Читать интересную книгу Бремя секретов - Аки Шимазаки

Полгода мы жили хорошо. Потом мама начала спрашивать: «Моя невестка, случайно, не беременна?» — таким же тоном, как если бы она интересовалась: «Она уже позавтракала?» Я старался не обращать на это внимания. Однако мама стала вмешиваться в нашу семейную жизнь и жаловаться на поведение моей жены. «Сатоко тебя не слушается! Она дерзит. Что за воспитание!» — говорила мама.

Прошло три года, а у нас по-прежнему не было детей. «Если у жены наследника старинного рода за три года не родилось ребенка, она должна покинуть семью», — напомнила мама о древнем обычае. Однажды она заявила моей жене: «Это все по вашей вине!» Отец предложил мне завести любовницу и прибавил: «Разводиться вовсе не обязательно». Я отказался. Сатоко больше не выдерживала давления со стороны моих родителей. «Давай уедем в другой город», — попросила она. Я понимал ее. Но не осмеливался признаться, что и мне хотелось того же. «Я наследник старинного рода, — сказал я. — Я не могу бросить свой дом и своих родителей». Тогда она решила уехать одна.

В последний день перед отъездом она высказала мне все, что накопилось на душе, — такого я от нее не ожидал: «Довольно с меня упреков твоей мамы. Она ведет себя так, будто она твоя жена. Она ревнует ко мне и будет ревновать тебя ко всякой женщине, которая выйдет за тебя замуж. Даже в ванной она не оставляет тебя в покое!» Я ответил: «Ты слишком многое берешь в голову! Мама любит меня слепой любовью, потому что я у нее единственный сын. Вот и все». — «Это не оправдание! — воскликнула Сатоко. — По правде говоря, от тебя я тоже устала. Не могу больше жить с большим ребенком. Все станут говорить, что наш брак не удался, потому что я бесплодна. Плевать я хотела на это!»

Наш развод огорчил Соно. Она никогда не видела мою жену, но зато слышала, как настоятель храма С. говорил о ней и о нашем браке. «Жаль, что так вышло, — сказала Соно. — Мне казалось, что с Сатоко тебе хорошо. Я даже думала, что она тебя спасет». Тогда я не понял, что она имела в виду. Мое первое впечатление оказалось ошибочным: у Сатоко был твердый и решительный характер. «Она обладала тем, чего тебе не хватало, — заметила Соно. — Ты слишком покорен воле родителей».

Спустя год после нашего развода Сатоко вышла замуж. Об этом мне рассказал господин Хорибе: его жена была знакома с Сатоко. А в начале этого года я узнал, что у Сатоко родился ребенок. Известие потрясло меня, и я понял: «Значит, это моя вина, что у нас не было детей!»

В тот день Япония официально объявила о своем выходе из Лиги Наций. На улицах люди повторяли услышанный по радио лозунг. Мои друзья и коллеги горячо спорили об этом историческом событии. Всех беспокоила судьба родины. Целиком поглощенный своим горем, я оставался безучастным.

Однако я, по крайней мере, принял решение уехать от родителей и жить один. Я сказал им, что у меня много работы и я должен переехать поближе к лаборатории. «Понимаю, — ответил отец. — В стране кризис. Необходимо делать все возможное, чтобы исправить положение. Ты работаешь ради нашего будущего. Возвращайся, когда найдешь себе новую жену. Вдруг это произойдет в следующем году». Мама прибавила: «Можно нанять тебе домработницу. Если хочешь, я провожу тебя». Я отказался: «Нет, не стоит. У меня слишком много работы. Мне нужно сосредоточиться, и я не хочу, чтобы меня отвлекали».

Вот уже четыре месяца я живу здесь, снимаю небольшой дом в полукилометре от лаборатории. Целыми днями я на работе и домой прихожу, только чтобы поспать и быстро перекусить. Иногда господин Хорибе приглашает меня к себе ужинать. Я ценю его гостеприимство, но теперь у меня пропало желание ходить к нему в гости. Господин Хорибе женат, у него четырехлетняя дочка по имени Юкико. Он часто про нее рассказывает. В то же время у меня нет никакого желания ужинать дома в одиночестве. По воскресеньям я ем в ресторане.

Признаться, сначала я был в отчаянии. Бродил по городу, чтобы убить время. Иногда заходил в бистро. Если какая-то из танцовщиц мне нравилась, я предлагал ей переспать со мной. Если она соглашалась, мы шли в гостиницу. Почти каждую неделю я менял женщин. И мне не нужно было беспокоиться, что они забеременеют. Но чем чаще я занимался любовью со случайными встречными, тем более опустошенным себя чувствовал. Однажды я переспал с проституткой. Когда я захотел поцеловать ее в глаза и в губы, она отвернулась и сказала: «Нет. Это может делать только мой друг». Ее слова повергли меня в полное отчаяние. С тех пор у меня не было женщин.

