Пока они выбирались из Подземного мира, Персефона молчала. Смотрела перед собой невидящим взором, сжимала побелевшие пальцы на плече Минты, и послушно шла за Деметрой. Но стоило ей ступить на траву верхнего мира, подставить бледную кожу под нежные рассветные лучи, ощутить на своих щеках свежий ветерок с ароматом душистых трав, и она, кажется, начала оживать — отпустила Минту, потёрла руки и улыбнулась:
— Ну что, дорогие мои, я снова свободна!
— Да, доченька, ты снова свободна, — проворковала Деметра, обнимая Кору за плечи. — Свободна от мужа, от этого ужасного мира, от этого ужасного жребия…
— Ой, знаешь, я так испугалась, — взвизгнула Минта и тоже прижалась к Персефоне. — Ты так страшно молчала, я не знала, что делать!
— Ну, знаешь, — губы Коры чуть дрогнули в странной, немного хищной улыбке. Деметра вздрогнула от неприятных ассоциаций. — После того, что случилось, у меня было всего два варианта: либо притвориться, что я не в себе, либо напасть на Ареса, чтобы он и меня проглотил.
Богиня Плодородия поспешила заверить дочь, что это бы точно ему никто не позволил.
— Ага, стал бы он спрашивать, — хихикнула Минта, и тут же опечалилась. — Аида, и того проглотил — не поморщился.
Деметра хотела сказать, что туда ему и дорога; Персефона коснулась тонкой, белой рукой пухлого плечика Минты:
— Просто он позволил себя сожрать.
Деметра вздрогнула от её тона, повернулась, тревожно вглядываясь в застывшее лицо и — на контрасте — неуловимо потеплевшие глаза. Увиденное не понравилось ей примерно так же, как не понравились ей тогда такие правильные-правильные, но на самом деле насквозь фальшивые слова проглоченного Аресом подземного паука.
— Он сказал, что знает, как выбраться из чрева Неистового и вытащить всех, кого тот проглотил. И попросил меня не вмешиваться, что бы ни случилось, — тихо, словно их могут подслушать, проговорила Кора, поглядывая то на Минту, то на Деметру. — И ещё он сказал… — она замолчала, подбирая слова, словно ей было непросто делиться чем-то очень личным.
Деметре это категорически не понравилось.
— Он… сказал… — Персефона вцепилась в фибулу в виде граната на одеянии, — сказал, что устал бояться, что его снова проглотят. И что сейчас ему представилась замечательная возможность избавиться от этого страха и параллельно решить кучу проблем. Он попросил меня не думать, якобы он делает это ради меня, Макарии или Гекаты, и не расстраиваться, если у него вдруг не получится. Я спросила, неужели он думает, что моя дочка жива.
— И что он сказал? — завороженно прошептала Минта.
— Ничего, — фыркнула Персефона. — Просто очень выразительно посмотрел. Буквально: «а какой ответ ты ждешь от бога, которого тоже глотал собственный отец и который вылез из его чрева целым и невредимым?». Я хотела спросить, как он собирается выбираться, но тут…
Дочь принялась рассказывать о том, что было дальше, и с каждым её словом, с каждым жестом, с каждым взглядом Деметра все отчетливей понимала, что опоздала.
Персефона говорила и говорила — взахлёб рассказывала, что представляла его другим. Что сначала была даже разочарована, ведь по рассказам матери он должен быть ужасом во плоти. Но если он и был этим ужасом, то все же заслуживал её искреннего уважения и восхищения. Он был настоящим Владыкой — не чета Аресу.
Никто другой. Только он.
Она говорила, и Минта вздыхала тревожно-сочувственно (она понимала всё, хоть и дура), а Деметра с трудом заставляла себя молчать. Не взорваться, не закричать, что всё это — ложь, что все — обман, и что она просто отравлена его ядом, и что в её венах уже давно не ихор, а отрава Подземного мира.
