раз я замирала перед витриной не меньше, чем на минуту, а Кит спрашивал, хочу ли я что-то. А в итоге я выбрала наряд, который и вправду носили те, кого Кит назвал «хиппи». Я хихикала и хлопала в ладоши, глядя на себя, и мне казалось, будто я участвую в диковинном маскараде, до того непривычно было на себя такую смотреть. Мы купили юбку по щиколотку, майку, которую я завязала на талии и ещё одну майку, которую пришлось надеть под ту. Ещё мне пришлось купить тёплую безразмерную кофту, потому что обычные люди сейчас мёрзли, и кучу цветных бус, которые смешно звенели. Я даже завязала на голове милый красный платок и решила впервые за семьдесят лет накраситься.
Я так этим наслаждалась, что не сразу поняла, зачем Кит привёл меня в магазин, где одежды не было.
- Это библиотека?
- Это книжный, - ответил он, не отрывая от меня глаз.
Он наконец отпускает мои руки, чтобы нырнуть под юбку, которая теперь не кажется такой уж короткой. За какую-то секунду он меняется.
Замирает. Долго целует. Нежно гладит кончиками пальцев скулу, а потом губы. Касается меня. Если бы он вовремя не зажал мне рот рукой, мой стон слышал бы весь бар, а я только смеюсь, потому что это разве что смешно, но никак не страшно. Он делает несколько движений пальцами, а я уже понимаю, что часа мне будет мало, что я слишком долго его ждала. Он был моим так мало, какие-то часы, примерно столько же, сколько мы провели порознь. А вся моя пустая жизнь куда? Она же прошла без него… Без этих глаз, губ, волос и улыбки, которой было так катастрофически мало в эти дни.
Его губы мягко касаются шеи, и мурашки по моему телу уже не пробегают, они просто взбесились от избытка чувств. Я оказалась где-то на его руках или на небесах.. Где-то, где мне уже не доступно облечь действия в слова . Я жмурюсь, как от солнца, и прижимаюсь щекой к его шее, чтобы сделать хоть один вдох ненаполненный им, потому что нужен мне воздух или нет, но голова кружится по-настоящему.
Оставьте мне этот момент, а завтра я умру. Стану пеной, или чем там становятся русалки? Неужели в мой последний вечер, я, грешница, буду так счастлива?
Я торопливо расстегиваю его чёрную рубашку, джинсы и сама его целую, потому что он будто боится, что всё пойдёт не так, и странно медлит.
- Что? - выдыхаю я.
- Я так…
Он молчит и снова сходит с ума, на этот раз навсегда, кажется.
Я снова оказываюсь за ним, под ним, с ним, и он везде, точно заслонил мир и превратился в опутавшие меня верёвки, молекулы и в саму жизнь, которая иронично закончится вместе с его растаявшей на берегу тенью, пока он будет терять остатки разума, сидя на песке.
А сейчас он снова стискивает меня так, точно может залезть под кожу, в вены и биться в моём сердце, пока оно ещё живо.
Он прижимает меня к кафельной стенке. Прижимается лбом к моему лбу. Выдыхает что-то невесомое и бессловесное в воздух и делает движение вперёд, так, что я шумно выдыхаю. А вслед за новым движением я чуть не плачу от осознания, как велик и огромен мир, открывшийся в одну секунду, и он шире… опиума. Моего единственного спасения от всего. Он - Кит.
Кит падает на колени, так что я сама оказываюсь практически на полу, его ноги будто подогнулись оттого, что происходило. И я выгнулась, потому что теперь у меня была опора, и потерялась в его резких движениях. Он точно доказывает мне, как ненавидит меня за то, что теряет.
Я добралась до того места, где, как говорят, «рассыпаются над головой звёзды», и… повисла на его плече, позволяя дальше делать со мной всё, что захочет, потому что я нема и мертва перед ним, как верная и нерадивая слуга.
22.30 И мы сидим обнажённые, обнявшись на полу - холодном и неуютном.
- Как ты думаешь? Сколько у нас ещё времени? - шепчет он.
- Очень мало, - отвечаю я. - Вся моя жизнь.
- Не говори так. Поцелуй меня.
И я его целую, чувствуя привкус крови на губах, потому что они искусаны в кровь, мои или его, чьи-то. На кончике его языка будто тоже кровь. Он касается моего, и я понимаю, что это я укусила его за нижнюю губу.
- Прости, - я целую в это место, целую нос, закрытые глаза, щёки, ерошу волосы и спускаюсь до шеи.
- За что? - он посмеивается. Ловит меня, мечущуюся, сжимает мою голову обеими руками почти до боли. - За что?..
Я понимаю, что второй вопрос уже не требует ответа.
- Видимо, я нужна тебе, - отвечаю я, выпутываясь из его рук и целуя их, а он снова тянется ко мне, теперь к волосам, растрёпанным прядям.
- Нужна… Нужна, - соглашается он. - Идём.
Он встаёт, застёгивает джинсы и оправляет на мне платье. Я чувствую себя обманутой, у меня был час.
Идём же.
22.35 Мы бежим по мокрой мостовой с непокрытыми головами, с мокрыми волосами и мокрой одеждой. Шикаем друг на друга, призывая к тишине, потому что за мостом патрульная машина и оттуда на нас сонно смотрят два офицера, лениво попивая что-то горячее из бумажных стаканчиков. А потом целуемся у офицеров на виду, Кит прижимает меня спиной к перилам, я немыслимо изгибаюсь и хохочу, а он, зная, что на нас смотрят, пошло проводит по моей шее языком и тоже смеётся. Интересно, если они заберут нас, остановит ли это наш час? Будем ли мы сидеть рядом и смеяться над тем, как глупо всё обернулось?
22.37 И мы сели под дерево в центральном парке города Р., и оно почти нас спасает, но всё равно холодно и сыро. А мы целуемся, и я уже лежу на траве. Мне дождь кажется тёплым, а Кита сотрясают судороги, он замёрз. Но мы целуемся, и он шепчет мне сквозь шум дождя: «Как я люблю тебя! Как ты нужна мне! Какая ты ненормальная, какая странная. Ты для меня…»
- Мы не можем, - всё-таки первой отозвалась Карен. - Мы решили попрощаться со всем этим. Теперь мы только служительницы этого озера и подданные Джин. Всё. А девочки… у них