- В смысле?- не поняла я.
- За что просишь прощения?
- За то, что тебя обидела.
Глаза Ээрикки сузились.
- Обидела? Чем?
- Чем обидела, за то и прошу!- осознав всё нелепость реплики, я рассмеялась, но, увидев выражение лица Ээрикки, оборвала смех.
- Ты... не помнишь?- тихо спросил он.- Совсем ничего?
Я встревожилась.
- А что я должна помнить? Мы поссорились? Подрались?..
- Нет, конечно, что за глупости,- лицо Ээрикки из напряжённого стало отчуждённым.- Ничего не случилось, ты просто упала в обморок. А сейчас отдохни. Доброй ночи!
И чуть не бегом ринулся к двери. Я очнулась от ступора, только когда она захлопнулась за ним. Что всё-таки произошло в храме? Вздыхая, побрела к кровати, смахнула со своей половины подушки недовольно заворчавших ши и забралась под одеяло. Что же я выкинула? Чем привела сартория в такое состояние? Ведь впервые за время нашего знакомства он заикался и путался в словах... Пытаясь восстановить цепь событий, даже не обратила внимания на перебравшегося ко мне на грудь Баако, пока эльфик, дёрнув во сне ножкой, не свернулся клубочком, будто от холода. Тогда я натянула одеяло до подбородка, проигнорировав сонное бормотание ово, тотчас потащивших одеяло на себя. Всё-таки хорошо, что им выделят отдельную кровать. Сколько можно делить постель со всей этой живностью?
Глава 16
Последовавшие за тем дни были один суматошнее другого. Ши выступали в роли будильника, а потом таскали еду из моих тарелок за завтраком, обедом и ужином. Поначалу я злилась, но довольно быстро смирилась и просто попросила увеличить порции – к искреннему восторгу ши. Баако поселился на моём плече и недовольно ворчал, когда был вынужден уступать насиженное место плащу из кожи ската. В него меня укутывали всякий раз, когда я покидала пределы комнаты. Делала я это регулярно, хотя и не надолго. По обычаю, невесты должны знакомиться с разными сторонами жизни при дворе: присутствовать при судебных разбирательствах, встречать иностранные делегации, беседовать с просителями. До сих пор подобное "ознакомление" носило лекционный характер: невест приглашали в зал, где преторы чинили суд от имени августа, или всем скопом вели на встречу с гостями из соседних "держав". Сейчас, стараниями Конана, досточтимых нупт больше не собирали в одном помещении, а разбивали на группки по две-три девы. У каждой группки был свой куратор и своя программа-минимум на день. Я, опять-таки с лёгкой руки Конана, попала в группу с Векесой и Субирой. А нашим куратором стал никто иной, как Рангвальд – местный аналог марвеловского Ракеты. Увидев его, я радостно замахала рукой.
- Salve, Ракета!
Енот вздрогнул, потом ощетинился и тихо застонал – видимо, Конан до последнего скрывал от подопечного, кого ему выпало курировать. Векеса по своему обыкновению захихикала, бескровное лицо Субиры выразило недоумение. Вообще, я сильно сомневалась, что поместить её в одну группу с Векесой и мной – хорошая идея. Но чутьё не подвело Конана и в этот раз. Субира быстро "вписалась" в наш круг и вскоре начала называть Рангвальда "Ракетой" вслед за мной и Векесой. Поначалу енот злился и пыхтел, но однажды, улучив момент, спросил, что, собственно, означает слово, которым мы его называем. Я постаралась объяснить, как могла, щедро рассыпая эпитеты, вроде "быстрый", "прогрессивный", "мощный", добавив, что так зовут одного умного симпатичного енота, очень популярного среди хомосов.
- Я – не енот! Мой народ – проционы[1]!- неприязненно оскалился куратор и, вскинув мордочку, удалился.