Мне хотелось встретить ту, которая бы нуждалась во мне и в которой я бы тоже нуждался. Хотелось засыпать, держа ее в объятьях, ощущать ее гладкую теплую кожу, гладить ее волосы, лицо, шею…

Я по-прежнему в отчаянии. Но я хочу совершить поступок, который поможет мне выйти из этого подавленного состояния, — как это сделала Сатоко. Закрываю глаза. И вижу ее лицо, лицо ее нынешнего мужа, ребенка. Все они радостно улыбаются. Я сожалею о том, что не сумел защитить ее перед своими родителями. И теперь могу только пожелать ей счастья.

* * *

Два часа дня. Нужно сходить за покупками. В будни я возвращаюсь домой только после десяти, когда все магазины уже закрыты.

Я одеваюсь. По радио звучит какая-то популярная песня. Потом передают новости. Сообщают о временном закрытии биржи из-за финансового кризиса в Америке. Затем о положении японской армии в Китае: после ожесточенного сражения японцам удалось пересечь китайскую границу. Видимо, Маньчжурия достанется Японии.

Вспоминается письмо Соно — то, в которое была вложена закладка. «Китай — это огромная страна. Я ехала по ней много дней. Все, что делают здесь японцы, напоминает попытку кошки укусить слона». Возможно, так оно и есть. Мне кажется, Япония взяла неверный курс, выбыв из Лиги Наций. Будущее страны меня пугает. Рано или поздно над нами разразится катастрофа: мы окажемся одни в войне против целого земного шара.

Выключаю радио и выхожу из дома, захватив с собой рюкзак. Иду в направлении торговых рядов, где я по воскресеньям покупаю продукты. На небе ни облачка. Делаю несколько глубоких вдохов. Воздух стал более влажным и теплым. Скоро лето. К началу осени Соно вернется в Камакуру.

Я сбавил шаг. Пожалуй, немного прогуляюсь, прежде чем идти в магазин. Я живу в хорошем квартале. Дома ухоженные, много деревьев. Смотрю на зеленые кроны. Заметив пару ласточек, которые вьют гнездо под крышей, останавливаюсь на мгновенье и наблюдаю за ними.

Постепенно дома становятся все более скромными. Сворачиваю в переулок, где никогда раньше не бывал. Вдоль тротуара высажены гортензии: они ждут дождя. Пройдя еще несколько метров, замечаю здание с крестом над дверью. Должно быть, христианская церковь. Вокруг деревянный забор. На листе пожелтевшей бумаги написано объявление: «Церковь ищет человека, который помог бы починить крышу. Отец С.». Имя священника не японское. Западное. «Интересно, как он попал в страну буддистов и синтоистов? Если начнется война, таким, как он, придется уехать».

Около церкви никого. Собравшись было идти дальше, вдруг слышу детские голоса. Шагаю вдоль забора, пока не оказываюсь на заднем дворе, где стоит еще одна постройка. Из нее выбегают несколько малышей. В саду они начинают кидать друг другу мяч. Следом выходит пожилая женщина в кимоно, в руках у нее корзина с овощами. Она идет к колодцу, что в дальнем углу сада, и набирает в ведро воду. Перевожу взгляд на крышу церкви: сломано несколько черепиц.

— Господин! — окликает меня из сада мальчик, указывая на резиновый мяч, перелетевший через изгородь. Я поднимаю с тротуара мяч и кидаю его за забор, мальчик ловко ловит.

— Спасибо! — говорит он.

Глядя на его доброе и открытое лицо, я думаю о ребенке, который мог бы родиться у нас с Сатоко. Теперь ему исполнилось бы четыре или пять лет, как этому мальчику.

— Вон то здание слева, это церковь, так ведь? — спрашиваю я его.

— Да.

— А справа?

— Это наш дом.

Он бежит снова играть в мяч. «Дом? Эти дети живут в церкви?» Странно.

Посмотрев искоса в мою сторону, женщина выпрямляется и подходит к изгороди, вытирая руки о фартук.

— Что вам угодно? — спрашивает она недоверчиво.

— Я шел мимо и заметил объявление, — отвечаю я, запинаясь и с трудом подыскивая слова.

На ее лице тут же появляется улыбка. У нее широкий разрез глаз и пухлые губы. Немного детским выражением лица она напомнила мне Соно.

— До вас приходило уже четверо, вы пятый, — говорит она.

— Пятый?

— Да. Все думают, что работа оплачивается.

— То есть?

— Здесь детский приют. У нас нет денег.

«Детский приют?» Я снова посмотрел на детей, которые играли в саду.

— В объявлении я прочел фамилию священника, она европейская, — говорю я. — Это он заведует приютом?

— Да. Тут живет десять детей.

— Десять? И как ему удается одному заботиться обо всех них?