— Хорошие девочки попадают на небо, — сказал Шаронов и налил себе еще. — Зато плохих девочек пускают куда угодно. Прощай, Катя.
У Павлова защемило сердце — такое же «прощай» он слышал на полигоне. Завлаб подозвал кошку, усадил рядом и обнял за шею.
— А я и вправду мог настричь купонов, — признался он. — Мне шеф почти открытым текстом выдал — мол надо забыть рыжиков и готовиться к повышению.
— Но ты, дубина, их полюбил, и решил любой ценой выпустить в народ… Уффф, сколько ни пью французский, ни черта его не понимаю. Вероятно, культурки не хватает. А попроще нет отравы? Для выходцев из низов?
— Сам поищи в баре… Ты прав, я рыжиков полюбил. А сегодня я еще понял, что они должны быть. Просто быть, понимаешь? Жить на свете. Продаваться в зоомагазинах. Катька так нравится людям! Нужно продолжать исследования и развивать именно эту линию. Говорю тебе — судьба.
— Судьба вам завтра явится, — издали пообещал Шаронов, перебирая бутылки. — Одному с косой, другому с приказом по институту. Кому покажется больнее, не берусь предположить.
— Думаешь, это конец?
— Не то слово. Карьеристы жестоки. И неповиновение воспринимают как личную обиду. У нас и шеф, и министр именно такие. А ты им сегодня в рожи плюнул. Готовься к худшему. Предупреждаю сразу: я тебе помогать буду. Попробую зайти с торца — по линии Академии Наук.
— Лучше по линии начальника ГАИ.
— Ух! — Шаронов едва не подпрыгнул. — Ну, Павлов! Можешь ведь! Можешь соображать когда хочешь! Это мы тоже задействуем.
— Оставь. Лучше поработай оппонентом. У меня тут возникла идея по рыжикам, которая вроде бы объясняет некоторые Катькины способности.
— Оппонентом? А мы не подеремся? — спросил Шаронов.
Когда пришла с работы жена Павлова, в гостиной плавали сизые табачные облака и громко ругались биотех с биомехом. На углу стола, потеснив бутылки и стаканы, приткнулся ноутбук, повсюду валялись мятые листы исписанной бумаги. «Десятка» пряталась на кухне.
— О-о… — протянула жена, обозревая разгром.
— У-у… — только и сказала она секундой позже, когда к ней подбежала здороваться Катька, донельзя обрадованная появлением в доме хоть одного нормального человека.
— Ты не беспокойся! — крикнул из гостиной Шаронов. — Я их на фирму сам отвезу! Мне начальник ГАИ разрешил!
Телефон закрытой связи в кабинете директора НИИПБ разразился трелью в девять утра. Звонил генерал Бондарчук.
— Ваш Павлов дурак! — выпалил он без предисловий.
— Тоже мне открытие. Космического масштаба.
— Но я о другом…
— То, что Павлов дурак, — перебил генерала директор, — знает на фирме каждая собака. Он глуп по-человечески и слаб как ученый. За всю карьеру ничего путного кроме «Клинка» не родил. Должен был дорасти до замзава и остановиться. Не знаю, как он получил тему, это было до меня. Тем не менее…
— Вам министр звонил? — вклинился Бондарчук. — Ах, еще нет… В общем, слушайте. Я прошу от себя лично. Не наказывайте Павлова насмерть. Впаяйте от души, чтобы, скотина, запомнил, но не чересчур.
— А есть за что? — насторожился директор.
— Сейчас будет! — и генерал выдал длиннющий монолог. По завершении которого на другом конце провода обнаружилась тишина безвоздушного пространства.
— Ау! — позвал Бондарчук.
— Это подло, — выдавил через силу директор. — Воспользоваться моими обстоятельствами…
— Так я и говорю — дурак! Что с такого возьмешь? Он был уверен, что поступает разумно! Он же бредит своими рыжиками! А я, к сожалению, не знал подоплеки… Как вы умудрились оставить меня в неведении, дорогуша?! Да плевать, что вам приказывал министр напрямую — а личные отношения уже ни хрена не стоят? Я ваш куратор, мать-перемать, или хрен кошачий?! Я мог бы на хрен не допустить! А оказался хреновым соучастником! В общем, Павлов хренов по большому счету ни в чем не виноват! Хотя он тоже козел и чмо!!!
— Это подло… — повторил директор мимо трубки.
Шаронов появился через полчаса, когда директор успел напереживаться всласть, мысленно казнить Павлова через кастрацию, немного успокоиться и понять, что самый очевидный выход из положения не всегда лучший.
Отмороженный биомех и новоиспеченный заместитель повел себя довольно странно — через секретаршу испросил разрешения зайти.
