Однако идея относительно французского союза и сопровождающего его династического брака продолжала вынашиваться до смерти Петра. В частности, возможность поставить герцога де Шартре, младшего члена дома Бурбонов, королем Польши и женить его на младшей дочери царя активно рассматривалась с конца 1721 года. Подобно многим проектам этого сложного периода европейской дипломатии, этот тоже был бесплоден. Во Франции регент не был намерен заключать никакое соглашение с Россией, которая угрожала его союзу с Англией. Обсуждения, тем не менее, длились до самого конца правления Петра, в то время как в 1722 году Филипп V Испанский (сам из дома Бурбонов) делал предварительные подходы к браку одного из своих сыновей на дочери царя[79]. Брачные предложения такого вида в Европе, над которой все еще доминировали абсолютные монархи с сильным чувством династического престижа и достоинства, ценились высоко. Они во многом являются убедительным доказательством того факта, что Петр теперь успешно утвердил и свое положение как равный любому из своих коллег-правителей, и положение своей страны как истинно великой державы. «Россия, — писал французский посол в С.-Петербурге к Людовику XV в марте 1723 года, — прежде едва известная по имени, сегодня стала объектом внимания большинства европейских держав, которые ищут ее дружбы или из страха увидеть, что она примет сторону им противоположную, или из-за преимущества, на которое надеются от союза с ней»[80]. Эта замечательная перемена была делом рук не только одного Петра. Это было, возможно, скрыто в «логике истории», которая, хотя и являлась неопределенной и трудной концепцией, не была бессмысленной. Предзнаменования этого могут быть замечены в политике Голицына в 1680-х годах. Это было сделано, возможно, физическими факторами — размером России, ресурсами и относительной неуязвимостью к вторжению — которые царь не создавал и не мог оказывать на них большого воздействия. Но без него ее форма была бы другая, менее резка, менее эффектна. Больше всего поражала неожиданность перемены, которая оказывала впечатление на современников и вела их к тому, чтобы приписать Петру в его последние годы степень мудрости и героизма, на которые он в полном масштабе не имел права.
Глава 5. Новое государство и общество?
Армия и военно-морской флот
Любое обсуждение новых петровских учреждений и методов, любая попытка понять все течение и характер достижений Петра должно начинаться с анализа вооруженных сил. Именно потребность армии и флота в людях и руководстве вызвали к жизни многие из самых важных реформ и наиболее поразительных новшеств во время его царствования. Эти потребности были, по крайней мере в течение первых двенадцати лет или более в восемнадцатом столетии, весьма тяжелы. Жизнь и смертельная борьба со Швецией ставили перед скрипящими косными машинами правительства такие задачи, которые оно не могло решать из-за своей немощности. Это возложило на русский народ беспрецедентную тяжесть. Временами, в течение кризиса Великой Северной войны в 1708–1709 годах и борьбы с Оттоманской империей в 1711–1713 годах, казалось, что эти машины могут стать неуправляемыми, а задачи — невыполнимыми.
Длительная война со Швецией потребовала поставлять людей для армии не просто в больших количествах, но регулярным и испытанным способом в течение многих лет. Россия проводила большие военные наборы в прошлом: в 1654–1667 годах, например, свыше 100 000 людей были рекрутированы на войну с Польшей. Но никогда прежде не делали таких больших наборов, проводимых на высоком уровне так долго. Это повлекло за собой создание более эффективной и планомерной системы рекрутских наборов, другими словами, более эффективного принуждения, чем что-либо подобное прежде в России или в любом другом европейском государстве. Кроме того, чтобы успешно оспорить военно-морскую мощь Швеции на Балтийском море, предполагалось не только создание, практически с нуля, большого и дорогостоящего флота, но также и укрепление совершенно новых баз, которыми он мог бы пользоваться. Оборудовать эти беспрецедентно большие и требующие нового вооружения базы означало беспримерно расширить существующие отрасли промышленности (по выплавке железа и меди, изготовлению стрелкового оружия) и, кроме того, создать совершенно новые (изготовление ткани для парусов). Потребности армии и флота, другими словами, были движущей силой многих попыток, часто неудачных, способствовать росту индустриальной мощи России, которая ознаменовала правление Петра. Чтобы оплачивать и содержать армию и флот, правительству нужны были деньги в беспрецедентных количествах. Запросы вооруженных сил во многом объясняют отчаянное финансовое положение России, особенно в первом десятилетии восемнадцатого столетия. Эти требования были причиной обращения к широкому разнообразию иногда причудливых финансовых приемов, которые в итоге завершились введением начиная с 1718–1719 годов новой подушной подати, со всеми ее далеко идущими социальными осложнениями. Потребность в обученных офицерах и экспертах разных специальностей — артиллеристах, инженерах, судостроителях, преподавателях навигации и даже элементарной математики — объясняет быстро возрастающий приток таких людей из Западной Европы в конце 1690-х годов и начале восемнадцатого столетия (приток, который, что касается флота, продолжался до конца правления Петра), а также посылку беспрецедентного числа молодых русских учиться за границу. Эта потребность также привела к открытию ряда специализированных школ для армейских и морских офицеров: они были наиболее успешным аспектом несистематических усилий царя обучить, по крайней мере, небольшую часть своих подданных. Наконец, проблемы организации и содержания вооруженных сил в невиданном до сих пор размере и сложности вели к учреждению новых органов центрального правительства. Этот процесс, в течение долгого времени по существу являясь не самым лучшим ответом на немедленные потребности и краткосрочные требования, в итоге завершился открытием после 1718 года новых Военной и Адмиралтейской Коллегий, учреждений, которые должны были занять свое место в оставшуюся часть восемнадцатого столетия среди наиболее важных элементов машины центрального управления.
Другими словами, война и потребности, порожденные ею, были главной движущей силой многих нововведений Петра и творческой деятельности в России. Этот факт был во многом несчастливым. Он был главной причиной поспешного и неспланированного характера многих работ царя. Озабоченный ежедневными потребностями, вынужденный до конца своих лет выискивать людей, деньги, оборудование, оружие и фураж везде, где их можно было бы получить, он имел небольшую возможность (и, справедливо добавить, в течение данного времени также и мало желания) для реального планирования, для тщательной разработки новых методов или создания новых учреждений. Только после того, как стало ясно, что война с Карлом XII выиграна, дух зрелого размышления и осторожного взвешивания альтернатив станет отличать его поступки от опрометчивых и в значительной степени неспланированных действий прежде. Образ действий, которым война так долго затемняла все остальное, усилил тенденцию Петра полагаться при проведении своей политики на прямое и часто жестокое принуждение. Все более по мере своего царствования он налагал на Россию структуру власти, иерархию властей, которые были по существу военными по духу и вдохновению. Явная милитаризация многих машин управления в его последние годы — заключительная и наиболее разительная иллюстрация этой тенденции. Резкость, жестокость, нечувствительность механизмов, которые характеризовали многое в петровской правительственной машине, объяснялись в значительной степени напряжением, порожденным длинным периодом трудной и очень требовательной военной борьбы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});