Читать интересную книгу Край навылет - Томас Пинчон

– Вы меня на свидание зовете, Роки?

– Эге. Она меня назвала Роки. Слушайте, все респектабельно. Будет Корнелия, мой партнер Клубень Околачман, может, еще пара человек.

– Да вы шутите. Суарэ. Куда идем?

– Корейское караоке, есть такое… называют норэбан, это в Кей-Тауне, «Удачные 18».

– «Фонарный народ, не переставайте верить», караочный стандарт, могла б и догадаться.

– Раньше все мы завсегдатили «Игги» на 2-й авеню, а в прошлом году – не столько я – но – Клубень нас…

– Подвел под раздачу.

– Клубень, он… – Роки несколько смущен, – он гений, мой партнер этот, если у вас когда возникнет проблема с Регламентом Д… но стоит ему до микрофона дотянуться… в общем, Клубень часто меняет тональность. Технологии даже с компенсацией тона за ним не угнаться.

– Мне захватить беруши?

– Не, просто освежите металлические баллады восьмидесятых и приходите часам к девяти. – Расслышав ее сомнение и будучи интуитивной разновидности, он прибавляет: – О, и наденьте что-нибудь шлумповое, не хочу, чтоб вы затмевали Корнелию.

Что отправляет ее прямиком к гардеробу и не сильно броской, однако достойной таблоидов тряпице от «Дольче-и-Габбаны», которую она отыскала в «Подвале Файлина» со скидкой 70 %, когда ей фактически пришлось разлучить ее с хваткой мамаши из Коллиджиэта, с ист-сайдской лентой для волос и всеми делами, что трущобила все утро напролет, сбросив детей в школу, и по любому была размера на два для этого платьица больше, а Максин с тех пор искала предлог, чтобы его надеть. Гала в Линколн-центре? Нафиг, караочная, набитая стервятными капиталистами, – самое оно.

В тот вечер в «Удачных 18», в одной из комнаток побольше, Максин обнаруживает немузыкального соратника Роки Клубня Околачмана, Клубневу подружку Летишу, разнообразных загородных клиентов, приехавших на выходные, а также небольшую компанию настоящих корейцев, одетых, вероятно, в виде иронической заявки на модность, в блестящие желтоватые наряды Севера, сделанные из виналона, волокна, вырабатываемого, если только Максин не недорасслышала, из угля, – компания эта отбилась от туристического автобуса и ей все более тягостно отыскивать к нему обратный путь. И еще Корнелию, которая является сегодня, удобно обряженная во «вторую линию», а также щеголяя жемчугами. Выше Роки даже без каблуков, которые она сегодня надела, она излучает ненатужное дружелюбие, которое нечасто увидишь у БАСПов, хоть те и утверждают, что изобрели его.

Максин и Корнелия едва-едва углубляются в светский щебет, когда к ним втискивается Роки, как всегда этничный в костюме от «Рубиначчи» и борсалино, размахивая сигарой:

– Эй, Максин, идить-ка сюдой на минутку, познакомьтесь кой-с-кем. – Корнелия безмолвно мечет в него взгляд «Если-ты-не-против-мы-тут-заняты», быть может, даже с меньшим состраданием, чем в кино о боевых искусствах запускают сюрикэны, сиречь метательные звездочки… и все же, и все же, что это за чуть ли не эротическая заточка по краю у этой парочки?

– После рекламной паузы, надеюсь, – Корнелия, пожав плечами и с намеком на закатку очей горе́, поворачиваясь и шествуя куда-то прочь. Максин мельком замечает застежку «Микимото», уезжающую верхом на привлекательном загривке, как водится, желто-золотую, такую не всякий выберет к жемчугу, хотя поди расскажи это публике в «Мики-Маусо», которая считает, что в США все блондинки. Коей Корнелии случилось быть – а тогда возникает вопрос, простирается ли эта блондовость на всю остальную ее голову?

Предстоит определить. Меж тем:

– Макси, поздоровайтесь с Лестером, ранее «эунтуихсг. ком». – Ликвидация там или еще что, но похоже, что Роки, будучи не кем иным, как ВК до мозга костей, очевидно, всегда прочесывает рынок в поисках блестящих идей из любого источника.

Лестер Трюхс квадратно-оправлен и компактен, пользуется какой-то аптечной маркой геля для волос, разговаривает, как Лягушонок Кермит. А большой сюрприз – его ведомый на вечер. В последний раз виденный на выходе из «Тима Хортона» на Рене-Левеск под то, что в Монреале зовут «немощным снежком», а во всем остальном мире – свирепствующим бураном, Феликс Бойнгё сегодня в странной прическе, которая либо трехзначная мощная стрижка, тщательно спроектированная, дабы успокаивать наблюдателей касаемо их собственного внешнего вида и вводить их в ложное самодовольство, пока не окажется слишком поздно, либо же он стригся самостоятельно и все проебал.

Роки с Лестером тем временем молча переместились в бар.

