Читать интересную книгу Дама в автомобиле - Себастьян Жапризо

Он провел меня через гараж, где работали несколько механиков, в какую-то застекленную клетку. Там сидели две женщины в желтых халатах. Мы все вчетвером принялись просматривать конторскую книгу записей. Со мной они были очень любезны и не выразили мне никакого недоверия. Одна из женщин, брюнетка лет тридцати с высокой белой грудью, которая виднелась в широкий вырез ее халата, поняв по моему произношению, что я парижанка, рассказала, что она пять лет жила в Париже, неподалеку от площади Насьон, но ей там не понравилось, так как парижане какие-то дикари, каждый живет в своей скорлупе. Наконец, мы нашли то, что искали, и я прочитала собственными глазами, что некий Морис Коб оставил «тендерберд» в этом гараже в конце июня, чтобы отремонтировать, бог его знает, какой-то опрокидыватель и коробку передач. Забрал он машину десятого июля вечером, заплатив наличными семьсот двадцать три франка.

Первой заподозрила что-то неладное та самая женщина, что болтала со мной, когда я сказала, что хочу видеть того, кто имел дело с хозяином машины. Она сразу нахмурилась и, поджав губы, спросила меня:

— А собственно говоря, что вы хотите от Роже? Вы просили счет, да? Вы его получили? Что же еще? И вообще кто вы такая?

Но тем не менее она сходила за молодым человеком, довольно высоким, довольно толстым, с лицом, перемазанным маслом, которое он обтирал на ходу грязной тряпкой. Да, он помнит мосье Коба, тот приходил за своим «тендербердом» в пятницу вечером, и в половине десятого. Он утром звонил из Парижа, чтобы справиться, готова ли машина и застанет ли он кого-нибудь в гараже вечером.

— Если я правильно понял, он приехал сюда на праздники. Он мне сказал, что у него в Вильневе вилла. А что именно вы хотите узнать?

Я не нашлась, что ответить. Они вчетвером окружили меня, и внезапно я почувствовала, что мне не хватает воздуха в этой конуре. Брюнетка пристально разглядывала меня с ног до головы. Я сказала: «Ничего, спасибо, благодарю вас». И поспешно вышла.

Пока я проходила через гараж, они не спускали с меня глаз, и я чувствовала себя так неуютно под их взглядами, мне так хотелось побежать, что под аркой я споткнулась о валявшуюся покрышку и выполнила свой коронный акробатический номер под названием «Полет Дани Лонго — Двойная петля с приземлением на все четыре конечности». Вислоухая собака у гостиницы «Англетер» облаяла меня, как сумасшедшая, призывая всех на помощь.

Серые арки домов, узкие улочки, вымощенные крупным булыжником, дворы, в которых сушится белье, большая площадь, украшенная для вечернего гулянья гирляндами разноцветных лампочек, свадьба — вот чем встретил меня Вильнев. Я остановила машину, чтобы пропустить свадебный кортеж. Невеста, высокая брюнетка с непокрытой головой, держала в правой руке красную розу. Подол ее белого платья был в пыли. Все выглядели изрядно подвыпившими. Когда я пробивалась через эту толпу к табачной лавочке, которая находилась на другой стороне улицы, двое мужчин схватили меня за руки и стали уговаривать потанцевать на свадьбе. Я сказала: «Нет, нет, спасибо», — и с трудом вырвалась от них. Покупатели из лавочки высыпали на улицу, чтобы подбодрить жениха, и в зале не осталось никого, кроме белокурой женщины, которая сидела за кассой, погруженная в воспоминания. Она и рассказала мне, как проехать на виллу Аббеи. Я выпила стакан фруктового сока, купила пачку сигарет «житан», достала одну и закурила. Я не курила тысячу лет. Кассирша спросила меня:

— Вы дружны с мосье Морисом?

— Нет. То есть да.

— Вот и я смотрю, что он одолжил вам свою машину.

— А вы его знаете?

— Мосье Мориса? Немножко. Здравствуйте, до свидания. Иногда они с моим мужем вместе охотятся. А сейчас он здесь?

Я не знала, что ответить. Впервые мне пришло в голову, что мужчина в багажнике «тендерберда», может быть, и не Морис Коб, а кто-то другой. Я неопределенно тряхнула головой, что могло означать и «да» и «нет». Потом расплатилась, поблагодарила ее и вышла на улицу, но она окликнула меня и сказала, что я забыла на стойке сдачу, каскетку, сигареты и ключи от машины.

Вилла Сен-Жан — это чугунные ворота, за ними длинная дорожка, покрытая розовым асфальтом, и в конце аллеи — большой приземистый дом с черепичной крышей, который я увидела, еще подъезжая, сквозь кусты виноградника и кипарисы. На этом шоссе были еще видны виллы, они возвышались над Вильневом, словно сторожевые посты какой-то крепости, но я не встретила ни одного человека, и только когда я уже стояла у ворот, освещенных заходящим солнцем, чей-то голос за моей спиной заставил меня обернуться:

— Мадемуазель, там никого нет. Я заходила уже три раза.

