— Олег, рыбу-то зачем, — сдерживая смех, осведомились готовящие праздник женщины.
Тот как всегда спокойно проговорил:
— Теперь точно всем хорошо, жена не волнуется и для котов удовольствие.
Его жена, ругаясь на чём свет стоит пыталась отобрать у котов рыбу. Те таща в зубах добычу прытко расползались по кустам.
При таком развороте подготовки, пока Илья с Лизой нарядились, столы только успели сбить до кучи, спешно заставляя тарелками с закусками и приборами. Женщины носились, как на моторчиках, натыкаясь друг на друга и поругивая медлительного Олега, причуду хозяйки прицепить моментом люстру.
Вот во что Илья разрешал влезать семье, это в выбор костюма. Участвовали все, внося посильный вклад в его облачение. Илья терпеливо стоял перед зеркалом, позволяя себя крутить, как кому вздумается. Мать, выбирала рубашку и галстук, прикладывая попеременно к его груди и проверяя свой выбор на отражение в зеркале. Костюм раньше был тоже её прерогативой, но позже свекровь потеснила Лиза, закрепив за собой это право. Туфли и носки тащил Тимка. Так, что вся семья на свою радость крутила Илью, как хотела. Он, что-нибудь пожёвывая или посматривая в экран телевизора, отдавался в их руки и их вкусу. «Надо хоть в чём-то уступать, чтоб не лезли на стенку» — Хохотал он, отвечая на вопросы удивляющимся, на такие вольности друзьям. Те, попадая иногда случайно на это семейное шоу, недоумевали такому жесту командира в сторону своей не свободы.
Дивизион гудел, гуляя на полную катушку. Редкие минуты отдыха использовались, военным народом с пользой и размахом не доводя себя до контузии. Каждый знал: он всегда может быть востребован на технике. Боевая готовность в любое время суток стояла во главе угла. Узнав, что Илья неплохо владеет гитарой и поёт, просили погреть душеньку. Отбиться было невозможно, приходилось петь. «Вот дурак, — корил он себя, — спел для Тимофея Егоровича на берегу тогда, вовремя ухи «Чёрного ворона». Николаевич раззвонил. Теперь не отвяжешься». Как только в его руках появлялась гитара, Лиза собиралась в комочек и забивалась в уголок. Женщины, даже те, которые не обращали внимание на его внешность, влюблялись моментально в необычной силы голос. Не давая подняться и опустить гитару, просили новых и новых песен. И уже весь вечер не выпускали его из поля зрения, сверля горящими глазами. Что за наваждение. Подпевая дружно Илье, перекрикивая друг друга и шумя, дивизион гулял по берегу Норилки до тех пор пока командира не вызвали на связь. Илья, выслушав посыльного, заторопился домой. Он не заметил, как в тишину спящей квартиры проскользнула Светка.
— Оп — ля, — обалдел Илья, почувствовав чужие руки на спине и незнакомые духи, наполнившие кухню. — Конечно, кто ещё, если не ты, матрёшка.
— Прогонишь, подниму крик. Раззвоню, что ты принуждаешь меня к сожительству.
— Чего? — оторопел он враз.
— Угрожаешь уволить меня, а мужа отправить на материк… — не моргнув глазом добавила Светка.
Илья стоял молча, проглотив от наглости дамы и её изобретательности язык. «Мало тревожного сообщения оперативного, так ещё и такие коленца на ровном месте получить. Вот так влип, даже не сообразишь, как выпутаться от лап и хватки этой суки. Вымажет, не отмоешься вовек. Рассказывай потом и объясняйся».
Пока это он так-то мозговал и прикидывал, как выкрутится без потерь. Просмотрел, как взяв под руку подвернувшийся хромовый сапог сына, мать налетела на стервозницу сзади, лупя без жалости и даже с остервенением таская за волосы. Очухавшийся Седлер с большим трудом растащил женщин. Вернее оттаскивать пришлось мать, а та только отбивалась, дико вереща и спасая волосы.
— Гоп стоп, мать, угомонись, развоевалась. Ты на вроде как спала.
— Отстань, эта дрянь получит.
— Притормози, тебе говорю. А ты, пошла вон, — шуганул он нахалку. Она выпорхнула, ощипываясь, столкнувшись на входе с Лизой, пропустившей её молчком мимо себя и даже проводившей женщину жалостливым взглядом.
— Как наподпеваются ему, словно дуреют, — покачала головой она, к радости свекрови, сдувающей с раскрасневшегося лица разметавшиеся волосы. Луканув в сердцах не плохо поработавший сапог, та села к столу. — Каждый раз одно и тоже, хоть рот не открывай. От кого у него такой голос?
— Отец пел, тоже весь двор собирался. Ребятня обступит, девчонки рты раскроют, не сводя с него влюблённых глаз. Брёвна, на которых собирались, отполировали и лак не нужен. Из Московских окон бабы выпадали.
Илья застыл у двери.
— Ба, какие новости я узнаю, ты в Москве жила?
— Не помню, я разве так сказала? — опомнилась она, сболтнув лишнее.
Для наглядности он даже побил себя ладонями по ушам.
— Глухотой пока не страдаю, мамуля. Колись уже.
— Какая разница, — идите, веселитесь, потанцуйте. Пользуйтесь молодостью. Жизнь пролетит, не поймаете.
— Скажите, — подвинула Лиза свекрови чашку с чаем, — сколько человек за жизнь может любить?
— Тебе-то зачем? — насторожился Илья. «Нет, надо быть на чеку её спокойствие и молчание ничего не значат, история с удочерением тому доказательство».
— Ты хочешь спросить Лизонька, сколько из того, что нам выпадает, считается любовью?
— Может и так, — согласилась та.
— Нет, тебе это зачем? — опять влез Илья так и не получив ответ.
— Первая и последняя, всё остальное бег жизни, — рассказала Елизавета Александровна.
— Почему? — настаивала Лизонька.
— Человек не врёт и чист перед людьми и собой в начале и конце своей дороги, — объяснила она.
— Но бывает же одна любовь на всю жизнь, — не сдавалась невестка.
— Вот у нас такая, — обрадовался Илья, — закрывайте бестолковую дискуссию и пойдём веселиться, Лизок.
Мать улыбнулась, хорошо понимая его беспокойство, после случившегося только что эпизода.
— Это наложение Лиза первой и последней, божье благословение, великое счастье для обоих. Идите, идите, — вытолкала она их.
Замполит, завидев возвращение командира, поманив, отозвал Илью:
— Зачем вызывали?
Тот почти на ухо сказал:
— Сбежала группа рецидивистов с рудника. Предупреждали. Очень опасны.
— Ну, это постоянное явление в наших местах, с чего они так запаниковали? — перекривился Юра.
Седлер опять прилип к его уху:
— Обычно одиночные побеги. Так мелкота. Больно-то никто и не искал, а это крупная рыбка, много. Волнуются, естественно, и предупреждают, что опасны.
Юра беспечно отмахнулся и предположил:
— К нам не пойдут. Чего они в сторону севера когти рвать будут. Если прорываться, то к аэропорту или в сторону Красноярска. Так что успокойся и веселись.