Георгий Константинович не пожалел красок, рисуя плачевное состояние 4-й кавалерийской: "В течение полутора лет дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина, часто стали болеть лошади. Командование 3-го корпуса, куда входила 4-я кавалерийская дивизия, ничем не могло помочь, так как в аналогичном положении находились и другие части этого корпуса, также спешно переброшенные в округ.
Весной 1933 года командующий Белорусским военным округом И.П. Уборевич после краткого инспектирования частей дивизии нашел ее в состоянии крайнего упадка. Надо заметить, что в свое время командующий не оказал надлежащей помощи дивизии в вопросах строительства и не принял во внимание условий, в которых находились части. Теперь он Поспешил определить главного виновника плохого состояния дивизии - ее командира Т.П. Клеткина.
Безусловно, ответственным за дивизию является командир, на то он и единоначальник. Но высший начальник по долгу своей службы и как старший товарищ обязан быть объективным, внимательным и справедливым. Со свойственной ему горячностью И.П. Уборевич доложил народному комиссару обороны К.Е. Ворошилову о состоянии 4-й дивизии и потребовал немедленного снятия комдива Г.П. Клеткина. Конечно.в дивизии имели место недостатки.. Однако И.П. Уборевич все же сгустил краски, утверждая, что дивизия растеряла все свои хорошие традиции и является небоеспособной".
Здесь с Жуковым трудно не согласиться. Беда, однако, в том, что сам он далеко не всегда следовал тем принципам, к соблюдению которых призывал других в своих мемуарах. В годы Великой Отечественной войны Георгию Константиновичу не раз и не два доводилось расстреливать попавших под горячую руку командиров и комиссаров дивизий. А ведь нередко, как и в случае с Г.П. Клеткиным, их вина в происшедших неудачах была не очень велика по сравнению с виной вышестоящих начальников, в том числе и самого Жукова.
Отношения нового комдива с И.П. Уборевичем сначала не сложились. Жуков рассказывал Симонову: "Уборевич в своем обычном, решительном тоне позвонил в Москву Ворошилову и попросил:
- Товарищ нарком, дайте мне на дивизию Жукова, мне его порекомендовал Тимошенко.
Ворошилов ответил, что я работаю в Инспекции кавалерии у Буденного. Но Уборевич настоял на своем:
- В Инспекции народу много, там можно найти и другого, а мне нужен командир дивизии, прошу выполнить мою просьбу.
Когда меня вызвали, я, разумеется, был рад пойти на дивизию и выехал в Белорусский округ... Поначалу мои отношения с Уборевичем сложились неудачно. Примерно через полгода после того, как я принял дивизию, он влепил мне по чьему-то несправедливому докладу выговор. Была какая-то инспекционная проверка в дивизии, оказалось что-то не так, в итоге - выговор в приказе по округу. Выговор несправедливый, потому что за полгода дивизию поставить на ноги невозможно. За полгода с ней можно только познакомиться и начать принимать меры. А сделать все то, что требовалось для приведения дивизии в полный порядок, я за полгода не мог при всем желании. И вот - выговор; Притом заочный. Это был первый выговор за всю мою службу (здесь Георгий Константинович лукавил - мы то помним про выговор 1929 года! - Б.С.), и, на мой взгляд, повторяю, совершенно несправедливый. Я возмутился и дал телеграмму: "Командующему войсками округа Уборевичу. Вы крайне несправедливый командующий войсками округа, я не могу служить с вами и прошу откомандировать меня в любой другой округ. Жуков".
После телеграммы прошло два дня. Звонит Уборевич и вызывает меня к телефону.
- Интересную телеграмму я от вас получил. Вы что, недовольны выговором?
Я отвечаю:
- Как же я могу быть довольным, товарищ командующий, когда выговор несправедлив и не заслужен мною?
- Значит, вы считаете, что я несправедлив?
- Да, я так считаю. Иначе не отправил бы вам телеграмму.
- И ставите вопрос о том, чтобы откомандировать вас?
- Ставлю вопрос.
- Подождите с этим. Через две недели будет инспекторская поездка, мы на ней с вами поговорим. Можете подождать со своим рапортом до этого?
- Могу.
- Ну так подождите.
На этом закончился наш разговор.
На инспекторской поездке Уборевич нашел случай, отозвал меня в сторону и сказал:
- Я проверил материалы, по которым вам вынесли выговор, и вижу, что он вынесен неправильно. Продолжайте служить. Будем считать вопрос исчерпанным.
- А выговор могу считать снятым? - спросил я.
- Разумеется, раз я сказал, что он несправедлив.
На этом закончился инцидент. Впоследствии дивизия стала лучшей в армии. За два года я привел ее в порядок.
Отношения с Уборевичем сложились хорошие. Я чувствовал, что он работает надо мной. Он присматривался ко мне, давал мне разные задания, вытаскивал меня на доклады. Потом поручил мне на сборе в штабе округа сделать доклад о действиях французской конницы во время сражения на реке По в первую мировую войну. Этот доклад был для меня делом непривычным и трудным (но как же тогда понимать содержащееся в "Воспоминаниях и размышлениях" признание, что еще на курсах в Ленинграде Жукову пришлось готовить доклад об основных факторах военного искусства, который к тому же был опубликован в бюллетене курсов? Б.С.). Тем более что я, командир дивизии, должен был делать этот доклад в присутствии всех командующих родами войск округа и всех командиров корпусов. Но я подготовился к докладу и растерялся только в первый момент: развесил все карты, остановился около них; надо начинать, а я стою и молчу. Но Уборевич сумел помочь мне в этот момент, своим вопросом вызвал меня на разговор, дальше все пошло нормально, и впоследствии он оценил этот доклад как хороший. Повторяю, я чувствовал, как он терпеливо работает надо мной".
Сомнения вызывает здесь утверждение, будто Уборевич сам первым назвал кандидатуру Жукова, которую ему будто бы подсказал командир 3-го кавкорпуса Тимошенко. Отмечу, что в "Воспоминаниях и размышлениях" Георгий Константинович ничего не пишет ни о своей ссоре с Уборевичем, ни о том, что Иероним Петрович хотел видеть его на посту командира 4-й Донской дивизии. Лично мне куда правдоподобнее кажется свидетельство Буденного, что именно он рекомендовал Ворошилову Жукова как будущего командира кавдивизии. Логично, что Климент Ефремович спросил здесь мнение начальника Инспекции конницы. Да и приведенная выше аттестация на Жукова доказывает, что еще за два года до того, как открылась вакансия в 4-й дивизии, Семен Михайлович смотрел на Георгия Константиновича как на будущего комдива.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});