тряпку положить. Похмелье было необычным, но еще более странным было то, что я ничего не слышала.
— Вернемся к ребенку, — предложил Виктор. — Имя ему придумали?
— Нет еще, — с явной неохотой ответил Айсен. — Тут такое дело…
— Понятно, — догадался Виктор. — Если бы Бич согласился признать отцовство, то его бы следовало назвать тувинским именем, а если нет — якутским. Хотя зачем голову ломать? Назвали бы Андреем или Сергеем, на все случаи бы сгодилось.
— Так-то оно так, но — обычаи!
— Налетчики забрали что-нибудь из детского белья?
— Ничего! — ответила молодая мать. — Ни одной пеленки не взяли.
— Я думаю, что в нападении принимали участие несколько человек, — предположил Воронов. — Неудобно ведь одной рукой нос потерпевшей зажимать, а в другой — сумку с детскими вещами держать. Для того, чтобы втолкнуть человека в квартиру, надо иметь свободными обе руки. Перейдем к записке. Где она?
Алексеева достала из-под телевизора тетрадный лист, свернутый вчетверо. Воронов осмотрел его со всех сторон, разгладил на столе.
Первое, что он отметил, — у послания не были потерты края на сгибах, следовательно, похитители носили его в карманах одежды недолгое время. Надпись была выполнена авторучкой с пастой синего цвета, буквы написаны печатным шрифтом. «Сообщишь в милицию — ребенка убьем». Почерк чем-то напоминал детский, написание некоторых букв не соответствовало требованиям технического шрифта. Так, в букве «К» угловые палочки шли из одной точки, а по правилам технического шрифта нижняя перекладина должна примыкать к середине верхней. Округлые части букв были написаны без особенностей, а у прямых линий имелись легкие извилины, словно у автора записки слегка дрожали руки.
Воронов постарался с фотографической точностью запомнить почерк похитителя. С собой забирать записку он не стал. Кража вещественных доказательств с места происшествия могла так аукнуться, что о карьере в милиции пришлось бы забыть.
— Что скажешь? — спросил Айсен.
— Записка была написана заранее, следовательно, к похищению ребенка тщательно готовились. Если я не ошибаюсь, этот лист вырван не из вашей тетрадки?
Девушки одновременно сказали:
— Нет!
— Вывод второй: похитители скоро выйдут на связь.
— Почему ты так решил? — спросил повеселевшим голосом Алексеев.
— Если бы ребенка украли и не собирались выдвигать никаких требований, то не оставили бы ни записки, ни странного набора на столе. Предположим, некая бездетная семейная пара решила похитить младенца и в дальнейшем оставить его себе. Зачем же им оставлять улики, если налет прошел без сучка без задоринки? К чему шарф и кольцо? Это что, плата за младенчика? Дураку понятно, что никакая мать не обменяет ребенка на шарф. Так что ждите, похитители скоро выйдут на связь.
— Что они могут потребовать? — озадаченно спросила Надя. — У меня ни денег, ни бриллиантов нет.
— Понятия не имею, для чего им нужен ребенок. Ситуация запутанная. Я, например, не могу представить, что означает этот набор на столе. Судя по шарфу и кольцу, с деньгами у похитителей все в порядке, так что они могут выдвинуть требования нематериального характера. Какие? Не знаю. Но одно могу утверждать довольно точно: ребенок жив, и убивать его пока никто не собирается.
— Хоть это радует, — совсем не радостным голосом сказала Алексеева.
Воронов посмотрел на часы. Почти десять вечера! Пора домой, нужно обдумать увиденное и услышанное в спокойной обстановке.
— На сегодня я предлагаю закончить расследование. Мне надо время, чтобы сделать выводы. Заявлять в милицию о похищении будете? Я бы заявил. Кто знает, что у похитителей на уме.
— Мы подумаем, — уклончиво ответил Айсен. — Если ребенок пока находится в безопасности, то спешить не будем. Заявление написать всегда успеем. Ты завтра во сколько освободишься?
— Давайте часиков в пять я приеду сюда, и мы продолжим разговор.
Оставив якутов совещаться, Воронов вышел на улицу, но пошел не на остановку, а во внутренний двор, куда выходили окна квартиры Алексеевой. Беглый осмотр показал, что искать хлеб и огарок свечи — бесполезное дело. Пока Виктор был на месте происшествия, на улице пошел снег, надежно укрывший все неровности на сугробах.
«Свечу она выкинула, а кольцо оставила, — усмехнулся про себя Воронов. — Выбросить кольцо рука не поднялась. С шарфом, похоже, та же история. В каком бы стрессовом состоянии ни находилась Алексеева, разбрасываться импортными шмотками не стала».
Виктор посмотрел на освещенные окна Алексеевой.
«За весь вечер я не мог заглянуть ей в глаза и попытаться понять, в какой момент она лжет, а в какой — говорит правду. Глаза, без сомнения, зеркало души. Но как заглянуть в это зеркало, когда вместо глаз узкие щелочки?
По дороге на остановку Воронов вспомнил давнишний разговор с Демидовым.
— Мещеряков, он же себя гением считал! — рассказывал Демидов. — В управлении он — гений сыска, в кругу своих друзей-бандитов — гений преступного мира, мастер комбинаций. Как-то он, начитавшись зарубежных детективов, решил кое-что из прочитанного воплотить в жизнь. Начал с хлороформа. Задумка теоретически была правильной. При краже всегда есть риск, что потерпевший может вернуться в самый неподходящий момент, а при грабеже такой риск исключен, зато потерпевший наверняка запомнит налетчиков. Хлороформ должен был решить все проблемы: прислонил тряпку, пропитанную хлороформом, к лицу человека, и он через минуту вырубится.
На практике же все случилось не так. Цигельников четырежды использовал хлороформную маску и четырежды не смог никого усыпить. Даже двенадцатилетняя девчонка сознание не потеряла. Пришлось Цигельникову ее в ванной закрывать. Так что все рассказы о чудодейственном усыпляющем средстве хлороформе — чепуха на постном масле.
Ты спросишь: а как же тогда с его помощью оперировали в прошлом веке, когда хлороформ активно использовали в качестве наркоза? Не знаю. Возможно, маску с хлороформом надо держать на лице больного минут десять или больше. Сам понимаешь, при скоротечном налете такого времени у бандитов нет.
«Никто Алексееву хлороформом не усыплял, — уже в который раз подумал Воронов. — Скорее всего, ее просто запугали до смерти, вот она и боится назвать настоящие приметы преступников. При нападении ее загнали в ванную. Показали нож и велели сидеть тихо, как мышь под веником. Дальше если действовать слаженно и четко, то и Глашку усыплять не надо. Могли ей на лицо накинуть тряпку с хлороформом, только зачем? Много ли времени ушло у налетчиков? Один забрал ребенка, завернул его в свое одеяльце и вышел, другой оставил странный набор на столе. На все про все ушло минут пять, не больше. Глафира просто проснуться бы не успела… Одно понятно: никакой пятидесятилетний мужчина в куртке Аляска в налете не участвовал. Не стала бы запуганная Алексеева настоящие приметы преступника называть».
17