Читать интересную книгу Друзья мои мальчишки - Эсфирь Цюрупа

Капа спросила срывающимся голоском:

— Она со всей старшей группой улетела? — и выставила нижнюю губу ковшом: собралась плакать. — Пошли в лес цветы собирать, а сами улетели?..

Матвей сразу всё понял. Он понял, кто Капина мама. Подскочив к забору, он заговорил быстро-быстро, чтоб ни одна её слезинка не успела выскочить из глаз:

— Это моя, моя мама улетела! А твоя мама близко, рядом, в лесу, вместе со старшей группой. Её Алёна Ивановна зовут, да?

Капа кивнула, слеза выскочить не успела.

— Я хочу к ней, — сказала Капа. — Я тоже умею про лес стихи говорить: «Мало леса — береги, много леса — не губи, нету леса — посади». Я даже длинную песню про лес знаю.

— Спой, — попросил Матвей.

Капа помотала бантиками.

— Нет, ты не услышишь такой тоненький мотив. — И сейчас же запела: — «Чи-жик, чи-жик, где ты был?..»

Матвей засмеялся:

— Что-то у тебя непохоже получается.

Капа задиристо тряхнула бантиками.

— А я не про того чижика пою, а про другого.

— Конечно, про другого, — сразу согласилась прабабушка и на Матвея посмотрела строго, хотя это был тот самый чижик.

Подошла воспитательница к Капе за забором.

— А, вот мы где, оказывается! — Взяла Капу за руку и повела к ребятам.

Капа шла задом наперёд и смотрела вслед прабабушке и Матвею.

— А у нас есть откручка! — крикнула она ещё, и тут её не стало видно за беседкой.

А прабабушка и Матвей всю дорогу думали-гадали — что такое за «откручка»?

— Выдумывает всякие слова. Но ничего, в детском саду её научат говорить правильно, — сказала прабабушка.

Матвей взглянул на неё снизу вверх. От панамки на её носу лежала тень, а на щеках и белой блузке прыгали солнечные пятна, пробившиеся сквозь листву. Прабабушка всегда надевала эту нарядную блузку, когда выходила на улицу Зелёную. Матвей сощурился лукаво, точно как прадед, когда поддразнивал прабабушку, и спросил:

— Прабаша, какая ты нарядная, что это ты так нафершпучилась? — И ещё прибавил: — Я уже барбариску схарапал, у тебя больше нет?

На миг прабабушка смутилась. Торопливо достав из кармана конфету, она сказала:

— Мотюша, не вздумай говорить такие слова. И Капа пусть учится говорить правильно. А я уже старая, мне переучиваться поздно.

И хотя проговорила она это строгим голосом, глаза её хитро улыбались. И Матвею подумалось: нет, умеет она говорить правильно, а просто дразнит прадеда, потому что она самая настоящая озорница.

Пришли к палатке. Там стояла очередь: разные тётки, две девчонки и мальчишки на трёхколёсных велосипедах тоже сидели в очереди. На рулях висели бидоны. Сперва стоять было скучно. Прабабушка попросила одну тётку подвинуться, пошарила палкой в траве, и у самой палатки показал шляпу подосиновик. Вся очередь удивилась, какие бывают чудеса: уж если человек — грибник, так к нему грибы сами навстречу вылезают.

Матвею нравилось, что прабабушку хвалят.

Потом тётки разговаривали про клубнику: пора в землю подсыпать жирного перегноя — его целые залежи за лесом у речушки, — а потом надо сажать усы.

«Какие усы? — удивился Матвей. — Может, бороды тоже нужно сажать?» Хорошо, что вслух не сказал. Ещё послушал, и оказалось, что усы — это молодые отростки, они длинные, во все стороны тянутся от старых кустов, их надо срезать и рассаживать. Одна тётка спросила другую:

— А вы слышали ночью выстрел в лесу?

Другая ответила:

— Какой тут может быть выстрел? Почудилось вам.

Потом мальчишка повесил бидон с молоком мимо руля, ни на что, прямо на воздух, и всё молоко разлил. Он ревел, а прабабушка поскорей дала продавщице денег, и ему налили другое молоко. Больше ничего интересного не случалось, стоять стало скучно. Прабабушка взяла у Матвея бидон и сказала:

— Не стой столбом, Мотенька, подвигайся. Только далеко не уходи.

Матвей пошёл двигаться. Сперва — малыми кругами вокруг палатки, потом — пошире. Стал ходить возле разных заборов — голубых, жёлтых, зелёных, — поглядывать, что там делается на участках возле дач? На дорожке девушка и парень играли в бадминтон. Волан перелетел через забор, не к Матвею, а за угол, на улицу. Матвей побежал туда, перебросил волан обратно, ему сказали спасибо. Подальше за калиткой дяденька копался в моторе «Москвича». Матвей постоял, посмотрел, что там внутри. Но дяденька сказал:

— Иди, иди, мальчик.