Но с того дня заметно смягчился и даже довольно спокойно отзывался на новое имя. Правда, до дружбы между нами было далеко, но я к этому и не стремилась – вполне хватало Баако, следовавшего за мною по пятам. Наверное, так и не узнаю, как эльфик пробрался в курию[2] – зал эринацейского "суда", куда в один из дней привели нашу группу. Курия была большой, почему-то затемнённой и сильно смахивала на партер театра. Для нас выделили отдельную ложу над партером – видимо, чтобы ничего не пропустили, несмотря на полумрак. В курии было душно, спала я в последние ночи мало – сразу после ужина наступало время сеанса "Игры престолов" для верной аудитории, в которую с недавнего времени входила и Субира. А потом чуть не до третьих петухов постигала азы "излюбленных эринацеусами" забав в компании Конана, Векесы и Ээрикки. Судебное разбирательство проходило на латыни – мне так и не удалось понять, кого и в чём обвиняют. Размеренное бормотание преторов[3] оказывало усыпляющее действие – я начала клевать носом. Члены моей группы были заняты происходящим на судебной "арене" и не обращали на меня никакого внимания. Мне даже начало что-то сниться, как вдруг какое-то существо пробежало по рёбрам и я, до одури боявшаяся щекотки, дёрнулась всем телом и завопила, будто с меня снимают скальп... В курии строжайше воспрещалось ношение оружия, головных уборов и плащей, поэтому моя накидка из кожи ската осталась за пределами судебного помещения. Вроде бы особая магия защищала это место, и находиться в нем без моей электрической защиты было безопасно, но спросонья показалось, по телу пробежала гигантская сороконожка. Гудение на латыни прекратилось, взгляды всех, включая обвинителя и обвиняемого, устремились на меня. Ракета что-то прошипел – наверняка ругательство, Векеса и Субира едва сдерживали улыбки, а я соображала, когда лучше придушить Баако, закрутившегося в складки моего одеяния и сотрясавшегося от беззвучного хохота – сейчас или позже, когда не будет свидетелей?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Вердикт почти вынесен, досточтимая домина,- перешёл на понятный мне язык грузный эринацеус с проседью на мордочке, выполнявший роль судьи.- Но ты отмечена богами, мы готовы услышать твой голос, хотя и не обещаем, что последуем ему.
Желание придушить Баако стало неодолимым – какой голос, если я понятия не имею, о чём речь?! Векеса, знавшая о моём полном невежестве в латыни, наклонилась, собираясь ввести в курс дела, но судья строго объявил:
- Постороннее вмешательство недопустимо. Голос домины Леголас Дейенерис Эвердин должен принадлежать только ей.
Я напряжённо покосилась на двух эринацеусов, застывших перед трибуной судьи. Интересно, кто из них обвинитель, а кто обвиняемый? Хотя… ёжик меньшего роста, не сводящий с меня молящего взгляда, наверное, обвиняемый. А другой, упитанный и озирающий курию, будто все в ней его рабы – обвинитель. Толстяк увешан драгоценностями, на другом – только пояс и сапожки из змеиной кожи. Каким бы ни было обвинение, бóльшую симпатию вызывает ёжик в сапожках. Кроме того, может, если наговорю глупостей, заранее провалю испытание на сообразительность, как заранее прошла испытание на милосердие?
- Виновен или не виновен?- нетерпеливо прозвучал голос судьи.
Прочистив горло, я встала, Баако закопошился в складках юбки, закручиваясь глубже.
- Нев...- и запнулась.
А что, если обвиняемый – толстяк, а бедняга в сапожках пытается найти на него управу? Знать бы, кто из них кто, не признаваясь, что проспала половину судебного процесса…
- Обращаюсь к обвиняемому,- высокомерно заявила я.
Может, так получится его выявить? Особенно, если это – заносчивый толстун, вряд ли привыкший к подобному тону. Я не ошиблась. Расфранченный эринацеус гордо выпрямился и посмотрел на меня с таким уничижением, словно видел перед собой личинку. Мне было достаточно одного этого взгляда, чтобы, не вникая в подробности тяжбы, с лёгким сердцем провозгласить:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Виновен!- и на всякий случай добавила:
- По всем статьям.
В зале поднялась настоящая буря, на глазах ёжика в сапожках заблестели слёзы.
- Хотя бы понимаешь, что сейчас натворила?- послышалось над ухом шипение Ракеты.
- Я пыталась тебя предупредить,- шепнула Векеса.
- Ты только что нажила себе очень нехорошего врага,- вздохнула Субира.
- Как будто враги бывают хорошими!- порывшись в складках одеяния, я выудила извивающегося Баако.- Скажите спасибо ему! Если б не этот змеёныш, спокойно спала бы до конца заседания!