Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гир рассказал о междоусобице, начало которой было положено три поколения назад. Получив ответы на свои первые вопросы, мальчик показал себя благодарным слушателем. О своих делах он сказал только:
– Ты должен будешь выступить моим свидетелем в Пелле. Царю исполнилось пятнадцать, когда он убил своего первого. Так мне сказал Парменион.
Гир собирался провести последнюю ночь у своих дальних родичей, живших в половине дня пути от его дома. Он показал Александру их деревню, прилепившуюся на краю узкого ущелья, над которым нависали отвесные скалы. Вдоль пропасти шла тропа, по которой могли пройти лошади. Гир хотел свернуть на хорошую окольную дорогу, проложенную царем Архелаем, но мальчик, слышавший, что тропа все еще пригодна, и желавший это проверить, настоял на своем. Не стоило тратить времени на окольный путь.
Они преодолевали крутые подъемы и головокружительные спуски.
– Если эти люди тебе родня, – сказал Александр, – не имеет смысла выдавать меня за родственника. Просто скажи, что я сын твоего начальника, что я учусь сражаться. Тогда они никогда не смогут обвинить тебя во лжи.
Гир охотно согласился. Из сказанного выходило, что за мальчиком нужно присматривать. Большего вояка сделать не мог, опасаясь небесной кары за клятвопреступление. Гир был богобоязненным человеком.
На небольшом плоском выступе скалы между бугристым склоном холма и ущельем ютилась деревушка скопов, построенная из коричневого камня, в изобилии валявшегося повсюду, и сама похожая на выход горной породы. С открытой стороны ее защищала изгородь, сложенная из валунов и оплетенная колючим терновником. Жесткая вытоптанная трава за оградой пестрела коровьими лепешками, оставленными стадом, которое загоняли сюда на ночь. Две-три маленькие косматые лошаденки щипали траву; остальные были в горах с охотниками или с пастухом на выпасе. Козы и несколько овец со свалявшейся шерстью разбрелись по склону холма. Сверху, похожие на песню дикой птицы, лились заунывные звуки свирели пастушка. Над тропой на изглоданном стволе засохшего дерева желтел прибитый череп и кости руки. Когда мальчик спросил, что это такое, Гир сказал:
– Это случилось очень давно, когда я еще был ребенком. Этот человек убил своего отца.
Их приезд вошел в ряд событий, которые и полгода спустя служат пищей для разговоров. Мальчишки дули в рог, созывая пастухов; старейшего из племени скопа, дожидавшегося смерти в своей берлоге, вытащили из вороха таких же старых, как он сам, шкур и отрепьев. В доме вождя гостям предложили сладкие маленькие фиги и местное мутное вино, налитое в лучшие, с меньшим количеством трещин, чаши. С предписанной обычаем учтивостью хозяева ожидали, пока Гир и мальчик насытятся, и только после этого начались расспросы о них самих и о далеком мире.
Гир поведал о том, что Египет вновь лежит под пятою Великого царя персидского, что царя Филиппа призвали навести порядок в Фессалии. Теперь он там стал архонтом, то есть тем же царем, что чрезвычайно обеспокоило южан. Правда ли, спросил брат вождя, что царь берет новую жену, а царицу отошлет в Эпир?
Чувствуя напряженное молчание мальчика в гуле голосов, Гир сердито опроверг глупые россказни. Подчиняя себе новые земли, царь, чтобы оказать честь тому или иному местному вождю, берет в свой дом его дочь; по мнению Гира, это не более чем своеобразный способ брать заложников. Что до царицы Олимпиады, она – мать наследника и пользуется величайшим уважением. Сыном гордятся оба родителя. Произнеся эту речь, с тяжким трудом приготовленную несколько часов назад, Гир предотвратил возможные пересуды и в свою очередь осведомился о новостях.
Новости были плохими. Четверо врагов-кимолиан встретили в горной долине двух соплеменников Гира, преследовавших оленя. Один односельчанин смог доползти до дома и сказать перед смертью, где найти труп брата, прежде чем до того доберутся шакалы. Кимолиане возгордились победой; их старый вождь больше не имел никакого влияния на своих сыновей. Скоро никто не сможет чувствовать себя в безопасности. Пока загоняли на ночь скот и жарили козу, зарезанную для угощения, были обсуждены многие происшествия, сказано много горячих слов. С наступлением темноты все разошлись на покой.
Александра положили с сыном вождя, имевшего собственное одеяло. Покрывало кишело паразитами. Вшивым был и сам ребенок, но он, в отличие от паразитов, благоговел перед гостем и не мешал ему спать.
Терзаемому блохами Александру снилось, что к постели подошел Геракл и трясет его за плечо. Герой выглядел в точности как у алтаря в саду Пеллы, безбородый и юный. Клыкастая пасть льва капюшоном покрывала его голову; клочья гривы свисали вниз.
