Помимо своей работы Кейт успевала еще редактировать и печатать его рукописи и лекции. Обычно она делала это после ужина в его кабинете, но в тот день, который впоследствии запомнила на всю жизнь, обнаружив с утра, что у нее есть свободное время, решила попечатать на машинке.
День этот выдался на редкость непогожим — словно взбесившийся ветер гнул деревья пополам, а хлещущие клочья дождя взбивали поверхность озера в сплошные серые гребни. Брайди уехала в Корк, а профессор, хотя Кейт и пыталась его отговорить, настоял на том, чтобы, по обыкновению, немного пройтись. Тогда, укутав его потеплее и снарядив термосом с горячим бульоном, Кейт взяла с него обещание, что он вернется до того, как устанет.
В кабинете отца она уселась за пишущую машинку и среди рукописей нашла те, над которыми собиралась работать. Первая — кусок прозы — была уже почти готова, остальные же — переводы четырех или пяти любовных стихотворений, написанных на гэльском языке. Дойдя до последнего из них, Кейт решила передохнуть.
Судя по всему, профессор испытывал с ним трудности и решил пройтись по воздуху перед тем, как передать его Кейт на перепечатку, потому что гэльская версия была до сих пор приколота скрепкой к английскому переводу, на котором чуть ли не каждая третья строчка была зачеркнута и заново переписана, а отдельные слова обведены или обозначены вопросами.
Поначалу Кейт показалось, что она не сможет ничего разобрать. Потом она решила, что перепишет карандашом и даст отцу проверить перед тем, как печатать.
Постепенно каракули, которые она читала, начинали приобретать вполне ощутимый смысл. Она уже восстановила две первые строфы стихотворения и собиралась приняться за третью, когда наткнулась глазами на слово из гэльского оригинала. «A thaisge» — вот, что это было за слово. Тот самый эпитет, которым наградил ее некогда Конор и о котором, не найдя его в словаре, она благополучно забыла. Но как могло выражение «моя дорогая» — такое примитивное и даже унизительное — употребляться в исполненной высокого чувства любовной лирике, пришедшей из древних времен?
Ну конечно же перевод отца даст ей ответ на этот вопрос! Кейт нетерпеливо пыталась найти соответствующее место в переводе и нашла. Одна из строк без всяких поправок повторялась дважды и делала сравнение легким и попросту очевидным: «I love thee, love thee, love thee, my treasure!» («Люблю, люблю, люблю тебя, сокровище мое!») А на полях рукой отца было отмечено: «Перевод выражения „а thaisge“ до некоторой степени буквальный, но ритмически наиболее здесь подходящий». Эти слова удваивали уверенность.
Итак?.. Кейт откинулась на спинку стула в изумлении, в горле у нее внезапно пересохло. «А thaisge» — «мое сокровище» — нежные слова любви! Теперь она поняла, почему не нашла их в современном словаре, — скорее всего, это была малоупотребительная форма. И если Конор считал, что она переводится как «моя дорогая», значит его познания в гэльском оказались куда более узкими, чем он думает. Или ошибался отец, но в это было трудно поверить.
Но если… Если Конор употребил это слово, понимая его истинное значение, тогда что бы это могло означать и что из этого получится? В тот вечер, когда они выручали из беды Брайди, он обезоружил ее окончательно. Тогда, вместо былой враждебности в ее сердце поселилось совершенно другое чувство, заставившее это сердце болезненно сжаться при виде Брайди, нашедшей теплое утешение в нежных объятиях Конора.
В тот вечер она впервые поняла, что любит его. В тот вечер Бэзил стал просто частью ее прошлого, не имея больше власти над нею. А что, если Конор?.. Но Кейт решительно отмела от себя все «если», понимая, что это просто мечты. В тот вечер она, если бы захотела, могла бы принадлежать ему, но он… он не принадлежал бы ей. Он не называл ее ласковыми именами, разве что только однажды, по ошибке. Они просто прекратили вражду, заключив мир ради Брайди. Они просто сделались друзьями и остаются ими теперь. Но это все, и по-другому не будет. Но вот почему — это Кейт, даже с ущербом для себя, все же хотела бы выяснить.
Все, что она знала на настоящий момент, это то, что трещина — если таковая была на самом деле, а не в ее воображении — образовалась по инициативе Конора и никак не исходила от нее самой. Она образовалась, когда Рори Тирни пригласил их поужинать в «Лэйкстрэнд». Правда, все реже появляться в отеле она стала вовсе не потому, что боялась оставлять отца одного. Просто с тех пор, как развернулось строительство площадки для гольфа, Конор сам стал чаще наведываться на этот берег озера.
Они с Кейт часто виделись, но всегда случайно, а не по его инициативе. У нее постоянно оставалось впечатление, будто он спешит и не хочет отвлекаться от своих дел ради ее персоны. Более того, по его неприступному виду можно было подумать, будто что-то мешает ему сблизиться с ней.
Было время, думала Кейт, когда она еще могла бы позволить себе поддразнить его этим «а thaisge», посоветовав получше изучить гэльский и только потом пытаться цитировать. Но теперь она сомневалась, что может себе это позволить. Того Конора, который мог бы понять ее шутку и посмеяться вместе с ней, больше уже не существовало для Кейт…
Она с усилием заставила себя вернуться к рукописи и попыталась сосредоточиться, но вскоре услышала шум подъезжающей машины.
Кто это там?.. Для Брайди рано. Скорее всего, кто-нибудь из соседей предложил профессору подбросить его до дома. А это значит, что нужно будет предложить кофе или чего-нибудь покрепче… Отложив в сторону бумаги, Кейт поднялась и вышла в прихожую.
Конор, проведший утро в переговорах с подрядчиком, вырулил на огибавшую озеро дорогу почти в том самом месте, где когда-то чуть не сбил Кейт. Проезжая по горбатому мостику, он мимолетом глянул на его выгнутый парапет, заслонявший вид на озеро.
Правда, в самом конце моста озеро все же виднелось, и притом очень хорошо — от берега до берега, во всем своем суровом великолепии, взволнованное, мрачное, серое. Его безжалостные волны грозили гибелью любому суденышку, оказавшемуся бы привязанным вблизи берега, и казалось, ничто не может поспорить в это утро с его разъяренной мощью.
Но действительно ли ничто? Конор притормозил, остановился и достал полевой бинокль, который всегда держал в бардачке. Наведя его на объект, находившийся между островом и северным берегом, Конор увидел лодку Денниса Ригана, которая, подпрыгивая на волнах, раскачивалась, как игрушечный кораблик в ванной, а рядом с ней в воде маячила голова Денниса.
Конор выругался. Парень что, совсем свихнулся? Выходить на лодке в такую погоду, да еще при таком увечье, когда ты не можешь ни править лодкой, ни забраться в нее без посторонней помощи! Конор положил бинокль и, выйдя из машины, принялся кричать и махать руками. Но ветер поглощал его голос, относя его звук в сторону. Поняв, что пловец не слышит его, Конор снова бросился к машине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});