пала. 4 августа 1918 года Баку был оккупирован английскими войсками из состава экспедиционного корпуса генерал-майора Лионеля Денстервиля, которые, однако, вскоре бежали, и 15 сентября в город вошла исламская армия Нури-паши. Когда над комиссарами нависла смертельная угроза и они попытались морем уйти в Астрахань, Миша находился на пароходе «Туркмен» вместе с Джапаридзе. Здесь же был и Анастас Микоян. Однако вместо Астрахани их привезли в Красноводск.
Впоследствии почётный сотрудник госбезопасности полковник Михаил Матвеевич Батурин вспоминал: «Джапаридзе сказал мне: “Дело плохо. При первой же возможности уходи с парохода. И друзьям скажи”. Я послушался, и мы с товарищами ночью покинули пароход вплавь. Кто не ушел, погиб». Среди погибших комиссаров были Степан Шаумян и Прокофий Джапаридзе, они были схвачены англичанами и расстреляны в Закаспийских песках.
После поражения Бакинской Коммуны Берия остался в Баку для нелегальной работы. Осенью 1919 года по заданию руководителя бакинского большевистского подполья Анастаса Микояна он стал агентом Организации по борьбе с контрреволюцией (контрразведки) при Комитете государственной обороны АДР. Факт работы в мусаватистской контрразведке в 1919–1920 годах Берия подтверждает в своей автобиографии, датированной 22 октября 1923 года. Работая там, он передавал полученную информацию в штаб 11‑й армии красных в Царицыне.
Берия отличался феноменальной памятью и, конечно, запомнил Мишу Батурина. Более того, ещё до революции Берия пытался ухаживать за его старшей сестрой, которую звали Верой, но получил от ворот поворот. Поэтому какое-то воспоминание, скорее негативное, у него могло остаться. «При другом повороте он мог бы стать моим родственником, — улыбается Юрий Михайлович. — Но у Веры тогда уже был жених, и она Берию отвергла».
— И как это он потом не расстрелял и её, и брата. Если придерживаться «мемориальной» логики, это было совершенно неизбежно. А он не только их не расстрелял, но и помог снять необоснованные обвинения с их младшего брата Александра.
— Я, конечно, ничего не могу утверждать, но, наверное, он посмотрел их дела, что-то вспомнилось из молодости. И сыграло свою роль — возможно даже положительную.
— Мне кажется, всё это свидетельствует о высочайшем уровне Берии в подборе кадров.
— Безусловно. Причем в очень сжатые сроки. Например, Фитин стал руководителем разведки, не проработав в ней и года. То же самое отец — за год он вырос до резидента. А Лягин, Квасников, Абакумов, Молодцов, Кузнецов? Всё это попадания в «десятку».
В апреле 1920 года Азревком послал телеграмму Ленину с просьбой о помощи, и 25 апреля Реввоенсовет направляет в Баку 11‑ю армию. 28 апреля в 4 часа утра в Баку прибыл бронепоезд «III Интернационал», а 1 мая в Бакинскую бухту вошли эсминцы Волжско-Каспийской флотилии.
После восстановления советской власти в Азербайджане Берию направляют на нелегальную работу в Грузию по линии Кавказского крайкома РКП(б) и Регистрационного отдела Кавказского фронта при Реввоенсовете 11‑й армии. «В Тифлисе связываюсь с краевым комитетом в лице тов. Амаяка Назаретяна, — пишет Лаврентий Павлович, — раскидываю сеть резидентов в Грузии и Армении, устанавливаю связь со штабами грузинской армии и гвардии, регулярно посылаю курьеров в регистрод города Баку. В Тифлисе меня арестовывают вместе с Центральным Комитетом Грузии, но согласно переговорам Г. Стуруа с Ноем Жордания освобождают всех с предложением в 3‑дневный срок покинуть Грузию. Однако мне удаётся остаться, поступив под псевдонимом Лакербая на службу в представительство РСФСР к товарищу Кирову, к тому времени приехавшему в город Тифлис».
За участие в подготовке вооружённого восстания против грузинского меньшевистского правительства Берию вновь арестовывают и заключают в Кутаисскую тюрьму, где он находится в течение июня и июля 1920 года. Здесь он знакомится с Нино Гегечкори, которая становится его женой.
28 июля 1990 года в Тбилиси в газете «7 ДГЭ» («7 ДНЕЙ») была опубликована статья Теймураза Коридзе «Я никогда не вмешивалась в дела Лаврентия…», содержащая единственное интервью Нины Теймуразовны Берия, данное ей незадолго до своей смерти в 1991 году.
«В окрестностях большого города на берегу Днепра, — начинает свой рассказ автор, — на зелёной улочке, в обычной “хрущёвке” живет 86‑летняя женщина. У неё живые глаза и ясный ум. Лицо её хранит следы былой красоты. У неё удивительно хорошая память. Она прекрасно говорит по-грузински, легко переходит на русский и с такой же легкостью возвращается к грузинскому».
Нино родилась в 1905 году в дворянской семье, среди её предков были князья. Учась в знаменитой Кутаисской классической гимназии (в той же гимназии учился, например, Владимир Маяковский, который тоже был родом из дворян), она жила в семье своего дяди Алексея Александровича Гегечкори (партийный псевдоним «Саша»), члена партии большевиков с 1908 года, председателя боевого штаба Западно-Грузинского комитета партии. Он был одним из организаторов восстания против меньшевистского правительства Грузии. «Саша за революционную деятельность сидел в тюрьме, — рассказывает Нина Теймуразовна. — Его жена, Мери, часто ходила к нему на свидания. Я тогда была маленькой девочкой и бегала за Мери хвостиком. Одновременно с Сашей в тюрьме сидел Лаврентий. Я его не знала, а он меня запомнил. После установления в Грузии советской власти Сашу перевели в Тбилиси. И я, естественно, переехала с его семьей. Была уже взрослой девушкой. Помню, у меня тогда была одна пара обуви, но Мери не давала мне её ежедневно, берегла. В училище я ходила в старье, центральных улиц избегала, стеснялась. Однажды мы, учащиеся и студенты, устроили по случаю установления советской власти в Грузии демонстрацию протеста. Нас разогнали, облили водой, и я прибежала домой вся мокрая. Жена Саши спрашивает, что случилось. Я отвечаю. “Да тебя еще и побить надо, — говорит она, — ты в семье Саши Гегечкори живешь и против него же выступаешь!”».
А дело всё в том, что у Нино был ещё один дядя, Евгений Петрович Гегечкори, член III Государственной думы от Кутаисской губернии. Он являлся одним из лидеров социал-демократической фракции Думы и выступал на стороне меньшевиков. В 1918 году после фактического распада Российской империи грузинские меньшевики отделились от Российской социал-демократической рабочей партии (меньшевиков) и образовали Грузинскую социал-демократическую партию, одним из руководителей которой стал Евгений Гегечкори. Вместе с Ноем Жордания он возглавлял меньшевистское правительство Грузии. В 1921 году после установления в Грузии советской власти он эмигрировал вместе с другими членами правительства во Францию.
Напротив, Саша Гегечкори в 1921–1922 годах становится председателем Тбилисского и членом Грузинского ревкомов. В 1922–1923 годах он нарком внутренних дел, с 1924 года — нарком земледелия. Одновременно с 1922 года Саша — заместитель председателя Совета Народных Комиссаров Грузии. Так что один дядя Нино боролся против другого. Один из них умер в эмиграции, занимая пост председателя