По ту сторону дороги, перегнувшись через каменную ограду, стояла молоденькая, лет двадцати, блондинка, довольно красивая, с лицом треугольной формы и очень светлыми глазами.

— Вы к мосье Морису?

— Да, к Морису Кобу.

— Его нет дома. (Девушка провела пальцем по своему курносому носику.) Но вы можете войти, дом не заперт.

Я подошла к ней в тот момент, когда она, выпалив мне все это, неожиданно вскочила на ограду. На ней было розовое платье с широкой юбкой. Она протянула мне руки:

— Вы поможете мне спуститься?

Я, как могла, постаралась помочь ей, поддерживая ее за ногу и за талию. Наконец она спрыгнула на свои босые ноги, а я, как это ни странно, удержалась на своих. Она оказалась немного ниже меня. Волосы у нее были длинные и совсем светлые, как у шведских кинозвезд. Нет, она не шведка и даже не уроженка Авиньона, а родилась в департаменте Сены, в Кашене, училась в Экс-ан-Прованс, и зовут ее Катрин, или просто Кики Мора. «Только, умоляю, молчите, все остроты по поводу моего имени я уже слышала, и они сводят меня с ума». Все это и еще многое другое она выложила, не дав мне вставить ни слова, пока мы шли к машине. Потом, несколько раз вздохнув, она добавила, что месяц назад, в июне, каталась на «тендерберде» с мосье Морисом. Он дал ей вести машину до Фокалькье, а была уже ночь и на обратном пути она, естественно, чувствовала какое-то необычное возбуждение, но мосье Морис вел себя как истинный джентльмен и не воспользовался случаем, чтобы навести порядок в ее психологии. Потом она спросила, не сержусь ли я на нее?

— За что?

— Но вы же его любовница?

— Вы меня знаете?

Я все еще стояла рядом с нею и увидела, как ее щеки покрыл легкий румянец.

— Я видела вас на фотографии, — ответила она. — Я нахожу вас очень, очень красивой. Правда. Честно говоря, я была уверена, что вы приедете. Скажите, вы не будете смеяться, если я вам что-то скажу? Вы еще прекраснее голая!

Да она просто сбрендила! Передо мной настоящая сумасшедшая!

— Вы в самом деле знаете меня?

— Мне кажется, я вас видела несколько раз, когда вы приезжали сюда. Да, конечно. Мне очень нравится ваша каскетка.

Мне нужно было собраться с мыслями, постараться понять эту девушку. Я села за руль и попросила ее отворить ворота. Она отворила их. Когда она снова подошла ко мне, я спросила, что она делает здесь. Она рассказала, что приехала на каникулы к своей тете и живет в доме, который отсюда не видно, он за холмом. Я спросила, почему она так уверена, что в доме Мориса Коба никого нет. Поколебавшись и почесав пальцем кончик своего короткого носика — видно, у нее была такая привычка, — она ответила:

— В общем-то вы не должны быть ревнивы, уж вы-то знаете, каков он, мосье Морис.

Так вот, в субботу днем она приводила к нему одну женщину, которая приехала из Парижа, рыжую такую, что выступает по телевидению, ну ту, что говорит с ужасным акцентом: «А топер, мадам, повыселимся, поговорым а а сердечным делах». Ее зовут Марите, ну, как ее там дальше… Так вот, все в доме было открыто, но нигде ни души. Уехала эта телезвезда, потом попозже вернулась — и опять никого. Так она и убралась восвояси, понурив плечи, на своих высоченных, как ходули, каблуках, с чемоданчиком из кожи телезрителей.

— А из прислуги тоже никого нет? — спросила я девушку.

— Нет, сегодня утром я заходила в дом и никого не видела.

— Вы опять заходили?

— Да, я немного беспокоилась. Мосье Морис приехал в пятницу вечером, это точно, я сама слышала. А потом мне не дает покоя еще одна вещь, хотя это, конечно, глупо.

— Что именно?

— В пятницу вечером в его доме стреляли из ружья. Я была в оливковой роще, это как раз за домом. Слышу — три выстрела. Правда, он вечно возится со своими ружьями, но тогда шел уже одиннадцатый час, и это меня обеспокоило.

— А вы бы просто пошли и посмотрели, в чем дело.

— Видите ли, я была не одна. Короче говоря, моя тетя — она уже в возрасте Мафусаила — такая святоша, что, когда я хочу с кем-нибудь поцеловаться, мне приходится убегать в рощу. У вас такой вид, будто вы не понимаете. Это правда, или вы просто разыгрываете из себя бесстрастную, непроницаемую женщину?