кричала я в тот же вечер в трубку, позвонив Борису и надеясь, что связь не прервется. – До сих пор не могу поверить, что ты это придумал!
– Ну и хорошо! – сказал он в своей спокойной, раздумчивой манере. Наступила пауза, и я уже испугалась, что связь пропала. Потом я услышала, как он, откашлявшись, говорит: «Ну а теперь ты приезжай».
Глава 10
Свет яркой звезды
Костю Кинчева я впервые увидела в 1985 году на концерте его группы «Алиса» в ленинградском рок-клубе. От тяжелой руки московских властей, пытавшихся задавить рок-н-ролл в столице, Костя бежал в Ленинград, где дышать было все же чуть легче. «Алиса» играла энергичный хард-рок, но в то же время динамичный и мечтательный, как будто верхом на драконах в город въехали Black Sabbath. Сам Костя был нечто среднее между Билли Айдолом и Фредди Меркьюри, только ростом поменьше их обоих. Его харизма выплескивалась со сцены в зал и обволакивала буквально каждое сердце. Скрещенные на груди руки, раскачивающаяся в такт музыке из стороны в сторону фигура и особенно глаза в тяжелом черном гриме завораживали. Взгляд от него отвести не получалось. При всей странной, почти потусторонней мощи этого образа не растаять при виде его выступления было также невозможно.
Вне сцены Костя был такой же неотразимый, как и на сцене: проникновенный, даже пронзительный взгляд; на груди на тяжелой цепи крест. В приветственном объятии он сжал меня с такой геркулесовой силой, что подкосились колени. По-английски Костя не говорил, так что долгих разговоров у нас с ним не было.
Пару раз, впрочем, я брала у него интервью, переводил которые Алекс Кан. Во время первого интервью, хотя говорил по большей части Алекс, Костя неотрывно все время смотрел мне прямо в глаза. Он был урожденная звезда с постоянно горящей внутри энергией. После интервью я попросила Костю и его товарища по группе Славу[53] выйти на балкон для съемки небольшого кусочка со мной для MTV. Пока Алекс переводил, Костя тыльной стороной ладони стал гладить меня по волосам и по шее. В обычной ситуации я была бы шокирована столь назойливым жестом, но что-то в манере и поведении Кости было такое, что заставило меня промолчать. Никогда никто не позволял себе со мной такой дерзости, и, хотя я была смущена, не почувствовать магию и энергию его ауры было невозможно.
«Скажи ему, что я хочу узнать его номер телефона, потому что в следующий приезд я позвоню ему в первый же день. Не могу поверить, что я здесь уже в пятый раз и мы только сейчас познакомились!» – говорю я Алексу. Пока он переводил, я опять взглянула на Костю. Он по-прежнему смотрел глубоко мне в душу.
– Поцелуй меня, дурак! – это было единственное, что я могла сказать ему по-русски, тут же добавив уже по-английски: «Прости, это все, что я знаю по-русски». Костя, недолго думая, принял сказанные ему слова буквально и поцеловал меня в шею. Я стояла между Костей и Славой, а Джуди исправно продолжала все это снимать. Под прицельным оком видеокамеры и обжигающим взглядом Кости я только и могла, что повернуться к объективу и бодро провозгласить: «Мы любим MTV!».
В следующий раз мы с Костей встретились, когда я пришла к нему на запись в домашнюю студию Леши Вишни[54]. Вишня (это была его фамилия, и все называли его именно так) переоборудовал одну большую комнату родительской квартиры в самодельную студию: стены для звукоизоляции были задрапированы тяжелыми коврами, огромный диван подпирал небольшой пульт и крохотную голосовую кабинку. Я сидела на диване с тощей блондинкой – женой Вишни – и снимала на камеру, как Костя заполнял пространство своим пылающим взглядом и сигаретным дымом. Он был всегда непредсказуем, всегда ждал, когда его настигнет молния вдохновения. Меня всегда поражало, что у него – единственного из всех музыкантов – никогда не хватало терпения на съемку: глаза постоянно бегали, а сжатые в кулаки руки в боевой и нетерпеливой позе были уперты в бока. У меня есть съемка какой-то заурядной вечеринки, на которой Костя закрывает лицо руками всякий раз, когда оно попадает в поле зрения объектива, и открывает свою самодовольную ухмылку лишь тогда, когда камера от него отходит. Вольнолюбивый дух, он не мог и помыслить быть захваченным в плен, даже видеокамерой. Ничто не могло и не должно было ограничивать его.
– Я пою о том, что смотреть нужно вверх, на небо, а не вниз, под ноги. Я пою о вечности, – сказал он мне однажды через Алекса Кана в нашем интервью. Ноги закинуты одна на другую, локоть на колене – он напоминал модель, каковой, собственно, и был[55]. Второй рукой он энергично жестикулировал, подкрепляя свою мысль, изображая птицу в полете.
– Я мало смотрю вверх, – заявила я матери по возвращении. Мы сидели за темным дубовым столом в ее гостиной. Мать лишь покачала головой.
– Скажи-ка, Джоанна, что ты хочешь найти: Бога или мужа?
Дело было не в том и не в другом. Впервые в жизни я чувствовала в себе энергию, такие люди, как Борис и Костя придавали мне силы начать поиск себя самой.
– Как у тебя появляется идея песни? – спросила я у Кости.
– Зависит от песни. Трудно объяснить. Они просто появляются, в зависимости от момента, который я переживаю в жизни. Это просто состояние души, – я видела, что даже Алекс, занятый, казалось, переводом, вдохновлен ощущениями Кости.
Костя был настолько экспансивен, настолько подвластен своим чувствам и идеям, что даже и не думал их сдерживать. Его рука, казалось, сама писала стихи, а он лишь потом видел написанное.
– Хотел бы ты стать официальным музыкантом? – спрашиваю я.
– Нет. Потому что я хочу делать то, что я хочу. И для меня это фольклор. – Костя вписывал себя в свою собственную легенду, в которой его тяжелое лицо и магнетическая улыбка сочетали одновременно и героя, и злодея. Я чуть не лишилась чувств.
Самое прекрасное в Косте было то, что он ни на секунду не переставал излучать свет и ни на секунду не давал забыть о себе в его присутствии. Когда бы я ни видела его, он всегда был переполнен глубокой, страстной силой, устоять против которой в стране серого неба и темных зимних дней было невозможно. Несколько раз мы уединялись в укромном уголке или небольшой комнатке и давали волю своим чувствам. Я знала, что он женат, но объясняла себе, что раз я его жену не знаю, то это не так уж и страшно. Против его умения