ясно, зато появились в голове кое-какие подозрения. Глядя на это безобразие, именуемое скульптурой, Мехреньгин расстроился. Это же надо такое убожество назвать «Медным всадником»! Что с того, что покойник был знаменитым, купить его работу может только ненормальный. И пускай эта Белкина тут разливается соловьем, все равно обидно. Фальконе старался, работал и вот какую красоту сделал. А этот… набрал железяк на помойке, склепал кое-как, да еще назвал так же. И был бы жив скульптор, он бы этому Михайловскому в морду плюнул за такое дело. Или побил. А что, если… Фальконе давно нет на свете, но ведь памятник…
Мехреньгин вспомнил свой сон. Да, вот вам и мотив. Обиделся царь на такую свою копию, рассердился, а в гневе государь Петр Алексеевич был крут, это все знают.
— Валь, ты чего на этот металлолом уставился? — тихонько спросил Жека.
— Да вот, — ответил капитан Мехреньгин, — теперь знаю, отчего у потерпевшего руки были как у автослесаря. Работал человек с металлом.
— Господа, у вас ко мне все? — напомнила о себе хозяйка галереи. — А то мне работать надо.
— Ага, — Мехреньгин бросил взгляд на осколки стекла на полу, и глаза его блеснули под очками.
— Значит, Татьяна Дмитриевна, я вас очень прошу. Эти ваши показания нужно зафиксировать у следователя под протокол. Конечно, он вызовет вас повесткой, но пока то да се, пройдет много времени, а время нам очень дорого, так что не могли бы вы это сделать прямо сейчас, а то потом следователя может не быть, уедет на следственный эксперимент или еще куда-то…
— Ну, хорошо… — нехотя ответила владелица галереи, — мой долг — помочь полиции в раскрытии убийства. Мы хоть и были в разводе, но все же прожили с Германом до этого пять лет, и я… Хорошо, к кому мне прийти?
— К следователю Крачкину, — сказал Мехреньгин, — я ему сейчас позвоню. Всего вам доброго, примите наши соболезнования.
— Ты что, Валентин, — зашипел Жека, когда они вышли из галереи, — Крачкин же в отпуске. И когда это было, чтобы сразу к следователю идти? Он сам пока дело оформит, пока всех свидетелей допросит…
— Знаю, — отмахнулся Мехреньгин, — главное — ее сейчас из галереи убрать.
— Сегодня Толька Долдонов дежурит, он ее хоть час на входе продержит, только предупредить нужно, — надо отдать Жеке должное, он многое схватывал на лету.
Отойдя на несколько метров от входа, Мехреньгин утянул своего приметного двухметрового напарника в небольшое кафе. Капитаны уселись перед окном и заказали по чашке кофе с миндальным коржиком, больше есть было нечего. Жека мигом умял свою и чужую порцию и отправился выпрашивать еще что-то у девушки за стойкой, как будто и не обедал час назад.
У Мехреньгина аппетита не было, он боялся пропустить объект. Вот наконец открылась дверь галереи и выпустила Татьяну Дмитриевну Белкину. Она посмотрела на часы и скорым шагом деловой женщины пошла в сторону Гороховой к отделению полиции.
— Пора, Жека! — крикнул Мехреньгин.
— Да погоди ты! — отмахнулся напарник.
«Может, так и лучше», — подумал Мехреньгин и пошел один.
Дверь он открыл тихонько, чтобы колокольчик не звякнул. В галерее было тихо, только откуда-то издалека слышался мелодичный звон.
Мехреньгин пошел на эти звуки и увидел девушку, которая заметала осколки стеклянной вазы, разбитой утром. Теперь ее никак нельзя было назвать небесным созданием. Золотистые волосы растрепались и висели некрасивыми прядями, голубые глаза были наполнены слезами. Девушка кусала губы и всхлипывала, стараясь слезы удержать, но получалось это плохо.
— Лиза! — тихонько позвал Мехреньгин, чтобы не испугать, а то еще порежется.
— Кто тут? — Она бросила веник и совок, осколки тут же разлетелись по полу.
— Это снова я, капитан Мехреньгин, это река такая на Севере — Мехреньга, — капитан осторожно ступал по полу. Битое стекло хрустело под ногами.
Лиза внезапно закрыла лицо руками и зарыдала в голос.
— Ну-ну, — капитан аккуратно повел ее прочь от опасного места, — ну-ну, что уж теперь плакать, слезами горю не поможешь… — Он ловко подсунул Лизе довольно чистый носовой платок.
— Понимаете, — Лиза вытерла лицо и посмотрела на Мехреньгина чистыми голубыми глазами, — понимаете… он такой хороший… был… такой талантливый… — аккуратный носик сморщился, и пухлые губки задрожали.
— Ну-ну… давно вы знакомы с… Германом Михайловским?
— Почти четыре месяца, как сюда на работу устроилась. Он пришел, принес свою композицию, мы разговорились, потом он снова пришел, потом пригласил меня кофе выпить…
— Ну, ясно. Значит, у вас был роман. А хозяйка об этом знала?
— Нет, у них хорошие отношения были, только Герман сказал, чтобы она ничего не знала, потому что тогда увольняться мне нужно, а работу сейчас трудно найти. А потом он говорит — подожди, может, вообще работать не придется.
— Замуж вас звал?
— Не то чтобы сразу… какие-то у него были дела, вот, говорил, разберусь — и все тебе скажу. И все у нас будет хорошо. А теперь…
— Значит, про ваши отношения Белкина не знала?
— Нет, она сегодня только говорила, что уволит меня, неумеху такую, и за вазу вычтет…
— Знаете что, Лиза, идите-ка вы домой. Закройте галерею, да и идите. Что вы тут мучаетесь.
Они вместе заперли дверь и включили сигнализацию. Лиза слабо улыбнулась Мехреньгину на прощание и пошла к остановке маршрутки. Носовой платок она не вернула.
По дороге в родное отделение капитан Мехреньгин позвонил знакомому из экономического отдела и задал ему несколько вопросов, получив на них конкретные ответы. Мехреньгин покачал головой. Все равно чего-то не хватало, пока картинка не складывалась.
Тут его телефон негодующе зазвонил. Обозначился номер Сырникова.
— Ну что, — спросил его Мехреньгин, — разрулил все в школе?
— Разрулил, разрулил! Вообще, не обо мне речь. Ты, Мехреньгин, вообще, где пропадаешь?
— Работаю, между прочим.
— Бросай все, срочно возвращайся в отделение, если неприятностей не хочешь!
— А в чем дело-то?
— Ты что, забыл, какой сегодня день?
— Да нет, помню…
— Так вот, полковник приехал, сейчас поздравлять его будем. Сам знаешь — присутствие обязательно!
Мехреньгин тяжело вздохнул и ускорил шаг.
В отделении царила праздничная суета и оживление. Даже Костя Сушкин из техотдела, знаменитый своей вечно растрепанной шевелюрой, умудрился как-то уложить свои непослушные волосы. Сотрудники женского пола, аккуратно причесанные и нарядные, сновали взад и вперед, о чем-то перешептываясь, по дороге замирая перед большим зеркалом, чтобы навести последний лоск на свою внешность.
Возле вахты к Мехреньгину подскочила раздраженная Белкина.
— Что это такое! — проговорила она возмущенно. — Вы мне сказали, что меня вызывает следователь Крачкин, я уже сорок минут пытаюсь выяснить, где он, а мне никто ничего толком не говорит! Отсылают один к другому, один