«старших текстах» — это вовлечения в развертывающийся кошмар общества в целом, как в «Кинг-Конге» или «Годзилле». Лавкрафт, полагаю, счел бы, что такую тему трудно раскрыть, не скатившись в вульгарность ужастика с чудовищами. Но идея столкновения широкой публики с разрывами в ткани реальности не безнадежна, и другие писатели, по-друтому одаренные, могли бы совладать с ней. Здесь мы сталкиваемся с одним из добровольных ограничений лавкрафтовского литературного воображения, подобно полному отсутствию любовных историй в его книгах. Любовная история у Лавкрафта не совсем немыслима, но была бы отвлекающей и вряд ли согласовывалась бы с тем, что мы знаем о нем как о человеке.
Но вот что странно в вышеприведенном пассаже: решение не оповещать полицию штата отменяется буквально на следующей странице. По прибытии в Данвич трое сотрудников Мискатоникского университета «решили обратиться к полицейским, прибывшим сюда из Эйлсбери вскоре после первых телефонных сообщений о трагедии семьи Фрая... их было пятеро и они прибыли в поселок на машине, которая стояла сейчас пустой у руин дома Фрая» (DH 403; УД 136). Полицейские, по-видимому, спустились в овраг, где теперь бродил невидимый монстр, оставляющий следы как от бочонков, и нам остается только сделать вывод, что офицеры были уничтожены.
Нам остается разобрать немного комичные последние слова: «...Как наглядно показало последующее расследование». Рассказчик не вдается в детали, а просто намекает, что полиция штата так и не поняла некоторых вещей в ходе последующего расследования ужасных событий. Однако, учитывая вероятную судьбу пяти офицеров, спустившихся в овраг, вряд ли полиция штата Массачусетс полностью проигнорировала историю.
37. Призрачный, инфрабасовый тембр
«Было бы ошибкой называть их звуками — столь многое их призрачный, инфрабасовый тембр говорил напрямую смутному вместилищу подсознания и ужаса, куда более чувствительному, чем ухо, но все-таки, по форме, это были бесспорные, хотя и смутные полуартикулированные слова» (DH 411; ДУ 203-204 — пер. изм.).
Уже встретившись с цветом, который был цветом «только по аналогии», теперь мы имеем дело со звуками, обладающими столь же ускользающим качеством. Это были «глубокие, надтреснутые, грубые звуки... человеческие органы не в состоянии породить такое акустическое извращение» (DH 411; ДУ 203). Как и цвет иных миров, звуки с вершины холма не изымаются из человеческого доступа. Они хорошо доступны нам, однако каким-то образом слишком тревожны, чтобы их можно было с легкостью постичь или категоризировать как нормальный звук. Мы слышали о негативной теологии, но Лавкрафт мастерски владеет совсем другим искусством: негативной психологией, «Это был цвет, но только по аналогии... Это был звук, но не в обычном смысле слова звук».
Но здесь, как всегда, описание не полностью негативно: старый добрый трюк «нельзя описать человеческим пером» уже был отброшен Лавкрафтом как банальность, и он не шутил. Вместо этого Лавкрафт всегда дает нам какое-то указание, где искать ускользающую реальность, даже когда он обрывает собственные описания. Словосочетание «инфрабасовый тембр» (infra-bass timbre) — как раз такой случай. Здесь нам говорят, что мы ищем звук, находящийся где-то в нижнем регистре, но также заранее предупреждают, что это не совсем бас. Это, скорее, «инфрабас», как бы выходящий за пределы нормального акустического регистра человеческого слуха. Добавление дополнительной характеристики «призрачный инфрабасовый тембр» уже знакомая нам тактика. Лавкрафт не может сделать не-звуковой звук убедительным, не разделяя с нами наше исходное неверие в его существование, и говоря нам, что он «призрачный», он подтверждает, что сам столь же недоверчив, как и мы. Помимо того, звук воздействует на «смутное вместилище подсознания и ужаса, куда более чувствительное, чем ухо» — на примитивные ощущения, которыми мы и не знали что обладаем. Невзирая на крайне примитивный характер звуков, они принимают форму слов. Но даже это остается несколько сомнительным, поскольку это «бесспорно, хотя и смутно» — сочетание прилагательных, редко встречающихся вместе.
Уже увидев, чего Лавкрафт может достичь, вводя цвета и звуки, едва являющиеся цветами и звуками, соблазнительно задаться вопросом, что он мог бы сотворить с другими чувствами: «Было бы ошибкой назвать это вкусом, — столь многое этот призрачный, суб-соленый привкус говорил напрямую смутному вместилищу подсознания и ужаса, куда более чувствительному, чем язык, но все-таки, по форме, это были бесспорные, хотя и смутные разложившиеся пряности». Или так: «Этот запах описать было почти невозможно; да и вообще, назвать это запахом можно было только по аналогии». Возможно, эту технику можно распространить и за пределы пяти чувств, в поле повседневных объектов: «Было ошибкой назвать их стальными балками, — столь многое выдерживаемое ими призрачное напряжение говорило напрямую смутному вместилищу подсознания и ужаса, куда более чувствительному, чем мышцы тела, но все-таки, по форме, это были бесспорные, хотя и смутные опорные конструкции». В худшем случае этот метод мог бы послужить дешевым полемическим выпадом, например, в качестве первого предложения очень жесткой критической рецензии на книгу: «Эту книгу описать почти невозможно; да и вообще, назвать это книгой можно только по аналогии». Или какой-нибудь бессердечный педант мог бы породить такую формулировку в результате особенно болезненного разрыва: «Я и женщиной-то тебя могу назвать только по аналогии».
Шепчущий из тьмы
Эта повесть была закончена в сентябре 1930 года, более двух лет спустя после написания «Ужаса Данвича». В промежутке Лавкрафт был занят бракоразводным процессом в Род-Айленде и туристическими поездками в Южную Каролину, Вирджинию и Квебек. Он также начал переписку с автором саги о Конане-Киммерийце, коренным техасцем Робертом Е. Говардом; эта переписка продлится до самоубийства Говарда, за девять месяцев до смерти самого Лавкрафта от рака. Журнал Weird Tales купил «Шепчущего из тьмы» за $350 — солидное повышение по сравнению с предыдущим личным рекордом Лавкрафта, $240 за «Ужас Данвича».
В этой повести Лавкрафт возвращается к изложению от первого лица — от лица Альберта Уилмарта. Этот герой преподает литературу в Мискатоникском университете, профессорско-преподавательский состав которого должен занимать первые места среди талантливых, но невезучих академиков всего мира. Штат Вермонт переживает ужасающее наводнение в ноябре 1927 года. Многочисленные свидетели наблюдают в воде странные тела и клянутся, что они не принадлежат к человеческому роду. Это ведет к дальнейшему распространению слухов о странных тварях, замеченных в разных концах Новой Англии. В трех газетах Новой Англии разгораются оживленные дебаты, в которых Уилмарт занимает скептически-рациональную позицию и в насмешливом тоне говорит о тех, кто верит в мифы и слухи о монстрах. В результате этого общения Уилмарт получает письмо от читателя по имени Генри Эйкли, живущего поблизости от Братлборо, штат Вермонт. Это приводит к леденящей кровь