самой себя спросила Илва жалобным голосом, остро предчувствуя, что однажды Арраэху придется уйти. — Скажи, что не покинешь меня!
Парень смутился. На его лице проступила неуверенность, которая ярко доказала его намерения относительно своего будущего, и сердце Илвы тут же наполнилось горечью. И чтобы не отвечать на этот болезненный вопрос, Арраэх резко наклонился и накрыл губы Илвы чувственным поцелуем…
Арраэх просто сбежал от неудобного вопроса. Ведь он не хотел Илве врать.
Убежал, решившись на поцелуй, но и сам не ожидал, что его так сильно накроют невиданные доселе эмоции.
Ее губы были сладкими.
Нет, этого слова недостаточно. Настолько сладкими и притягательными, что его начало потряхивать от мгновенно нахлынувшего ощущения эйфории.
Девушка робко обвила его шею руками, а он нашел себя крепко сжимающим ее за талию.
Голову повело, поцелуй сам по себе стал глубже, жаднее, и Арраэх впервые в жизни застонал от удовольствия.
В его жизни было только две женщины. С первой он был еще совершенно неопытен, и таких бурных эмоций не испытывал. А со второй — со своей женой — он в принципе не чувствовал ничего, кроме осознания своего долга.
Нет, с Мией ему было хорошо и спокойно. Он искренне считал, что так и должно быть между теми, кто вступил в брачный союз. Но с Илвой… это было что-то просто невообразимое!
В разуме вообще не осталось мыслей. Только жажда прикасаться к ней, целовать, обнимать, впитывать ее дыхание и стоны.
Безумие!
Арраэх очнулся только тогда, когда начал опускаться по ее шее с горячими поцелуями. Замер и широко распахнул глаза.
Всё тело горело. Жгучее желание скрутилось внизу живота, а девушка под ним рвано дышала, предвкушая последующее удовольствие.
О нет! Ему нужно срочно остановиться!!!
Глава 32. Эмоциональный срыв...
Илва впала в глубокую депрессию.
Память о произошедшем в пустыне вернулась к ней уже к вечеру, и воспоминания просто уничтожили всякое желание жить.
Лучезарный хотел убить ее! Тот, ради которого она жила, которого искренне и чисто любила — он жестоко расправился с ней, хотя она не сделала ничего, достойного смерти. Он даже не сказал ей ни одного обвинительного слова, чтобы она понимала, в чем ее вина!
Это был не тот бог, которому она поклонялась. Это был… монстр.
Душа просто разбилась на части, и девушка отказалась покидать комнату, начиная открыто действовать на нервы сайну Ореогу, который ждал от нее чего-то полезного для себя.
Старый друг Сэйни несколько раз пытался вытащить ее на свет солнца и расшевелить, но Илва ожесточенно отбивалась и грозила отбить ему все органы, если он не оставит ее в покое.
Арраэх особо не трогал ее, даже сторонился. Во-первых, он не знал, что с ней делать: опыта с истериками женщин у него как-то не было. Во-вторых, он боялся самого себя. В последний раз, когда он притронулся к этой сумасбродной воительнице, у него едва не сорвало крышу от накинувшего страстного безумия.
Он боялся повторения.
Он боялся снова почувствовать влечение, которое отказывался признавать…
Однако на пятый день затворничества состояние Илвы достигло пика.
Она пила вино уже три дня, умудрившись наглым образом стащить целый ящик из личного погреба сайна Ореога. Никого не хотела видеть, и даже порывалась выгнать Арраэха из комнаты, но тот не выдержал и рывком поднял ее на руки, пытаясь отправить в кровать.
Илва замерла, слегка протрезвев. Вид у нее был измученный и растрепанный. У правителя непроизвольно сжалось сердце. Пришлось наперекор этому сердцу сжать зубы и максимально спокойно прошептать:
— По-моему, тебе нужно остановиться…
Девушка дернулась в его руках и хмуро пробурчала:
— Не хочу! Я хочу покоя!!!
— От того, что ты убиваешь свое тело, тебе легче не станет! — резковато бросил Арраэх, чувствуя, что твердолобость этой женщины еще заставит его напрягаться. — Ты жива, и это самое главное!
— Ты не понимаешь! — вдруг вскричала Илва и совершенно неожиданно и для самой себя, и для него начала всхлипывать. — Меня предали!!!! Снова!!! Выбросили прочь, как будто какую-то падаль!!! Сперва брат, оставивший меня на улице, а теперь мой бог… Что мне остается??? Я жила ради него!!!
Последние слова она просто прокричала, а потом спрятала лицо на груди Арраэха и начала подрагивать в беззвучных рыданиях.
Правитель был ошеломлен.
Казалось, что ничто в этом мире не могло заставить подобную женщину лить слезы, но… реальность доказывала, что несчастный забитый ребёнок, кем она была в детстве, по-прежнему является большой частью ее личности.
И правитель окончательно растаял.
Растаял так сильно, что благоразумие благополучно испарилось, и он, присев с Илвой на руках, обнял её и прижал к себе.
Девушка замерла и перестала всхлипывать. Ее крепкие мышцы спины напряглись, но уже через мгновение она подняла на Арраэха покрасневшие глаза, смотря в его лицо с недоверием.
До случившегося в пустыне она бы точно плотоядно улыбнулась и поспешила бы завлечь молодого человека в постель, но сейчас в ней что-то серьезно надломилось. Ей не хотелось ни любовных ласк, ни удовольствий. Ее душа была выжата до последней капли и развеяна по ветру.
Илва словно выискивала в его взгляде то, на что никогда не могла рассчитывать — сострадание, участие, нежность…
Она всегда была сама по себе. С тех самых пор, как ее брат — ее единственный родной человек — прокричал ей в лицо, что она ему не нужна, что она обуза и что он не хочет с ней знаться — и оставил умирать прямо на улице… Ей тогда было семь, ему двенадцать…
С тех пор она могла подарить кому-то свое тело, но душу — никогда! И единственное существо, перед которым она полностью распахнула свое сердце, несколько дней назад уничтожило его наповал…
Но этот парень — ее удивительный и привлекательный раб, на виске которого до сих пор красовалась ее метка, теперь прикрытая волосами — он смотрел на нее так, словно она что-то значила для него. Не как тело, которое можно взять и упиваться им всю ночь, а как душа, как личность в самой глубине ее естества…
Илва моргнула, словно избавляясь от наваждения, и смущенно опустила глаза. Почему-то сквозившее в его взгляде мимолётное сострадание сделало ее уязвимой и обнаженной, и девушка испугалась.
Она стремительно подскочила на ноги, со стыдом отворачиваясь и начиная поспешно вытирать слезы с лица.
Позорище! Перепила, обревелась и предстала перед ним отвратительной рохлей!!!
Нет, она больше не