхал за это время более удивительного распоряжения. Союзники непонимающе переглядывались, искали глазами старика Дмоховского.

— Степан! Две палатки с оборудованием — операционную и для личного состава.

— Слушаюсь, товарищ майор!

— Кошечкин, Кошечкин! Чтоб ты лопнул!.. Ты что думаешь, водопровод дали, так ты можешь со своей коровой в подкидного играть? Ну-ка, запрягай кобылу немедленно, воды полную бочку — и на выезд! Там тебе водопровода не будет!

Вовка вскочил, закричал дрожащим от обиды голосом:

— Меня, между прочим, товарищ майор, в армию воевать призывали, а не воду возить!..

— Это еще что за бунт на корабле?! — удивилась Васильева. — Степан Андреевич! Старшина Невинный! Вернемся с пахоты — оформить рядового Кошечкина на трое суток на гарнизонную гауптвахту.

— Слушаюсь. — Невинный дал Вовке подзатыльник. Вовка затравленно оглянулся и впервые обратился к Лизе:

— Жуткая баба! Прямо зверь какой-то, а не женшина...

— Нет, нет, Вовик! Она — женщина! — горячо прошептала Лиза. — Она, как я, очень симпатичная!

— Много ты понимаешь, дура.

— Да, много, много!.. — обрадовалась Лиза.

— А где санитаров брать, Екатерина Сергеевна? — спросил Невинный. — Здесь-то должен кто-то оставаться.

— Забирай этих! Коблы здоровые — ни черта с ними не случится. Не так уж они устали от этой войны. И Таджиева с кухней готовь...

— Толкун в пекарне.

— Отозвать!

— Слушаюсь! — Невинный огляделся и закричал: — Збигнев Казимирович! Збигнев Казимирович! Где Збигнев Казимирович?

В кастрюле плескалось молоко, и это раздражало Невинного. Он сунул Лизе в руки кастрюлю и приказал:

— Тащи вон в ту палату. Тяжелораненым. Поняла? Только пусть сестричка через марлю процедит. Ясно?

— Ясно! Ясно! — ответила Лиза и радостно рассмеялась оттого, что поняла почти каждое слово.

Через несколько минут Вовка уже запрягал кобылу, злобно покрикивал на нее, будто она была виновата во всех его бедах. Зинка влезла в санитарный «газик» — проверяла комплектность средств первой помощи. Внутри «санитарки» стояла железная печка, за ней — топчан, у кабины — столик. Окошечко в кабину водителя прикрывали марлевые занавески. Над окошком висела фотография Сталина в самодельной рамочке.

Срочно разыскали Дмоховского, и теперь Невинный объяснял ему, что нужно перевести союзникам. Рядом стояли Джефф Келли, Луиджи Кристальди и Майкл Форбс. Рене Жоли не было.

— И обязательно скажите им про пахоту! Дескать, мы с поляками будем пахать и сеять, и не дай Бог, кто-нибудь там покалечится или еще что... А людей у нас — кот наплакал. И мы их, как союзников, просим...

Разобъяснив союзникам, что должно произойти и в чем их просят принять участие, Дмоховский поспешил к Васильевой. Все утро он оттягивал момент разговора с ней по поводу небольшого количества перевязочного материала и антисептических средств для фон Мальдера, но поняв, что Васильева с минуты на минуту может уехать из расположения медсанбата, старик решил больше не ждать ни секунды. Он уже заготовил почти правдоподобную легенду, и теперь нужно было только найти возможность переговорить с Васильевой наедине.

Он застал ее в ординаторской, когда она подписывала карточки девятерых тяжелораненых, отправляемых в тыловые госпитали в первую очередь.

— У вас ко мне дело, Збигнев Казимирович? — спросила Васильева, подняв глаза на Дмоховского.

— Так точно, пани майор.

Васильева укоризненно покачала головой.

— Екатерина Сергеевна... — поправился Дмоховский.

— Одну секунду.

Васильева подписала последние две карточки, мельком проглядела все остальные, сделала в трех из них незначительные поправки и сложила их стопкой.

— Я вас слушаю, Збигнев Казимирович.

Глухим от напряжения голосом, медленно и внешне совершенно спокойно Дмоховский поведал Васильевой о том, что неподалеку от городка в собственном фольварке живет его старый приятель — господин Циглер. Дмоховский специально назвал фамилию Циглера — человека реально существующего. Еще с двадцатых годов, когда опасность нависала над Збигневом Дмоховским чуть ли не ежедневно, он знал, что в любой легенде ложь должна быть минимальной. Тогда исключаются провалы по мелочам. Так вот на ногу этого несчастного господина Циглера накатилось бревно и, кажется, сильно ушибло ему стопу. Во всяком случае, господин Циглер уже три дня не встает с постели. Но самое неприятное во всем этом то, что у него начала гноиться рана, а он человек уже пожилой и не совсем здоровый, и что бы порекомендовала пани доктор для бедного господина Циглера?