Я ведь даже сейчас ярче и сексуальнее, чем она.
— Выйди из моего кабинета! — рявкает отец. — Я не буду помогать ни тебе, ни твоему сыну. Мало того, что он мою дочку ударил, так еще и мой внук чуть без отца не остался. Жаль, Галя не знает, с какой змеей дружит.
— А ты уверен, что Алиса твоя дочка? — хохочет Тамара.
— Уверен. Пошла вон. Пока я тебя силой не выкинул из своего кабинета! — рявкает отец так, что я вздрагиваю.
Никогда не слышала столько ярости и стали в его голосе.
Тамара выходит из кабинета. Алая помада на губах. Красная кофта с глубоким декольте обтягивает грудь пятого размера, леопардовая юбка чуть выше колен, туфли на каблуках. Образ роковой соблазнительницы. Я смотрю на подругу матери и теряю дар речи. Она смотрит на меня так, будто видит перед собой грязь. Морщит нос, надувает губы.
— Ты такая же серая мышь, как и твоя мать. Неудивительно, что твой муж предпочел более яркую и сексуальную женщину. Сегодня же расскажу Гале о том, что ты общаешься с отцом. Если Павлик не выйдет из тюрьмы, вся твоя семейка пожалеет, — говорит она и скалится.
— Только подойди, змея, к моей семье, упеку тебя в психушку. И поверь, мне хватит денег и связей, — рычит отец и смотрит с такой лютой яростью на Тамару, что она вздрагивает и начинает пятиться. — Даю тебе три дня на то, чтобы свалить из города. Иначе ходи и оглядывайся.
— Витя, ты мне угрожаешь? — охает она и прижимает руки к груди.
— Да, — рычит отец. — Если не хочешь пропасть без вести, чтоб через три дня духу твоего не было в этом городе.
Она поджимает губы, вздергивает подбородок, разворачивается и, виляя бедрами, выходит из приемной.
Отец дышит тяжело и часто.
— Тварь, — бросает он, а потом переводит взгляд на меня и вздыхает. — Прости, Алиса. Вывела она меня. Вредить этой женщине я не стану, я не такой человек. Но прослежу, чтобы она реально уехала из города. Пусть держится подальше от нашей семьи. И без Ильи никуда не ходи. А то мало ли… Лучше перестраховаться.
Я крепко обнимаю отца, прижимаюсь щекой к его груди. Сердце у него стучит очень быстро.
Папа целует меня в макушку.
— Я привезла жесткий диск с рекламным проектом, но еще не успела отнести в маркетинговый отдел. Решила сначала к тебе забежать, — признаюсь ему.
— Спасибо. Давай я отнесу, — говорит он и забирает из моих рук диск. — Поужинаем вместе в ресторане?
— Хорошо, — киваю отцу.
Папа возвращается через несколько минут, закрывает кабинет. Мы вместе идем на стоянку. Отец просит Илью отогнать мою машину домой. В ресторан едем на папиной машине. По дороге отец делает звонки, улаживает какие-то дела. Когда водитель тормозит около ресторана, я вздыхаю.
— Почему ты выбрал именно это место? — смотрю на папу и не моргаю.
— Тут очень вкусная еда, обслуживание на высшем уровне. Я здесь часто обедаю. Тебе не нравится это место? — удивляется отец.
— Это ресторан моего бывшего мужа, — вздыхаю я.
— Какая разница кому принадлежит это заведение? Пойдем, я умираю от голода.
Папа помогает мне выбраться из салона. Беру отца под руку. Заходим в ресторан. К нам подходит администратор и провожает нас к свободному столику. Папа помогает мне снять черный приталенный пиджак. Я разглаживаю складки на белом платье. Отец отодвигает для меня стул. Я сажусь. Беру в руки меню. Чувствую на себе чей-то пронзительный взгляд. Медленно обвожу зал взглядом и сталкиваюсь с зелеными глазами. Чуть не застонала от досады. Что за невезение?
Недалеко от нашего столика в компании мужчин сидит мой бывший муж. Мы смотрим друг на друга. Артём мне подмигивает, а я опускаю взгляд в меню. Чувствую, что мои щеки горят, а сердце сбивается с ритма. Я всегда очень остро реагирую на этого мужчину. Впервые позволяю себе окунуться в то прошлое, где Артём с жадностью ласкает мою грудь, покусывает кожу на шее. Меня обдает жаром. Внутренности стягивает узлом. Вспоминаю наши поцелуи, его бесстыдные крепкие руки, которые сжимали меня в своих объятиях. Слышу в мыслях наши стоны. Закусываю губу. Кровь быстрее несется по венам. Раньше мне об этом даже думать было стыдно. А сейчас понимаю, что мои мысли никто прочесть не может. Чувствую, как во мне потихоньку просыпается та дикая и опасная сторона, которую я много лет заталкивала под замок. Та сторона, которая во время острого наслаждения просыпалась, но которую я безумно боялась. Она меня и сейчас пугает. Но мне больше не хочется жить по выдуманным правилам.
Тамара и моя мама часто называли всех наших молодых соседок шлюхами. А ведь Тамара, оказывается, предлагала себя моему отцу в день его свадьбы. Разве святые женщины так поступают? Везде ложь, фальшь. Мне неприятно. Все, во что я слепо верила, рухнуло, как карточный домик.
Хочу быть собой. Хочу не пугаться своих желаний. И, как бы мне не было стыдно и неловко, я пройду с Ириной Александровной курс. Она обещала научить меня любить себя. И я буду стараться. Артём был прав. Если я не смогу открыться мужчине в постели, если не переборю страхи, то мне трудно будет построить доверительные отношения, я не смогу стать счастливой, если не выпутаюсь из своих комплексов. Я не хочу обманывать себя, не хочу соответствовать чьим-то чужим представлениям об идеальности. Я хочу стать счастливой. Хочу любить и быть любимой. И я обязательно научусь делать то, что нравится мне, а не окружающим.
— Алиса, ты меню так сосредоточенно читаешь или в облаках летаешь? — улыбается отец.
— Пап, а можно тебе задать очень нескромный вопрос? — прищуриваюсь я, чувствую, что сердце вот-вот пробьет грудную клетку.
— Попробуй, — подмигивает мне.
— Ты когда жил в браке с Натальей. Как часто вы с ней занимались любовью? — спросила на одном дыхании.
У меня горят не только щеки, но и уши. Как бы в обморок не свалиться.
— Ух… Вот это вопрос, — удивляется отец, а я смущаюсь еще сильнее. — Я надышаться не мог этой женщиной. Каждые два дня стабильно занимались любовью. Бывало и чаще. Знаешь, это ведь не по расписанию делается. Я просто смотрел на нее, а она на меня… И бах… Искра… Страсть кипела в венах, — качает он головой, берет стакан воды и делает глоток. — Я безумно ее любил. Очень по ней скучаю.
— А если, к примеру, любимая женщина начала бы тебе отказывать в близости. Ты бы обиделся? Расстроился? — спрашиваю шепотом.
Я один оголенный нерв. Мне