Читать интересную книгу Утоли моя печали - Лев Копелев

А потом наступили Советы, ну, значит, наши пришли. Но я почти Год хозяйничал еще и после войны до самой осени. Назывался Никола Николеску. Правда, бояре советовали, чтоб я тикал, обещали пристроить у своих знакомых в Австрии или даже в Италии. Но я все не хотел уезжать от своих машин, от дома, от мастерской, от магазина - от жадности в зобу дыханье сперло. Дурной был фраер. В Румынии все осталось вроде по-своему - и король, и полиция, и частная торговля. И я понадеялся, что наши будут уважать, как обещали. Я и для них, советских, разные товары перевозил, машины им ремонтировал. Но только сам больше в стороне, так, чтобы только шофера и механики с ними дело имели. И все же нарвался. Один старший лейтенант привел ремонтировать трофейный "оппель". И такой показался простяга симпатичный. Поговорили, выпили. Я старался балакать вроде не по-русски, язык ломал. Он спрашивает: "Откуда вы сами?" Я говорю: молдаванин. Он был такой белявый, курносый, ну чистый, как у нас говорят, кацап. Я иначе и не думал. А он тут возьми и спроси что-то по-молдавански. Ну а я ни бе ни ме, "ну-шти" не понимаю. Он вроде посмеялся. А через два дня другой лейтенант привел ремонтировать, тоже "оппель-капитан". Принес водку, выпили, потом позвал меня показать грузовик-трехтонку. Говорит: капитальный ремонт нужен. Совсем не ходит. Встал недалеко в центре, на бульваре. Я сначала не хотел идти, но потом стал думать: чего бояться посреди Бухареста, кругом румыны, полиция румынская, обратно же бояры меня знают, я у них компаньон... Пошел, дурак. И уже не вернулся. Толкнули в подъезд. Стукнули раза так, что я и крикнуть не успел. И сунули в "студебеккер"... А там уже известно что десять лет и пять по рогам...

Три года прошло - не могу добиться, где жена, где дети. Чи осталось им хоть что-нибудь от моих миллионов.

* * *

Анатолий М. работал техником-монтажником. Работал добросовестно, толково, но "пупа не надрывал".

- Пусть упирается рогами, кто на досрочное надеется. Тот и жилы из себя тянет. А я уже битый фраер. Прошел университет в плену, а на Воркуте академию. Уже точно знаю: чем больше надеешься, тем больнее потом, опять носом в говно. Есть золотое правило: не лезь в первые, не оставайся последним. Потому что спереди бьют в лоб, а сзади пинают в крестец. Спокойнее всего посередине. Потому и называется - золотая середина.

Он и внешне был - старался быть - неприметным. Ни с кем первым не заговаривал, в камере держался особняком, не участвовал в обсуждении параш, а читал, штопал или дремал, натянув наушники...

Оживился он лишь весной, когда на прогулочном дворе устроили волейбольную площадку. Завхоз достал мяч, и начались игры. Анатолий стал капитаном команды "Железная воля". Играл он хорошо, но его команда всегда проигрывала бесспорному чемпиону - команде "Соколы", ее неистово азартным капитаном был инженер Александр К. - высокий круглолицый "красюк", атлет. Коренной москвич, сын, внук и даже, кажется, правнук инженера, он закончил институт весной 41-го года. В первый же день войны стал проситься на фронт, и дядя-генерал помог, чтобы его отправили без волокиты. В августе под Вязьмой он попал в окружение и в плен. Дважды бежал, едва не погиб от голода. И, наконец, стал власовцем. Был командиром взвода связи на берегу Ламанша. Летом 44-го года попал в плен к американцам. Негр-конвоир ударил его прикладом. Он обозлился, бежал, пристал к какой-то немецкой части и воевал еще несколько дней. Потом скрывался у французских крестьян как военнопленный, бежавший от немцев... Он уехал на Восток с первым эшелоном репатриантов. К тому времени он уже знал, что дядя достиг весьма высоких постов. В фильтрационном лагере пытался "качать права", требовал скорейшей отправки в Москву. Но отвезли его в тюрьму, а следователь вежливо объяснил, что он подлежит суду за измену Родине и должен стыдиться, так как опозорил славное имя своего древнего рода... Столбовое дворянство, которым гордилась бабушка, но не любили вспоминать родители, снова оказывалось достоинством. Мать на свидании сказала ему, что дядя очень сердит, кричал, что готов расстрелять изменника собственной рукой, но все же обещал содействовать, чтобы тот искупал позорную вину в возможно лучших условиях.

Александра осудили на десять лет и прямо из Бутырок привезли на шарашку. (Одаренный инженер-изобретатель, он был одним из досрочно освобожденных в 1951 году; в последующее время избегал встреч с бывшими товарищами по заключению. Жестоко пил. Рано умер.)

