Настоящая работа начиналась, когда он входил в лифт с мешками, набитыми бумагами.
Билл останавливал лифт между этажами, высыпал содержимое мешков на пол и лихорадочно перебирал бумаги. Он быстро отбирал документы, представлявшие, по его мнению, наибольший интерес, и сворачивал их в газету, чтобы взять домой. Разумеется, он не мог долго находиться в лифте, не вызывая подозрений. Приходилось балансировать между желанием не пропустить ничего важного и нехваткой времени. Он предпочитал привезти домой как можно больше — пусть люди в советском посольстве сами разбираются с бумагами и решают, что им нужно, а что нет.
Сдерживаемый приказом Андросова, Билл оказался перед дилеммой: либо продлить свое опасное пребывание в лифте, либо привезти весь улов домой, чтобы разобраться с ним на досуге. Неудивительно, что агент выбрал последний вариант. С тех пор он готовил небольшую партию бумаг для передачи в управление, а остальные оставлял дома.
Очень скоро у него накопился огромный тайник с похищенными документами. Что с ними делать? Раньше он просто выбрасывал их, но это было до того, как он стал советским агентом. Теперь, если бы его раскрыли, ситуация была бы гораздо опаснее.
Однако Андросов мало задумывался о судьбе агента. Он продолжал осуществлять руководство и весной 1983 г. распорядился перевести Билла на связь "мертвая капля", теоретически более безопасную. Никаких личных контактов с Биллом больше не было. Отныне Билл должен был оставлять свои бумаги в специальных тайниках и получать оттуда указания от своего куратора из КГБ. Теоретически это было безопаснее. Но на практике поддержание контакта через "мертвые капли" настолько технически сложно, что сбои в связи неизбежны, особенно на первых порах. Новый резидент об этом не догадывался, как не догадывался и о том, что нарушение связи — это всего лишь шаг к полному провалу операции.
Через некоторое время Билл загрузил бумаги в контейнер в трех метрах от того места, которое указал на брифинге Владимир, сменивший Валентина на посту контролера. Как ни старался, Владимир не смог обнаружить пакет. Последовали две недели тревоги и напряжения, пока Билл сам не нашел и не изъял бумаги.
Все хорошо, что хорошо кончается, верно? Неправильно! После этого казуса Валентина стало мучить подозрение, что за те роковые две недели ФБР нашло бумаги и перезарядило "каплю", чтобы начать оперативную игру с КГБ.
Неудача витала в воздухе, и, наконец, она произошла.
В середине октября 1983 года отдел радиоперехвата вашингтонской резидентуры установил, что в центре Вашингтона ведется слежка. Обычно группы наблюдения ФБР общались с помощью шифра, но в этот раз они говорили на чистом английском языке, и их речь не оставляла сомнений в том, кто является их целью: Билл.
В тот же вечер Владимир выехал на место, чтобы выставить знак опасности для своего агента. Приехав на заранее оговоренное место, он с удивлением обнаружил, что Билл уже поставил такой знак. Видимо, агент заметил хвост и решил предупредить свое управление. Каким-то образом ему удалось оставить предупреждение, несмотря на массированное наблюдение, хотя непонятно, как дилетант мог ухитриться потерять профессиональный хвост минимум на два часа — столько времени потребовалось бы Биллу, чтобы добраться от дома до объекта. По сей день Валентина грызет подозрение, что ФБР совершило свой "промах" намеренно.
Все контакты с Биллом были прерваны, а через некоторое время КГБ узнал некоторые подробности произошедшего. Перуанской резидентуре удалось найти одного из родственников Билла, который рассказал, что однажды ФБР устроило обыск в доме Билла и обнаружило огромный клад краденых бумаг. Его долго допрашивали, но затем отпустили, после чего он бесследно исчез.
Интересно, что Валентин до сих пор не знает, кто кого завербовал: то ли он уговорил Билла работать на советскую разведку, то ли Билл воспользовался услугами советской стороны, чтобы достичь новых высот в своем хобби — гарбологии. Неясно также, что именно привело агента к краху — нововведения Андросова или его собственные ошибки, о которых КГБ не знал.
Валентин находил утешение в том, что Билл не потерял свободу. Он заплатил минимальную цену за сотрудничество с советской разведкой. Валентин считает, что ФБР либо не осознало всей серьезности нарушения режима, либо решило замять это дело. На самом деле Билл не имел никакого доступа к секретной информации, а лишь передавал в КГБ содержимое мусорных корзин, которые тоннами вывозились на свалку или утилизировались. Если бы Билла попытались отдать под суд, то его со-ответчиком оказалась бы вся система информационной безопасности США. А обвинять систему бессмысленно. Она никогда не будет совершенной, вечно вступая в противоречие с двумя основами американского общества: экономической эффективностью и демократическим, открытым национальным характером.
Я слушал Валентина с изумлением. События, о которых он рассказывал, произошли всего несколько лет назад, но казались мне частью другой, давно ушедшей эпохи. Как будто он работал в другой спецслужбе. Условия, в которых мне приходилось работать, абсолютно исключали возможность вербовки Билла. Если бы Андросов, мой резидент, с самого начала был причастен к этому, он бы пресек все на корню. У меня были основания не сомневаться в этом.
Однажды я зашел в ординаторскую с номером журнала National Geographic и столкнулся с Андросовым.
"Вы любите географию?" — спросил он меня с почти вежливой улыбкой.
"Нет", — ответил я. "Просто один знакомый чиновник, с которым я встретился за обедом, навязал мне ее в качестве подарка".
Лицо резидента резко изменилось. Я никогда не видел его таким ни до, ни после этого инцидента. "Как ты смеешь принимать этот журнал, проклятый дурак?" — кричал он, брызгая слюной и топая ногами.
Ошеломленный, я смотрел на него и пытался понять причину столь необычной вспышки ярости.
"Вы что, не понимаете, что они могут спрятать секретный документ между страниц и поймать вас с поличным?" — кричал Андросов. кричал Андросов. "Никогда, ни при каких обстоятельствах ты не должен принимать ни от кого никаких материалов, слышишь меня? Только попробуй ослушаться, и ты первым же самолетом улетишь в Москву!"
Это было типично для обстановки, царившей в резидентуре. Коробки, набитые документами на "Боинг", когда простой журнал — запрет? Вы шутите?
История Билла и конец карьеры оперативника Валентина были для меня грозным предупреждением отказаться от всех своих амбициозных планов по вербовке и покориться "духу нового времени". Но я принял прямо противоположное решение: вербовать если не Сократа и Спутницу, то кого-нибудь другого, даже если это убьет меня. Приняв на себя обязательство, я решил идти до конца, чтобы выяснить на собственном опыте, а не из чужих рассказов, высший смысл разведки в советском понимании. Как говорил Наполеон,