И что гадкий Аид не способен заботиться ни о ком, кроме себя, своего мерзкого подземного мира и живущих там чудовищ, и сам он — самое страшное чудовище, мразь, падаль на троне мёртвых, и то, что он десять столетий бродил среди смертных, не может изменить его сущность. Что он не способен любить, но может решить, что влюблён, и тогда он навеки закроет её в своем мире, лишит последнего лучика света, и там, в кромешном мраке, средь тлена и разложения, заставит принадлежать ему…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— …но ничего, ничего, ты не бойся, я уже приняла меры! Ты не достанешься этой подземной твари! Ты мой цветочек, и будешь расти на солнце, а эта гадкая мразь…
— Могу я узнать, какие конкретно меры ты приняла? — голос дочери почему-то стал почти ледяным, глаза на бледном лице превратились в бездонные зелёные озера.
— Да, мама, какие? — возмущенно добавила Минта.
Деметра покровительственно улыбнулась:
— Когда он явился ко мне…
***
Собрать всех удалось к утру. Кроме Макарии и Гекаты, в животе Ареса обнаружились: Фобос, Деймос, Эрот, Антерос, Гармония, Пофос, Энио, три амазонки и почему-то тень Медузы Горгоны. Аид был весьма озадачен наличием последней:
— Медуза что, тоже дочь Ареса?
Геката с Макарией переглянулись и обменялись смешками.
— Надеюсь, что нет, — в голосе тени зазвучал ужас. — Я пыталась следить за ним по приказу царицы, но он меня раскрыл и сожрал. В смысле, втянул. Я все ждала, пока он втянет Дедала или Икара — мне кажется, у идеи втягивать предметы вместе с воздухом есть изобретательский потенциал.
— Мне кажется, у них с Дедалом роман, — прошипела Макария, дождавшись, пока Медуза отвернётся. — Он надарил ей столько интересных штук!
— А ты не хочешь присмотреть для себя Икара? — спросил у неё Аид.
— Дедал интереснее, — отказалась Макария. — Но он занят.
— Так, Владыка, хватит сватать Макарии мужиков, ей ещё рано! — возмутилась Геката. — Может, она вообще решит стать девственной богиней, как я.
Аид смерил Трехтелую подозрительным взглядом:
— И давно ты решила стать девственной богиней?
— А что? — она пожала тремя парами плеч. — Я же не собираюсь замуж!
— Ладно, — фыркнул Аид. — Давайте приступим, не вечно же нам тут сидеть.
Он достал из кармана своей варварской куртки пучок травы и поджег её взглядом. Густой дым поднялся вверх, к неестественно-голубому небу и…
Ничего не произошло.
***
— … после этого Аид попросил меня вырастить траву, которая заставит Ареса извергнуть то, что находится у него внутри, как Крон изверг всех нас после зелья Метиды. Я знала, что это не в моих силах, и обманула его, создав траву безо всяких особых свойств. После этого я спустилась к Аресу, рассказала ему о том, что Аид вернулся, и предложила свою помощь в обмен на то, что он отпустит тебя. Арес согласился, и я вырастила траву, которая укрепила его чрево, и ни одна сила, подвластная богам, что внутри, что извне, не поможет этому мерзкому подземному ублюдку выбраться! Теперь ты в безопасности, Кора! Тебе больше не угрожает этот гнусный паук! Но почему ты расстроилась? Не бойся! Ни твой мерзкий подземный дядя, ни Арес, ни кто-то другой больше не сможет обидеть тебя! Ты знаешь, куда мы идем? Мы идем к источнику Канаф, что у города Навплии! Окунувшись в этот источник, ты снова станешь девой и сможешь посвятить себя в девственные богини!
***
Макария
— Нет, ну не мразь ли?! — прошипел Аид, швыряя на землю пучок дымящейся травы.
— Кто? — оживилась Макария. Она стояла ближе всех, чтобы лучше видеть — ну интересно же!
— Твоя плодородная бабушка, — конкретизировал он, зачем-то закатывая рукава. — Хотя какой там может быть спрос, в её голове никогда не было мозгов. О Ананка, мать твою за ногу и об Ось, я так хотел обойтись без этого!..
Аресовы дети принялись тревожно переглядываться, но Макария не отводила взгляд от Владыки. Тот явно что-то задумал, и она боялась пропустить реализацию этих грандиозных замыслов. Как хотелось бы ей тоже учинить что-нибудь эпичное и коварное! Но дочь Персефоны умела ждать.