Он тщательно подобрал свою волейбольную команду и строго ее муштровал. Во время игры он распоряжался истово, сосредоточенно, как на поле боя. "Соколы" обычно побеждали, и тогда он снисходительно улыбался, - иначе быть не могло. Но любой проигрыш, даже упущенный мяч, мог вызвать у него приступ ярости: он бледнел, глаза стекленели, рот судорожно подергивался. Казалось, он готов смертельно возненавидеть незадачливого игрока, способен избить, убить. Если же он сам промахивался, то либо погружался в сумрачное отчаяние, либо еще злее цукал других.

Анатолий играл не менее увлеченно, но совсем в ином стиле. Название "Железная воля" придумали остряки, потому что его команда продолжала существовать, хотя чаще всего проигрывала и состав то и дело менялся. Анатолий принимал всех желающих. Несколько раз играли с ним и Панин, и Солженицын, и я. Наш капитан играл азартно, легко, весело, без злости. И так же тренировал нас. Панину он объяснял, что тот играет красиво, смело, но... слишком сильно бьет по мячу, не заботясь, куда тот полетит... Солженицына просил не суетиться на площадке, не командовать вместо капитана и не перехватывать мяч у партнера из опасения, что тот может зевнуть. А мне он говорил укоризненно: "Ты же прирожденный волейболист - рост, удар, прыжок... Но реакции у тебя очень замедленные. Ты все отстаешь на полфазы: машешь руками, когда мяч уже сзади..."

Из команды я выбыл бесславно. Но с капитаном мы остались добрыми приятелями.

Анатолий - москвич, сын рабочего, ставшего мастером, начальником пролета; кончил десятилетку в 1940 году, хотел стать радиоинженером; был активным комсомольцем, секретарем курсовой организации, физкультурничал бегал, прыгал, участвовал в городских спартакиадах. В июне 1941 года он поехал на каникулы к сестре в Гродно, там работал ее муж, строитель.

- На новой границе тогда только начали укрепления строить. Шурин инженер, все там пропадал. Я, как приехал, его и повидать не успел. На третью ночь проснулись от пальбы, грохота... Война! Сестра с детьми успела уехать. Семьи наших командиров сразу же увезли на грузовиках. А я побежал искать военкомат или горком комсомола. Хотел, конечно, добровольцем, сразу в бой... Но там уже везде паниковали, никто ничего не знал, не понимал. Собрали кучу таких, как я, послали копать противотанковые рвы, окопы. Мы еще шли, а немцы уже в город ворвались. Так что я и оружия никакого, кроме лопаты, не держал.

Анатолия увезли с военнопленными на Запад. Он попал в Бельгию; работал сперва в шахте, под землей, потом слесарем, электриком. Бельгийские рабочие сочувствовали пленным красноармейцам, приносили еду, сигареты.

Анатолий в институте учил английский, помнил кое-что из школьных уроков немецкого. Подружившись с бельгийцами, вскоре начал говорить и писать по-французски. Солдаты, охранявшие военнопленных, - немолодые запасники, - бывало, грубо покрикивали, могли пнуть прикладом, но почти не мешали им разговаривать и торговать с бельгийцами. Умельцы выделывали из проволоки, из кусочков угля, осколков стекла и щепок замысловатые безделки, елочные игрушки, настенные украшения. Даже иные конвоиры выменивали их на табак, на консервы. Анатолий рисовал "портреты" с натуры. Начальник конвоя, пожилой астматический обер-лейтенант, остался доволен своим изображением, заплатил за него несколькими пачками сигарет и бутылкой пива.

Бельгийские друзья помогли Анатолию бежать на грузовике, перевозившем товары местному лавочнику. Он уехал в Брюссель, где его уже ожидал брат одного из новых друзей - владелец небольшого магазина-мастерской, в которой чинились электрические чайники, утюги, плитки и радиоприемники.

Мастерская, магазин и квартира хозяина занимали небольшой дом на тихой улице. До войны работали еще два подмастерья. Но их призвали в армию и потом увезли в Германию военнопленными. Друзья хозяина достали Анатолию документы бельгийского юноши, умершего от язвы желудка. И он работал, не прячась, устроил нарядную витрину, сам нарисовал вывеску, придумывал замысловатые украшения для приборов; с помощью куска линолеума, валика и самодельных красок изготовлял смешные рекламные листовки, которые вывешивал на других улицах... Хозяин, его жена и две дочери - старшая кончала гимназию - полюбили толкового и веселого работника. Через два года он женился на Сесиль, и тесть торжественно объявил его своим компаньоном.

Подруги и одноклассники жены познакомили Анатолия с подпольщиками Сопротивления. Он сделал для них два радиопередатчика и шапирограф, чтобы печатать листовки. Когда началось отступление немцев, он вместе с новыми товарищами разоружал арьергардные команды поджигателей и подрывников саперов, минировавших некоторые здания, дороги и мосты. Отряд, в котором был Анатолий, захватил большой склад немецкого батальона связи. И он пригнал в подарок тестю грузовик, наполненный радиоаппаратурой, приборами, инструментом.