— У вас что-то случилось? — встревожился директор, втайне надеясь, что для одного дня происшествий хватит — ему предстояло еще пережить звонок министра.
Шаронов сунул в кабинет сначала голову, спросил «Разрешите?» и мягко, без обычного хлопка, прикрыл за собой дверь. Директору стало неуютно и душно.
— Я по личному вопросу, — сказал Шаронов почти вкрадчиво. — Видите ли… Наш коллега Павлов, как бы это помягче выразиться, не слишком умен. Попросту говоря, дурак. Он даже в кошках, с которыми тридцать лет проработал, ничего не понимает. Вообще. Парадоксально — именно поэтому у него так здорово получился «Клинок»! Выдающееся изделие, которое нужно без ложной скромности выдвигать от института на Государственную премию, и премию — брать! Так вот, Павлов…
— Что. Он. Еще. Натворил? — раздельно произнес директор.
Шаронов смешно выпучил глаза. Таким растерянным его не видели, наверное, даже близкие родственники. Впрочем, он сориентировался за долю секунды, и уже снова рот открыл — но директор успел перехватить инициативу.
— Стоп!
— Вам плохо? — обрадовался Шаронов. — Я прикажу врача!
— Стоять! — прохрипел директор, одной рукой держась за сердце, а другой безуспешно пытаясь налить себе воды. Шаронов поспешил на выручку, пока весь стол не промок.
Через минуту шефу полегчало, вплоть до способности выражать мысли членораздельно, даже фразами.
— Вы-то откуда знаете? — спросил он. — Ой, ладно, еще соврете, не хочу. И какие предложения?
— За самоуправство Павлова с темы снять. Госпремию — я не шучу — забрать на институт. А наш простодушный коллега пусть колупается со своей гражданской версией. В перспективе гражданка нас озолотит. Могу расписать обоснование. Рано или поздно боевые «Клинки» превратятся из уникальной разработки в нормальное оружие. Начнутся продажи. Готов поспорить, министерство само задумается, как снять с «Клинков» побольше денег. А мы уже тут как тут!
— Гражданской версии «Клинка» не существует в природе, — сказал директор твердо. — И никогда не существовало.
— Но ей придется быть! По логике вещей. Так и пусть ее делает человек стопроцентно управляемый. Который без вашего разрешения лишний раз не вздохнет. Денег понадобится минимум, оборудование уже стоит, точнее, простаивает… А так-то у нас много чего на фирме нету, признаю. Дедушки Голованова, мать его йети — например. И прямоходящих шимпанзе. В строгих деловых костюмах.
— Это обман восприятия, или на меня кто-то давит? — спросил директор, нехорошо щурясь.
— Это предчувствие удушения жабой. Когда институту позарез нужен будет гражданский «Клинок», а разработчик уже с горя сопьется. Между прочим, научный руководитель Павлова, ныне старейший член Академии…
— Все-таки на меня давят, — решил директор.
Шаронов сунул руки в карманы — директор не предложил ему сесть — и насупился.
— Как скажете, — процедил он, глядя в сторону. — Разрешите идти?
— Говорят, вы решаете любые проблемы, — тоже в сторону и тоже негромко сказал директор.
— В пределах возможного, — туманно ответил Шаронов.
— Нет контактов в местном ГАИ? Ведь должны быть.
— Можно выйти на них через начальника УВД. Или местное ФСБ. А что?
— Мне пришлось ехать сюда на такси, я чуть не опоздал! — раздраженно сообщил директор. Видно было, что он не привык докладывать подчиненным о своих проблемах. — Эти наглецы задержали моего водителя. Видите ли, трубочка позеленела.
— Издержки демократии, — Шаронов скорчил жуткую рожу, долженствующую означать то ли сочувствие, то ли понимание. — Если тормознули вашу машину, которую весь город знает… Опять месячник борьбы за трезвость. Ерунда, отпустят.
— Они странно вели себя, — сказал директор.
— Вы их просто вблизи давно не видели. Гаишник — особый подвид милиционера. Он предпочитает не сразу нападать, а сначала дезориентировать жертву. И уж потом набрасывается. Так разрешите идти?
— А если у него права отнимут?
— Ну, если… Извините, у меня сегодня выезд на завод. Ничего на словах передать не нужно?
— Передайте доктору Шаронову, — процедил директор, — чтобы он не задавался вопросами, лежащими вне сферы его служебных обязанностей. И сугубо для информации. Приказ на разработку непрофильного «Клинка» поступил по каналам высшей секретности. Так же и был отозван. Значит, гражданской версии институт не делал никогда. И пока я здесь директор, больше мы с непрофилем не связываемся. Он подрывает репутацию института. Последнее можете не только Шаронову передать, а рассказать всем, кому сочтете нужным. А с дураками, орудующими в наших стенах, разберемся согласно трудовому кодексу. Ясно?