— Ладно, только приезжай скорей. И пива не забудь…
Глава 14
Очень больно было Бейбуту услышать от Баро то, что услышал. Он так долго убеждал себя, что в его стремлении устроить свадьбу нет ничего корыстного (или почти ничего), что сам в это поверил. А тут то заподозрили в обратном. Стерпеть это было совершенно невозможно. Первым делом Бейбут нашел Миро:
— Сын, собираемся! Уезжаем! Сегодня же!
— Куда уезжаем, отец? Что случилось? А как же представление? Театр Бейбута! Я уже и афиши начал готовить…
Миро, конечно, хитрил. На самом деле представление его не так уж и волновало. Он думал только о Кармелите. Но не хотел говорить отцу об этом в открытую, чтобы не слышать обвинений в немужском поведении.
— А то случилось, что мой Миро больше не жених.
Миро показалось, что он ослышался:
— Как не жених?! А Кармелита? Отец!
— Что встал, как вкопанный! Помогай собираться. Пока женщины с гадания придут, нужно все приготовить.
— Я никуда не поеду.
— Сынок! Твоя помолвка расстроена. Кармелиту за тебя не отдадут. Делать нам тут больше нечего. Понимаешь? Табор уезжает.
Но сынок сопротивлялся:
— Кармелита сама должна сказать мне об этом.
— Тебе мало, что я тебе это говорю? Так что помогай собираться. Мы должны сняться до вечера.
И тут раздался грохот. Это Степан привез женщин с набережной. И через несколько мгновений дверь трейлера распахнулась.
Вошла Земфира:
— Бейбут!!!
— Что?
— Бейбут! Рубину арестовали!!!
— О господи!!! Еще и Рубина в тюрьме. Только этого мне не хватало!
— Отец! Мы не можем уехать и оставить Рубину.
Говоря это, Миро старался выглядеть удрученным. Но радость предательски прорывалась сквозь грустные интонации. Нет, он, конечно, жалел бабушку Рубину. Но уж очень радостно было оставаться здесь, в Управске, рядом с Кармелитой.
— Да… Какие тут сборы, — сказал Бейбут сам себе. — Земфира, как это было? Хотя нет, не надо, не говори, не будем тратить время. Миро, беги, подгони сюда «газельку». Мы втроем — я, ты и Земфира, едем в милицию. Рубину вызволять. А всем тут сидеть тихо. Никуда не высовывайтесь. Кто знает, может быть, это новый «Антитабор».
* * *
Игорь ехал к Тамаре. По дороге он чувствовал себя настоящим мужчиной, защитником. Любимая указала ему на врага. И вот он добыл для нее его шкуру. Сравнение, может быть, не совсем точное и чересчур кровожадное. Но Игорю оно понравилось. Нужно было видеть, как смешно эта цыганка моргала глазами в ментовке, когда следователь ее допрашивал. «Ваш браслет?» — «Не мой» — «А чей?» — «Не знаю. Вот у этого спросите, он подбросил».
Пусть Тамара угадает с трех раз, кому поверил следователь: цыганке из табора или добропорядочному менеджеру из астаховской империи.
Ну, и ребята из наряда — просто молодцы. Что нужно — увидели. Что не нужно — не заметили. Хотя в мозгах у Игоря засела и другая версия (но это уж чистая гордыня): он все так ловко проделал, что менты действительно, по-честному ничего не увидели.
Тамара ждала его в конторе автосервиса. Увидев его, бросила тревожный, настороженный взгляд. Игорь хотел шутя помучить ее, мол, даже не знаю, нужно будет что-то сделать, придумать.
Но увидев родные, грустные глаза, не удержался. И с порога прокричал театральным шепотом:
— Твоя цыганка в тюрьме, и, кажется, надолго…
Тамара вскочила и чуть насмерть его не зацеловала.
— Наконец-то! Браслет помог?
— Да. — Игорь галантно, по-мушкетерски, поклонился. — Сударыня, я выполнил свое обещание, так выполните же вы свое.
— Какое?
— Ну, может, ты все же расскажешь, чем она тебе так помешала?
Тамара резко отстранилась от Игоря. Улыбка сошла с лица.
— Я не думаю, что тебе это будет интересно.
— Мне уже интересно.
— Много лет назад мы совершили одно преступление.
— С ней?!
Игорь напряг все ушные мышцы в ожидании невероятной, запредельной тайны, но…
— Больше я тебе ничего не хочу говорить.
— Тамара, ну что за секреты от меня?
— Игорь, это не секреты. Игорек, хороший мой. Я расскажу тебе, только позже. Ладно?
* * *
За последние дни Люцита так перенервничала; что она очень обрадовалась возможности спрятаться от всех и просто отдохнуть. Но тут в шатер кто-то вошел. Люцита вскочила с матраса. Это был Степан.
Степка? Интересно, что ему здесь нужно?
— Привет. Можно? Я не помешаю?
— Если честно — помешаешь. Я очень устала.
— Как же, тут устанешь. Столько новостей: Бейбут с Миро поссорился. То мы уезжаем, то не уезжаем.
— А мне какое до этого дело?
— Люцита, я ведь не слепой и все замечаю. Вижу, как ты смотришь на Миро. Как грустила все эти дни, пока Бейбут готовился к свадьбе. А теперь, когда свадьбы не будет, ты вся засияла.
— Глупости! Мне все равно — будет свадьба или нет.
Степан грустно улыбнулся. Люцита же начала нервничать:
— А даже если и не так, тебе-то что за дело? Ты мне что, старший брат?
— Нет, Люцита, я тебе не брат. И не хочу им быть. Я хочу быть твоим мужем!
Вот так признание! Люцита потеряла дар речи.
Ну Степка, ну герой. И когда ж это он успел созреть до таких решений? Молодой ведь совсем.
— Степан, ты это серьезно?
— А почему нет? Или тебе кажется, что я этого недостоин?
— Да нет, просто… так неожиданно. Я никогда не думала, что у тебя есть такие мысли.
— Ты вообще не думала ни о чем и ни о ком, кроме Миро. Когда тебе было заметить, как я к тебе отношусь.
— И давно это с тобой?
— Ты сейчас со мной как врач разговариваешь… Давно. Всю мою жизнь. С самого детства. Я хочу, чтобы ты знала… Я тебя люблю. Я сделал тебе предложение. Примешь ты его, не примешь… Но я могу хотя бы надеяться?
Люцита опустила глаза.
— Ты ответил на свой вопрос, Степан. Чуть раньше. Мне никто не нужен, кроме Миро…
— Люцита, не нужно обманывать себя. Он никогда не будет твоим.
— Почему ты так говоришь? Я что, хуже Кармелиты?
— Ты не хуже — ты лучше. Но он любит ее.
— Сегодня любит, а завтра — мы еще посмотрим.
— Люцита, Люцита…
Степан вздохнул, собрался уходить.
Люцита его остановила.
— Степка… Ты мне очень нравишься, ты хороший, добрый, я хотела бы, чтобы ты всегда был моим другом. Но я не люблю тебя. Извини.
— Что ж извиняться. Сердцу не прикажешь. Но ты знай и помни, никогда и никто не будет тебя любить, как я.
* * *
За спиной Рубины хлопнул засов.
Позади была тюремная дверь. Впереди — тюремная камера. На нарах — ни матрасов, ни одеял. Только одна девушка. Молодая, симпатичная, испуганная. Вроде хорошая, светлая. Рубине захотелось успокоить ее: