— Смерть ему! — слышалось из толпы. — Заткните ему глотку! Хватит морочить нам головы мертвым продажным богом!
Но именно в этот момент, будто отвечая молитвам верховного жреца, над площадью глухо прогреми гром. Звук был слабый и отдаленный, словно где-то далеко в вышине открылась какая-то небесная дверь. Спустя несколько мгновений закапал мелкий робкий дождик, потом он усилился, и на землю полились прямые тяжелые потоки. Вдали опять приглушенно загрохотало, но мятежники ничуть не оробели.
— Эй, старый болван! Мы тебе все равно не верим! Это наша Нинга принесла дождь, а не твой никчемный Амалиас! Наша Нинга сильнее всех богов, вместе взятых! Она смеется над тобой!
Не слушая их, Эпимииофас воскликнул:
— О благодарю тебя, всемилостивый Амалиас, за твой знак! Я просил тебя о дожде, и ты послал дождь, ты ответил мне! Запомните же, люди сей великий день! А теперь, молю тебя, о величайший из великих, яви нам еще раз свое могущество, пусть грянет гром и сверкнет молния!
Едва Эпимииофас успел договорить, как на западе вновь глухо зарокотало, в отдалении блеснула молния, потом еще раз, уже совсем рядом. Гроза приближалась к городу.
— О всевластный Отец наш! — возвысил голос верховный жрец, впадая в священный экстаз. — Заклинаю тебя, помоги мне открыть глаза сомневающимся! Заклинаю, срази неверующих!
Но ничто уже не могло образумить неистовствующую толпу. Бешеная атака на храм не только не прекратилась, стала еще более ожесточенной. Мятежники добрались до верхней ступени и напали на воинов. охраняющих Эпиминофаса.
— Шарлатан! Обманщик! — кричали мятежники. — Твой немощный Амалиас только и годен на то, сверкнуть в небе раз-другой какой-то убогой молнией, а наша Нинга топит города в море огня!
Восставшие еще больше воспряли духом, когда длинные широкие транспаранты с нарисованными картинами победоносного шествия Нинги и Тамсин по Бритунии опустились. Защитникам храма попятно теперь их назначение: транспаранты скрывали собой шеренги всадников в полном вооружении. В них не сложно было угадать отборных солдат наместника северной провинции, тем более, что почти сразу над ними взвился стяг с гербом мятежного лорда Исэмбарда.
— Виват кавалерии! — послышались крики. — Нинга или смерть!
— Ха-ха, умирающий бог послал дождь, думает, оружие наших бойцов заржавеет! — проорал какой-то шутник, но не успел его голос смолкнуть, как дождь стал затихать, а вскоре и вовсе прекратился.
— Великий Амалиас! Настала минута, когда… а-а-а!.. — Договорить верховный жрец не успел. Стрела арбалета со свистом пронеслась над толпой и вонзилась прямо в его сердце. Эпимииофас рухнул как подкошенный и умер на месте.
— Радуйтесь, бритунийцы! Лжепророк мертв! Наша Нинга опять победила! — И, словно подтверждая эти слова, где-то далеко замолкли последние ополоски грома.
Король Тифас, стоя на башне со своей немногочисленной свитой, увидел, как погиб верховный жрец. Немедленно прозвучал приказ, и замелькали семафорные флажки. Уже спустя несколько секунд гвардейцы короля выдвинулись вперед и заняли позиции, преграждая путь ко дворцу.
Кто же победит в этой битве? Отлично обученные, дисциплинированные гвардейцы на прекрасных лошадях, с великолепным вооружением и огромным опытом подавления уличных беспорядков или относительно малочисленные, но не менее закаленные северные воины, за спиной у которых бушевало море разъяренных фанатиков? Никто не решился бы предугадать исход такого сражения. Зато любому было ясно, какой ущерб будет нанесен дворцу, храму, садам и всем прилегающим усадьбам знатных горожан. И король Тифас предложил Тамсин заключить временное перемирие.
Парламентером был послан командующий дворцовой стражей, который пригласил Тамсин и Исэмбарда пожаловать во дворец на переговоры с королем. С ними отправился названый брат Тамсин Арль и трое знатных вельмож с севера, приближенных Исэмбарда.
Толпу, оставшуюся на площади перед храмом обуревали смешанные чувства: ликование, разочарование, подозрительность и страх. Гроза, вызванная Эпиминофасом, ушла к югу. Большинство мятежников втайне радовались, что Нинга удовлетворилась простой арбалетной стрелой, а не своим наводящим ужас колдовством и великой битвы между старым богом и новой богиней не состоялась. Другие же были несколько разочарованы, лишившись такого эффектного зрелища, и считали, что их попросту надули. Правда, еще неизвестно было, чем закончатся переговоры во дворце, возможно, схватка между бойцами-северянами, сторонниками Тамсин и королевскими гвардейцами еще возобновится. Пока же те и другие выжидали, стоя друг против друга в полной боевой готовности. Ну, а толпа меж тем развлекалась, бесчинствуя в храме: срывала со стен расшитые золотом драгоценные ткани, опрокидывала статуи и вылавливала немногих оставшихся жрецов — ведь вскоре должны были состояться публичные казни тех, кто откажется отречься от старого бога Амалиаса.
Беспокоились бунтовщики лишь об одном: как бы подлый и коварный король Тифас, несмотря на всю защиту Божественной Нинги, не захватил в плен Тамсин с ее маленькой свитой. А ведь он может попытаться даже убить ее! Или, что тоже вполне вероятно, вдруг они опрометчиво согласятся пойти на какой-нибудь непродуманный компромисс с тираном и все их восстание окажется напрасным? Но нет, это невозможно, Нинга ни в коем случае не допустит такого несчастья…
Маленькая процессия во главе с Тамсин переступила порог дворца. Они шли по запутанному лабиринту коридоров, с поднимающимися при их подходе заградительными решетками, через вестибюли с множеством дверей, ведущих неизвестно куда, пока наконец не пришли в главный Тронный зал. Король специально выбрал его для данного случая, желая поразить мятежников его великолепием. В гигантских сводчатых палатах под восьмиугольным окном изумительной красоты, составленным из десяти тысяч разноцветных прозрачных драгоценных камней, вставленных в тончайшую металлическую решетку, стоял знаменитый Трон Грифона.
Во всей Бритунии не нашлось бы человека, который не слышал о нем. Трон был высечен из единой глыбы черного как ночь камня в виде крылатого льва с орлиной головой, сидящего на задних лапах. Клюв его был из чистого золота, острые когти вырезаны из громадных изумрудов, рубиновые глаза горели кроваво-красным пламенем. Полураспростертые платиновые крылья покрывала мозаика из перламутра. Король сидел на пышной подушке между передних лап чудо-зверя, которые упирались в задние, и над ним, словно балдахин, нависала орлиная голова с золотым клювом.
Сам король в простом пурпурном камзоле, отделанном узким золотым кантом, с золотой перевязью для сабли и тонким золотым обручем-короной на лысеющей голове выглядел гораздо менее внушительно, чем его трон. Тифас погрузнел в последние годы: когда-то стальные, мускулы стали дряблыми, обветренная бронзовая кожа ветерана многих кампаний побледнела, в лице появилась одутловатость, прямая выправка победителя сменилась сутулостью, естественной для человека, которому приходится подписывать бесчисленное множество указов и целыми днями просиживать на приемах и советах. Однако быстрый, цепкий взгляд короля говорил о том, что Тифас отнюдь не потерял своей былой изобретательности и энергии.