«Вставай, лентяй, – говорил герой, – или я отправлюсь в путь один. Я не могу тебя добудиться».
В комнате все спали; Александр взял плащ и осторожно выскользнул наружу.
Заходящая луна заливала своим сиянием дикое нагорье. Не было ни одного часового, кроме собак. Огромный пес, похожий на волка, подбежал к нему. Александр постоял неподвижно, дав себя обнюхать, и зверь вскоре отошел. Собаки залаяли бы при любом подозрительном шуме за оградой.
Все было спокойно; зачем же Геракл позвал его? Взгляд мальчика остановился на высокой скале. Наверх вела хорошо утоптанная тропка – деревенский наблюдательный пункт. Если бы там сидел дозорный… Но никакого дозорного не было.
Александр вскарабкался наверх. Ему открылась дорога Архелая, огибавшая подножие холма, и на этой дороге – крадущиеся тени.
Двадцать или больше всадников, едущих налегке, без груза. Они находились слишком далеко, чтобы даже здесь, в горах, широко разносящих любой звук, их можно было услышать. Но что-то сверкало в зыбком лунном свете.
Серые глаза Александра стали огромными. Он воздел к небу руки и запрокинул голову. Лицо Александра просияло. Он вверил себя Гераклу, и бог ответил. Он не допустил, чтобы Александр долго искал подвига, и послал ему настоящую битву.
Мальчик стоял в свете полной луны, запоминая особенности места, позиции выигрышные и рискованные. Устроить засаду где-нибудь внизу было невозможно. Архелай, мудрый строитель дорог, без сомнения, предусмотрел такую опасность. Засаду придется сделать здесь, потому что скопов меньше. Скопов нужно немедленно разбудить. Враги еще достаточно далеко и не услышат шума потревоженной деревни. Если он сейчас будет бегать из дома в дом, о нем забудут в суматохе. Нужно заставить скопов собраться сразу.
На стене дома вождя висел рог, которым тот созывал соплеменников. Александр осторожно проверил его и подул.
Двери распахивались, мужчины выскакивали на улицу, на ходу натягивая свои тряпки, женщины визгливо перекрикивались, овцы и козы блеяли. Александр, стоя на высоком валуне, на фоне мрачного неба, кричал:
– Война! Война!
Бессвязные вопли стихли. Голос Александра перекрывал все. Покинув Пеллу, он говорил и думал только на македонском.
– Я Александр, сын царя Филиппа. Гир может подтвердить это. Я пришел сражаться в вашей войне вместе с вами, потому что бог послал мне знамение. Кимолиане уже на дороге внизу, двадцать три всадника. Слушайте меня, и еще до рассвета мы покончим с ними.
Он назвал имена вождя и его сыновей. Те подошли – ошеломленные, пристально вглядываясь в сумрак. Мальчик был сыном ведьмы, эпирки.
Александр сел на валун, не желая отказываться от преимущества в росте, которое тот давал ему, и горячо заговорил. Геракл все еще стоял у него за плечом.
Когда Александр умолк, вождь отослал женщин по домам и приказал мужчинам повиноваться мальчику. Скопы заспорили; им было не по нутру удерживаться от стычки с ненавистными кимолианами до тех пор, пока те не окажутся за оградой, посреди скота, за которым и явились. Но Гир поддержал мальчика. В переменчивом предрассветном сумраке скопы вооружились, оседлали своих лошадок и спрятались за хижинами.
Было очевидно, что кимолиане рассчитывают напасть на деревню, когда мужчины разойдутся по своим делам. Завал из терна, закрывавший ворота, был раскидан так, чтобы впустить врагов, не возбудив никаких подозрений. Пастухов и мальчишек, стерегущих коз, отослали на холмы, как в самое обычное утро.
Вершины гор темными силуэтами вырисовывались на фоне неба, в глубине которого медленно бледнели звезды. Александр, сжимая поводья и дротики, ждал, когда появится первая розовая полоса, предвещающая рассвет: он должен запомнить ее раз и навсегда. Он знал об этом ощущении и впервые испытывал его сам. На протяжении всей своей жизни Александр слышал рассказы о насильственной смерти и теперь вспоминал их: скрежет железа, проходящего сквозь внутренности, агония, смутные тени, ждущие, пока свет померкнет в глазах умирающего – навсегда. В воцарившейся тишине сердце Александра обратилось к Гераклу-покровителю: «Почему сейчас тебя нет со мной?»
- Царица-полячка - Александр Красницкий - Историческая проза
- Маска Аполлона - Мэри Рено - Историческая проза
- Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - Дзиро Осараги - Историческая проза