Катера покружили над местом гибели «Оболтуса» и, убедившись, что нарушитель уничтожен, ушли домой, на крейсер. На плато Табатль наступила тишина. Ветер гонял бурунчики песка, шуршал принесенными из джунглей лоскутьями зеленой кожи и сухими листьями.
— Мир его праху, — торжественно произнес Платон и мановением руки бросил вниз вторую, большую часть «Оболтуса», которая доселе скрывалась за облачным щитом.
Кораблик устремился к засеченному во время всей этой катавасии единственному подлинному маячку. «Оболтус» на треть уменьшился в размере, утратив часть своих двигателей, и уже не мог развивать прежнюю скорость. Рождение дублера даром не проходит.
Место падения капсулы было определено с точностью плюс-минус десять метров. Когда кораблик пролетал над целью, его гравитатор со снайперской точностью разочек долбанул по пустыне. Облако песка и фонтан мелких камешков взметнулись в воздух. «Оболтус» на полном ходу подхватил взлетевшую вместе с песком капсулу. Выращенная им рука была крепка, быстра, гибка и очень нежна. Такими и подковы можно гнуть, и губы любимых ласкать…
Глава 10
Зеленый друг
«Тиугальба — самое жуткое место из тех, где я бывал. Карантинные кордоны, открывающие шквальный огонь по всему, что шевелится, — ничто в сравнении с кошмаром, который официальные органы Лиги Миров стыдливо называют „Зоной биологического поражения". Каждый гад по отдельности не так уж страшен, в глубинах Галактики можно найти и покрупнее, и позубастей, и поядовитей. Но бродячие джунгли в целом… Это единый всепланетный организм-убийца, насильник и садист в одном лице. Испугать до полусмерти, помучить вдосталь, изувечить со знанием дела, а потом медленно убить — обычный сценарий его поведения. Это боец, отлично натренированный бомбежками и обстрелами с орбиты, подготовленный к борьбе с самым сильным противником, стремительно приспосабливающийся к изменению ситуации. Бродячие джунгли по-своему разумны, очень хитры и способны на притворство…»
Документ 10 (из Путевого дневника)
Ночь. За стенами палатки билось сердце Великого Леса. Курлыки время от времени поднимались с вершин своих глиняных гнезд, настоящих цитаделей, и, расправляя огромные крылья, черными демонами парили над вершинами деревьев. Вдруг один из них начинал беззвучно вращаться, закручивался быстрее и быстрее, пока не превращался в живую воронку, и этот бешено крутящийся штопор молниеносно устремлялся к земле. Снова появлялся курлык в небесах, сжимая в ятаганах когтей трупик прыгунца или топотунчика, совсем небольшой — килограммов на пятьдесят весом.
Название свое курлык ночью не оправдывал — охотился молча. А кричали в лесу другие: подвывали на луну псевдовервольфы — беговые жабы-оборотни, недавно занявшие нишу среднего по размерам хищника и пока что всеядные. Красные каракатицы-джабраилы скрипели челюстями так громко, что, казалось, могли поднять мертвеца из гроба. Вскрикивали совины, отпугивая ползучие плотоядные лианы, тарахтели электрические цикады, растягивающие по лесу охотничьи сети под напряжением в несколько десятков вольт. Да всех не перечислишь… Испуганный или предсмертный писк грызунов терялся в общей какофонии.
Пальмы-опахала. раскачивали пышные кроны. Листья, чьи края покрыты белой ядовитой бахромой, днем на жарком солнце свернутся в трубочки, но сейчас они реют над лесом на пятидесятиметровой высоте как знамена, которыми час за часом размахивает великан-знаменосец. Остальные деревья значительно ниже. Они с завистливым скрипом тычут ветвями в стволы своих стройных соседок, истекая соком из десятков маленьких трещин и грозя расколоться пополам.
Платон с сожалением остановил голопроектор. Это была одна из пленок, найденных на астероиде Чиуауа. К бродячим джунглям Тиугальбы этот Великий Лес не имел никакого отношения. Джунгли намного уродливей и гораздо ужасней. Впрочем, и в зверодеревьях есть своя прелесть, но разглядеть ее можно только из безопасного далека.
— Я по-прежнему не понимаю принцип «семени», — с досадой произнес Непейвода, сидевший рядом с ним на тюке с походными комбинезонами. — Как могут из комочка грязи, из мертвого камушка возникнуть такие могучие великаны? Невероятно!.. — Он указал на промелькнувшую за окошком палатки группу корявых, раскидистых паопапов.
— Если в генах записана программа роста, нужно только своевременно подать энергию и строительные материалы… А как же происходит размножение у вас?
— Наши животные и растения выходят из биореактора полностью готовыми к функционированию, в натуральную величину и не подлежат изменениям до утилизации — по истечении срока годности.
— А вы сами?
— Мы — другое дело. Мы возникаем позднее. А сначала наши…— Двунадесятый Дом замолчал, подыскивая нужные слова. — Наших клеточек рожают генреконструированные матки. Они не похожи на настоящих Цариц Роя. Увидь их, ты вряд ли признал бы маток живыми существами и догадался, что они принадлежат нашей цивилизации. Это целые биофабрики со сложнейшим комплексом рефлексов и полным отсутствием сознательной деятельности… Ну а сотворение новых Домов Симбионтов из диких клеточек — великое таинство, суть которого не передать словами. В вашем языке нет адекватных понятий… Вы, люди, еще слишком мало видели и слишком мало понимаете. И многие кажущиеся вам непреложными законы и правила на самом деле — не более чем исключения или отклонения от нормы,
— В естественном произрастании тоже много плюсов. По крайней мере, для молодых цивилизаций других путей не существует, да и в зрелости… этот путь позволяет не наломать дров, играясь в преобразование природы, — глубокомысленно изрек археолог. — Очень опасно почувствовать себя богом, поставив производство жизни на поток. Так можно всю Галактику превратить в один большой…— он спохватился и смолк.
Клеточки стремительно перестроили Непейводе черты лица, и он приобрел широкую улыбку из разряда ослепительных.
— …муравейник, — закончил он фразу. — Вы так этого боитесь…
Платон слегка наклонил голову и широко развел руки — дескать, куда денешься: боимся.
Первый лагерь экспедиции разбили поблизости от прекрасно замаскированного «Оболтуса». На камуфляж Двунадесятый Дом не пожалел ни сил, ни времени. Целость корабля — гарантия возвращения домой. Кто с этим поспорит?
Пока Непейвода предавался высокому искусству маскировки, Платону пришлось заняться весьма, прозаическим делом — разгрузкой имущества. Он перетаскал на горбу десять тонн оборудования, инструментов, обмундировки и провизии. Гравиподвеска, конечно, — штука хорошая, но к каждой коробке и тюку ее присобачивать не станешь — слишком много возни. И каждую ходку с завистью наблюдал, как его напарник колдует с веточками и выеденными панцирями, прикрепляя их к маскировочным сетям. Сети укрывали сверху инфракрасный щит и антирадарный экран, смонтированный из панелей, которые защищали «Оболтуса» в полете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});