Матвей пошёл. Уже палатка и очередь скрылись за углом, когда Матвей остановился ещё у одних ворот. За ними на участке копошились вокруг миски жёлтые, пушистые утята. На воротах надпись: «Злая собака!», нарисована собачья морда с раскрытой пастью, но никто на Матвея не залаял. В миске у утят уже было пусто, а они всё лезли в неё, карабкались, толкались и пищали: крякать они ещё не умели. Никакой утки не было рядом с ними.

— Утя-утя-утя, — тихонько позвал Матвей, только для того, чтобы они повернули головы, поглядели в его сторону. Больше ни для чего.

А они всё не глядели, толкались и лезли друг на дружку.

Он достал из кармана печенье, сунул руку в ворота и покрошил крошки на землю. Что началось! Все утята, переваливаясь, побежали сюда и в один миг всё склевали. И стали высовывать плоские, широкие клювы сквозь ворота на улицу и пищать.

— Всё, — сказал им Матвей. — Больше нет. До свидания.

Но едва он двинулся от ворот, как утята сквозь щели между досками стали вываливаться на улицу и заковыляли вперевалку за ним. Он остановился. Они лезли к нему на кеды, щекотали и поклёвывали ему ноги, они не отходили от него, словно он был мамой-уткой.

— Да идите вы домой, — уговаривал он, ловил их, всаживал обратно в ворота, но они опять выскакивали на улицу.

Матвей испугался, что сейчас выйдет хозяйка и станет его ругать. И он начал пятиться от них, сперва тихо, а потом быстрее, успел завернуть за угол и — зашагал. Ничего, что это была другая улица, Сосновая, он её хорошо знал: если повернуть с неё налево — коротким путём выйдешь на свою улицу Зелёную, а если направо и ещё раз направо — опять придёшь к палатке. Он и решил идти к палатке. Шагал и был занят делом: учился свистеть через дырку меж зубов, там, где молочный зуб выпал, а коренной что-то задержался и ещё не вырос. Прадед рассказывал, что, когда он был маленький, он тоже через такую дырку свистел.

У Матвея уже почти стало получаться, как вдруг он услышал, сзади его кто-то передразнивает, тоненько и часто. Он живо оглянулся и…

Торопясь, топорща крохотные крылышки, переваливаясь с боку на бок, все утята бежали за ним, попискивая. Они бежали один за одним, гуськом, и Матвей мельком подумал: «Про них надо говорить — утьком, ведь они же утята». Но думать об этом было некогда, нужно было скорей решать — что делать? Возвращаться с утятами к их воротам? Вот как раз и попадёшься хозяйке, она тебя ещё отлупит — зачем увёл? Вести их к палатке — направо и опять направо — а что там скажет прабабушка? И вся очередь? Может быть, домой? Нельзя домой, вдруг Вельзевул их заклюёт, Гамбринус перепугает…

Мысли скакали в голове, обгоняя друг дружку, а Матвей меж тем всё шёл и шёл, и утята, ковыляя, неслись за ним.

Бедные малыши! Они совсем с ног сбились, устали бежать по пыльной дороге. Им бы сейчас искупаться, им бы в воду…

В воду! Счастливая мысль взбудоражила Матвея. Конечно, отнести их, чтоб искупались в свежей, прохладной водице, чтоб отдохнули. Это дело самое первое, самое важное!

И так сильно захотелось Матвею, чтобы утята поплавали, что он решился. Он хорошо знал, где есть для них подходящая вода!

Он свернул не к палатке, а самым коротким путём — на свою улицу Зелёную. По дороге из-под чужих калиток на него и на утят лаяли разные собаки, а в одном месте девочки крикнули через забор:

— Гляди, гляди, утята, утята!..

Больше им никто не встретился в этот жаркий полуденный час, и все утята пришли вслед за Матвеем к зелёному длинному забору, к тому самому дальнему, самому тихому в детском саду месту, где рабочие построили для ребят бассейн. Ни одна группа в нём ещё ни разу не купалась, что-то ещё было не готово, но Матвей уже видел — в нём стоит позавчерашняя дождевая вода. Калитка, через которую ходили рабочие, теперь была забита, но по ней можно было человеку небольшого размера пролезть на животе. Матвей прополз; и, пока он полз, утята пищали ему в уши и клевали его в шею, а потом он встал, и они вместе пришли к бассейну.

Да, там стояла вода, на ней плавали сосновые иголки и берёзовый листок. Вокруг людей не было, и пока они не пришли, Матвей поскорей влез в воду прямо в кедах, позвал «утя-утя-утя», и все утята бесстрашно повалились к нему в воду с бортика, смешно растопыривая крохотные крылышки, и сразу стали плавать, хотя их никто не учил. Ах, как они прекрасно плавали! Как им тут было хорошо после пыльной дороги! Матвей смотрел на них, смеялся и радовался.