– Приятно снова тебя видеть. Все получается? Слушай, – взгляд украдкой вслед Роки, – ты ж не станешь упоминать, эмм…

– Кассовый аппарат…

– Ш-шшш!

– О. Конечно, нет, с чего бы?

– Просто мы сейчас стараемся легитимизироваться.

– Как Майкл Корлеоне, понимаю, не вопрос.

– Серьезно. У нас теперь такой малюсенький стартапчик. Я и Лестер. Античпокальная софтина, ставишь его на свою систему расчетных терминалов, и он автоматически деактивирует весь фантомвар в мильном радиусе, а если кто чпокалку попробует включить, он им диск поджаривает. Ну, нет, может, и не так жестоко. Но чертовски близко? Вы дружите с мистером Тэкнезом? Эй, ввернула бы доброе словечко за нас.

– Само собой. – Разыграть оба конца против середины, э? Аморальный молодняк, ужас-то какой.

Едва раскочегарили караочную машину, как корейцы уже выстроились в очередь к книге записи, и разговорно-фатическим или прибыльно-ориентированным приходится некоторое время состязаться с «Больше чем чувством», «Богемской рапсодией» и «Танцующей королевой». На экране, за текстом на корейском и английском возникают загадочные клипы с пленки, по далеким городским улицам и пласам бегают толпы азиатов, человеческие калейдоскопы заполняют поля гигантских спортивных арен, кадры из корейских мыльных опер и документалок о природе в низком разрешении и прочий странный полуостровной видеоряд, зачастую имеющий мало отношения к играемой машинкой песне или ее тексту, а иногда предлагаются причудливые разъединения между тем и другим.

Когда настает черед Корнелии, она вызывает «Мэссэпикву», хит для второго сопрано из «Эми и Джои», внебродуэйского мюзикла об Эми Фишер, не сходящего со сцены при полных аншлагах с 1994 года. Сообщая номеру эдакий оттенок неокантри, Корнелия, покачиваясь, облитая лучом прожектора цвета сомон, перед экраном, где показывают коал, вомбатов и тасманийских дьяволов, принимается исторгать из себя…

Мэсс – э-пи-ква! снишься Мне, как приквел, Не вернуться мне К тому Шоссе Рас- Свет – (да-а), Думала… схиляю, но те- Бя-я… принимаю, как Радиостанцию в ночи, Давным-давно…

Где-же-пицца-если Нуж… но?.. Где-же-бар-чтоб-танце… вать? Были мы детьми когда-то, Но нам шанс забыли дать (Остался там он, в)

Мэсс— Сэпи-кве, не зна- Ла я, что в микве Твоей так скоро Кончится вода… Тебя пы- Талась вылить, но Мелкими мы были, И ты по-прежнему со мной В душе всегда, (Мэссэпиква-а!), В моей душе со мной Ты навсегда…

Ну, худшее во всех каверах «Мэссэпиквы» – когда белые голоса пускаются в блюзовые прогоны, а в итоге звучат в лучшем случае неискренне. Корнелии как-то удалось избежать этой трудности.

– Спасибо, – Максин немного погодя в крюйт-камере дамского туалета ловит себя на том, что квеллит, – обожаю, когда такое случается, готовая субретка, явление примадонны, как Глория Грэм в «Оклахоме!»

– Это любезнее, чем вам кажется, – Корнелия скромно. – Обычно говорят, что это ранняя Айрини Данн. Минус вибрато, разумеется. А Роки о вас высоко отзывается, что я всегда считаю хорошим знаком. – Максин воздевает бровь. – В сравнении с теми, о ком он вообще не говорит, в смысле. – Ибо деятельность на матримониальной периферии не есть излюбленная тема Максин, она улыбается достаточно вежливо, чтобы до Корнелии дошло. – Возможно, мы с вами могли бы как-нибудь встретиться, на ланч, по магазинам походить?

– Запросто. Хотя нужно вас предупредить, я не очень в смысле досугового шопинга.

Корнелия озадачена:

– Но вы… вы же еврейка?

– Ох, ну еще б.

– Блюдете?

– Не-а, я и так уже довольно неплохо умею.

– Наверное, я имела в виду некий… дар нахождения… скидок?

– Должен быть вписан мне в ДНК, я знаю. Но мне по-прежнему как-то удается забывать щупать материал или изучать ярлыки, а иногда, – понизив голос и сделав вид, будто озирается, вдруг ее кто-то не одобряет, – я даже… платила розничные цены?

Корнелия притворяется, что ахает, faux-параноид:

– Никому не говорите, пожалуйста, но и я вообще-то время от времени… обсуждала в магазине цену товара. Да, иногда – невероятно – ее мне даже сбрасывали. Десять процентов. Однажды почти тридцать, но то было всего один раз, в «Блуминдейле» еще в восьмидесятых. Хотя воспоминания по-прежнему свежи.

– Значит… покуда мы не станем закладывать друг друга этнической полиции…